Испеки мне убийство
Но она недооценила деревню. Карабинер ехидно ухмыльнулся:
– То есть ваша бурная ссора в магазине не причем? Почему вы решили не упоминать, что у вас с жертвой произошла стычка в тот же день, когда его нашли мертвым в фонтане? Вместо этого вы заявили, что не знали его.
– Потому что я его правда не знала! Я видела его только раз, я даже не знала его имени! Если бы вы спросили, встречалась ли я с ним, ответ был бы другим.
– То есть это проблема формулировки. – Усмехнулся карабинер. – Расскажите. зачем вы пошли в верхнюю часть деревни к фонтану поздним вечером. Надеюсь я правильно задал вопрос?
Алессия покраснела. – Я гуляла. У меня был не очень удачный день и мне захотелось подышать воздухом перед сном, чтобы успокоиться.
– Как интересно. Вы часто совершаете вечерние прогулки в одиночестве?
Алессия нахмурилась. Она не могла понять, к чему клонит офицер, но ясно, что не к добру.
– К сожалению я живу одна. Некому составить мне компанию. – У нее было подозрение, что это не к добру.
– И вы всегда поднимаетесь на гору?
– Нет…
– Именно в этот день вам захотелось пройти той дорогой?
– К чему такие вопросы? Да, именно в этот день. Я… хотела пройти там, где никого не встречу.
– Вы договорились о встрече с Пьетро Берлини?
– Что? С кем? Нет! Конечно, нет! Я же сказала, что даже не знала его имени.
– И не помнили, что встречались с ним в тот день.
– Но я… не подумала…
– А нужно было подумать. Вы понимаете, что у вас единственной есть мотив? Кондитерская – ваше средство существования. А Пьетро Берлини обвинил вас в воровстве. Он претендовал на это помещение и вы могли остаться без работы.
– Это не правда!
– Даже если он не имел права на магазин, его обвинения отпугнули покупателей. Вы потеряете доходы.
– Потому что он местный, а я чужая? Даже если моя выпечка всем нравится?
Карабинер вздохнул. – Получается, что так. Насколько сильно вы на него обиделись? Настолько, чтобы ударить камнем по голове?
Голос упал. – Но я не… Вы меня… арестуете?
– Нет. У нас нет улик. Пока. Но вам придется оставаться в деревне и никуда не уезжать.
– Я… – Алессия не представляла, что сказать. Да что же такое происходит с ее жизнью? Неужели все может перевернуться с ног на голову за один день? – Надеюсь, вы не собираетесь обвинить меня еще в смерти синьоры Раваллино? Да я бы в жизни не сдвинула ту каменюку!
– Ну, во-первых оказалось, что погибла вовсе не синьора Раваллино, а синьорина Кристина Маньяни, помощница синьора Раваллино. Его жена отправила Кристину с поручением и разрешила взять свою машину, так как автомобиль жертвы был в ремонте. Вы с ней знакомы?
– Никогда не слышала.
– Вы уверены?
Алессия покраснела. – Уверена!
– Скажите, синьорина, вам не кажется странным, что именно вы нашли оба тела?
* * *
Алессия шла, опустив глаза, чтобы не встречаться взглядом с людьми. Казалось, шепот «воровка», «не только воровка, а еще и убийца» вот-вот послышится со всех сторон,
Крик чайки раздался так неожиданно, что Алессия вздрогнула и подняла глаза, хотя только что не собиралась этого делать.
Белая птица искрилась в лучах солнца, поднимаясь все выше, пока не начала описывать круги над желтым домиком на горном отроге высоко над деревней. И тогда Алессия поняла, что нужно делать.
Глава 4.
Синьора Николетта Денизи стала одной из жертв нечестных риэлтеров, когда за бесценок продала свой домик, слишком большой для одинокой женщины после смерти матери, и очутилась в уродливом панельном доме на окраине.
До той встречи в горах она никогда не общалась близко с «маэстрой», как уважительно звали все, от мала до велика, Пенелопу Авильянези, ведь она учила их всех, а потом их детей и даже внуков. А серую мышку Николетту Денизи почти не замечали. Их разделяли двадцать лет, да и жили они в разных деревнях, которые соединяла единственная горная тропа. Сблизившись при расследовании убийства ведьмы… о, ну конечно же ведьм не бывает! – две учительницы на пенсии неожиданно подружились и решили жить вместе.
Николетта творила настоящие чудеса с цветами и травами, а вот готовить не умела совершенно. Итальянка, которая не может пасту сварить – редчайший случай! Но у Николетты спагетти умудрялись пригореть, вода выкипеть, а кастрюля прийти в непригодность. А что сделаешь, если попалась такая интересная книга, что не оторваться, как тут вспомнить о кастрюле на плите! Зато маэстра готовила божественно.
Неожиданно жизнь Николетты изменилась. Ее запомнили и даже полюбили. Она заваривала для всей деревни свои травы, продавала особенные чаи на рождественских рынках, но главное – она больше не была серой мышкой и даже… Ох, неловко об этом говорить, в ее-то возрасте! В общем… впервые Николетта влюбилась. Да не в кого попало, а в статного бравого марешаллоа карабинеров Брандолини, а тот – совершенно непонятная история – ответил взаимностью. Рано говорить о будущем, не молодежь же, но Бани Брандолини все увереннее входил в ее жизнь.
Но уважали двух пожилых синьор не только за травы, кулинарию и учительство. За несколько лет они умудрились раскрыть несколько убийств, и если в первом случае им помогали друзья, то дальше это была исключительно их заслуга.
– Это не синьора Раваллино. За рулем была Кристина Маньяни.
В свои девяносто лет Пенелопа почти не выходила из дома на вершине горы, но категорически отказывалась переехать пониже. Три года назад она освоила планшет и начала делать потрясающие фотографии, выкладывать их в сеть и обрела популярность далеко за пределами своей деревни. А новости… для этого есть телефон, да и кто откажется забежать в гости на тыквенный или смородиновый пирог маэстры Пенелопы!
Вот и сейчас она узнала все раньше подруги.
Николетта вздохнула с облегчением, прежде чем поняла, что другая женщина тоже погибла.
– По-видимому,– продолжала Пенелопа,– синьора Раваллино попросила Кристину поехать в Потенцу вместо нее и воспользоваться ее машиной. Вот почему сначала решили, что это она.
– Кристина была слишком молода, чтобы умереть… какая трагедия!
– Интересно, синьора Раваллино почувствует себя виноватой или благодарной за то, что она жива.
– Скорее всего, и то, и другое.
– Я так не думаю, она не из тех, кто чувствует себя виноватой из-за подчиненного. Это лишь подтвердит ее собственное высокое мнение о себе: даже камни не смеют ее раздражать.
Солнечные лучи пробивались сквозь кружевную занавеску, вспыхивали бликами на кожице цуккини так, что они казались сбрызнутыми утренней росой. Пенелопа превращала овощи в тонкие полупрозрачные кружочки, казалось, она режет изумрудное стекло. «Секрет – в плавности движений», шептала она себе под нос, бросая щепотку морской соли, конечно, с побережья сицилийской Марсалы.
На сковороде, видавшей не одно поколение, уже таяло золотистое оливковое масло. Вот туда полетели зубчики чеснока, нарезанные так тонко, что сквозь них просвечивает свет, и через мгновение кухню наполнил аромат, вызывающий острое чувство голода. от которого щекочет в носу. Цукини ложатся в шкварчащее масло, и Пенелопа помешивает их деревянной лопаткой, продолжая бормотать: «Им нужно томление, как старому вину».
Пока овощи карамелизуются, она бросила пасту в кипящую воду – ригатони, ребристые, как морские раковины. «Al dente, всегда al dente,– маэстра засекла время по круглым часам на стене.
Последней в сковороду отправилась капля лимонного сока, чтобы усилить вкус, и вот уже паста, протомившись пару минут с овощами, оказалась на тарелках. В последний момент маэстра высыпала сверху по горсти пармезана, щедрых, как ее улыбка, сверху упали крохотные листочки свежего тимьяна и несколько хлопьев острого перчика, который «прочищает душу».
Первая вилка – хруст цукини, нежность пасты, пикантная нотка чеснока… Николетта завороженно смотрела в тарелку, а Пенелопа покачивала головой. – Все просто, Летта Денизи. Просто, как счастье. Ведь счастье не может быть сложным, как и правильно сваренная паста, в которую вложено чуть больше, чем ингредиенты: щепотка воспоминаний, горсть терпения и любовь, что не выкипает даже на сильном огне.