Запад-36 (СИ)

Литовцы и русские принялись готовиться к неизбежному боевому столкновению, но каждый по — своему. Литовцы активно привлекали к работам мирное население города: затаскивались на крепостные стены камни, предназначенные для метания во врагов, поднимались котлы с кипящей смолой, что должна, по замыслам кунигаса, пролиться на головы захватчиков. Русские же устанавливали на позиции тяжёлую осадную артиллерию, скапливали в отдельных точках местности свои полки с авангардными штурмовыми подразделениями.
Наконец, грянул гром пушечных раскатов, сопровождаемый свистящим ливнем стрел и болтов. Ядра осадных единорогов насквозь прошивали проезжую башню детинца, её балки разламывались и рассыпались, башня стала заваливаться прямо на глазах. Если дружинники кунигаса уже имели возможность наблюдать и даже почувствовать на собственной шкуре действие русской артиллерии, то для простых ополченцев она стала самым настоящим откровением, ужасным и страшным откровением. Хоть жители городка уже и были наслышаны о русских пушках, и даже получили соответствующие инструкции как себя вести под огнём порождений Перунаса, но эти их знания, с приливом обуявшего всех защитников панического ужаса, бестолку потонули втуне. Шумно обрушившаяся башня мигом согнала со стен детинца последних смельчаков, оголив и разрушив всю и без того хлипкую систему обороны города.
Штурмовые колонны, напичканные до отказа огнестрелом, под редкие хлопки ружей, одна за другой входили в словно обезлюдевший замок, практически не встречая на своём пути никакого серьёзного сопротивления. Прямо на обрушенные брёвна башни выстилались доски по которым, на верёвках, катили трёхфунтовые пушки. Литовская конница рискнувшая атаковать вторгшиеся в замок войска сейчас мчалась в обратном направлении. Одичавшие от ружейных залпов кони волочили по мостовым зацепившиеся за стремена трупы или опрокинувшихся навзничь в сёдлах полуживых дружинников.
А в городе уже начали собирать полон. Отделения пехотинцев врывались в прячущиеся за частоколами дома. Выгоняли на улицы женщин, сжимающих в руках громко плачущих детей. Вслед за ними из домов выкидывали сундуки с одеждой, продукты в бочках и горшках. Рискнувшие оказать сопротивление замертво падали под мечами, роняя дубины, копья и ножи на землю.
Запуганных женщин, мужиков, девушек, парней и детей сгоняли в толпы, их окружали гарцующие на конях ратьеры и гнали несчастных пленников к воротам и дальше к реке. Там, у вбитых в берег ряжей, уже стояли, кренясь на волнах, огромные дощаники. Людей ожидало рабство. Лодейщики набранные из городских ополченцев, посошной рати и отрядов ГОПа глумились над полоняниками, размахивая плетьми, и мысленно подсчитывали свои барыши. Ведь все полоняники с этого дощаника будут бесплатно розданы в вотчины минским и полоцким боярам. Но опять же, полоняники разные, ведь боярину можно и худую девку всучить, а можно здорового крепкого холопа за малую мзду подсунуть…
Вскоре мне доложили, что во второй половине дня Бержанис был взят в ходе скоротечного штурма. А уже днём следующего дня в лагерь стали прибывать первые повозки с провиантом и стада животных, предназначенных на заклание. Таким не хитрым способом регулярно пополнялись наши продовольственные запасы. Сюда же, к причалам, стали приходить огромные колонны литовцев, конвоируемых под охраной. Отдельные партии полоняников, потенциально склонных к побегу, грузились в трюмы дощаников, семьи с малолетними детьми отправлялись вдоль берега реки в пешем порядке.
В захваченном городе разместился сороковой батальон четырнадцатого Минского полка. Задачи перед этим контингентом были поставлены стандартные для таких случаев — взять под контроль округу и продолжить выводить полоняников в земли Смоленской Руси. Следующим этапом должно стать заселение этих мест русскими колонистами, в первую очередь семьями городских ополченцев Минской и Полоцкой областей. Также, в ограниченном масштабе, предполагалось привлечь запасников состоящих в «посошной рати». В первую очередь из этих категорий поселенцев планировалось организовать в этом пограничье нечто вроде хорошо вооружённой ландмилиции.
 
Далеко не до всех литовских городков можно было добраться по руслам рек. Некоторые из них прятались в лесной глуши, поэтому, бросая галеры, приходилось в буквальном смысле прорубаться по суше, орудуя в окружении непролазных бурьянов бердышами и топорами. Густые заросли на пути войск то и дело отягощались непроходимыми рвами, оврагами и топкими болотами. Для преодоления этих природных препятствий сооружались мосты и прокладывались гати. Дневные переходы воеводы старались рассчитать таким образом, чтобы ставать на ночь лагерем в захваченных деревнях.
Во время этих вылазок русским воинам приходилось противостоять не только суровой местной природе, но и не менее суровым обитателям этих мест. Хотя их организованное сопротивление и было сломлено ещё в Гродненских землях, но разрозненные отряды, используя партизанскую тактику, серьёзно досаждали. Передовые разъезды перманентно натыкались на «партизанские» отряды, состоящие из бортников, охотников и прочих промысловиков. Они с диким звериным рыком выскакивали из лесных засад, устраивая, скорее не своему противнику в нашем лице, а самим себе безумные кровавые феерии. Бросавшиеся вперёд литовцы буквально на каждом шагу дистанции теряли десятки людей, остававшихся лежать на земле утыканные стрелами и болтами. Дальше их встречали мертвящие жала строя пик, до рукопашных рубок дело доходило не часто.
Ничто не могло помочь литовцам выстоять, столкнувшись лицом к лицу с русскими полками: ни их звериная сила, ни доблесть, ни дикая ярость. Литовцы неизменно оказывались биты, вынужденно спасаясь бегством и прячась в своих болотах и дебрях. Как известно сила силу ломит, и русская мощь вчистую перебарывала литовскую. Не в последнюю очередь благодаря техническому превосходству в плане вооружений, а также лучшей тактической выучки и дисциплине пехотинцев. Нельзя забывать, сбрасывая со счетов, много лучшую, чем у противника, полководческую грамотность и таланты моих воевод. В этом я видел немалую собственную заслугу, очень много полезных идей военноначальники почерпнули у меня.
Так, дойдя до места впадения в Неман текущий с юго — востока реки Нярис (Вилия), кстати говоря, в будущем здесь будет расположен город Каунас, мы переправились в русло Няриса, начав двигаться вверх по его течению. Таким образом, мы замыкали кольцо окружения огромного куска литовской территории. Здесь нам предстояло выдержать очередное испытание. Практически обезлюдевший, спешно покинутый дружинами Миндовга город Кернаве, расположенный на берегу Няриса был взят сходу, а вот со следующим городом — Бражуле, пришлось повозиться. Он стоял поодаль от реки, километрах в двадцати от берега и там, по данным разведки, скопились значительные, ещё, по всей видимости, непуганые силы противника. Делать нечего, пришлось всей судовой ратью выбираться на берег. Эти сборные силы, возглавляемые дикими лесными литовскими князьками, необходимо было ликвидировать как можно скорее, не затягивая с этим делом. Так как выше по течению располагался Виленский замок Довспрунга — родича Миндовга, где литовец, скорее всего и сам скрывался с остатками своего войска.
А тут, как назло, не успели мы пройти и пяти километров, налетел порывистый ветер, и разверзлись хляби небесные. Ратьеры накинули на головы капюшоны, целиком закутавшись в кожаные плащи. Пехотинцам приходилось стоически переносить непогоду. Кожаные куртки встречались в основном в ветеранских смоленских полках, где даже рядовые стали регулярно получать жалование, да и прошлогодние «боевые» были ими спущены не только в кабаках.
 
Ливень мгновенно превратил грунтовую дорогу в грязевую трясину. Конфискованные у местных телеги наравне с нашими пушечными лафетами то и дело застревали, колёса проваливались в наполненную водой колею. Так, черепашьим ходом, добрели до ближайшей поляны с деревушкой, где и остановились пережидать непогоду. К вечеру ветер и дождь стихли, но небо было по — прежнему обложено тучами. Когда немного подсохло стали разжигать костры, разбивались палатки. Над огнём развешивалась для сушки сырая одежда.