Чувствуй себя как хочешь
– Ты тоже курил?
– Мы все курили, – вдруг улыбается он, – фаллический символ зрелости в зубах был обязательным для подростка из нашей школы. Недавно заходил в «Карты» – у нее там оценка два и четыре. Место похороненных детских надежд.
Флоренс ярко представляет себе их обоих в школе. Каждая его фраза рисует гиперреалистичную картину, наполненную пустотой. Бабушка, работающая слишком много, чтобы прокормить двоих детей в одиночку. Мрачные подростки, которые болтаются без дела, потому что ей не хватает денег на их развитие. Звучит как история времен Великой депрессии в Америке. Или просто Колумбия.
– Мы знали Тыковку, – говорит Джек, не отрывая взгляда от дороги, – он старше, но учился с нами. Странно, что он выбрал именно нас, словно чувствовал. Но он привел Леона.
– Леон ведь младше?
– Да, но учились в одном классе. Ему было тринадцать, совсем мелкий ублюдок. Полгода как перешел в нашу школу, еще даже с Гэри подраться не успел. Мы знали только, что его отчислили из Итона, но никто не сказал, за что. Для истории это не очень важно.
– Хорошо, – с готовностью кивает Флоренс. Кажется, полиции на выезде не видно.
– У Леона был план. Находим машины, угоняем их, разбираем на запчасти и продаем. Мы тогда не знали, что это довольно стандартная схема, думали, его идея. Наивные были, как дети.
– Вы и были детьми.
– Говорю же, нам так не казалось. В общем, от дедушки Гэри нам остался гараж, и мы взяли от него ключи и обустроили базу. Гэри даже фальшстену сам сделал. Наверное, ему просто нравилось, что появилась работа, которая ему идеально подходила. Тыковка его всему обучил, они вдвоем торчали там до ночи, такие счастливые были… Но зачем я рассказываю, сама его знаешь.
Флоренс кивает. Звучит как настоящий Гэри. Человек, который даже в Нью-Йорке купил дом и гордится не корпоративными достижениями, а тем, что сам ремонт сделал.
– Вот и представь. У Леона схема, у Тыковки знания, у Гэри гараж. А я… В общем, чтобы приносить хоть какую-то пользу и рассчитывать на долю, я научился вскрывать машины. Кто-то же должен был, без угонщика схема не прокатит.
– А как этому учатся?
– Тыковка объяснил работу замков. И я тренировался, сначала на тачках на пустыре. Потом попробовал отключить сигналку, и это оказалось самым интересным. Есть куча способов, но в целом похоже на кроссворд. Только на время и с таким адреналином, что кровь будто кипит потом.
Скрипящий и фырчащий «Пежо» катится по узкой деревенской дороге, окруженной с двух сторон полями. Флоренс сидит, сложив руки на коленях и стараясь не касаться ничего вокруг, и смотрит в окно, пока Джек подробно рассказывает о своей юности. Вместо полей перед глазами появляются яркие сцены.
Вот почему Гэри только ухмылялся, когда видел угонщиков в фильмах и сериалах. Он ни разу не проговорился ей, даже намеком, но теперь все постепенно становится на свои места, словно детали пазла, которые были разбросаны до этого. Понятно, почему он ничего не рассказывал: боялся, что она не примет.
– А потом Тыковка говорит, это не тот «Воксхолл», представляешь? – В голосе Джека скользит улыбка. – Модель-то одна, но год другой, поэтому было различие в деталях. И вот два соседа купили себе одинаковые «Воксхоллы», но разных лет выпуска. А я разбираюсь в них, что ли? Пришлось тот возвращать и угонять нужный.
– Что такое «Воксхолл»? – переспрашивает Флоренс.
– Британский «Опель».
– У них машины похожие?
– Нет, это как «Опель», с тем же модельным рядом, только называется «Воксхолл». Две «Астры» поставь – они одинаковые.
Флоренс приходится напоминать себе, что это не пересказ книги. Джек действительно угонял машины, и она уже видела подтверждение своими глазами. Да что там – сама сидит в этом чертовом подтверждении.
Тревога растет, возвращая мысли в прежнее русло: что, если их поймают? В целом, наверное, владельцу не должно быть слишком обидно: «Пежо» старый, но вроде бы еще не относится к тем ретромашинам, над которыми трясутся, как над стеклянными. Да и нельзя сказать, что он особенный или даже ухоженный – в салоне не слишком чисто.
Господи, они угнали машину, а она думает совсем не о том! Это ведь неправильно. Флоренс не так воспитывали, и ее не привлекали плохие парни, даже в подростковые годы. Как же она в двадцать восемь лет оказалась в такой… нелегальной ситуации?
– Потом мы окончили старшую школу, – возвращает ее в реальность Джек. – И мы с Леоном остались на шестой класс, а Гэри и Тыковка решили, что с них хватит. Все равно ни один не собирался поступать в университет. Вот тут стало сложно: с одной стороны, нас загружали так, что поесть забывали. С другой – мы только научились чему-то. Заказы валились как из ведра. Иногда мне нужно было за ночь угнать две машины, а утром сдавать тест по истории.
– Так говоришь, словно это обычная работа, – не выдерживает Флоренс. – В школе я продавала билеты в кинотеатре, а ты…
– Для нас так и было. – Он впервые отрывает взгляд от дороги и поворачивается к ней. – Я не бандит из «Острых козырьков», а всего лишь однажды выбрал чуть более прибыльную работу, чем расклеивать объявления. Не знаю, как описать тебе, прости, но это была наша жизнь. В Британии если ты родился в небогатой семье и пошел в государственную школу, то уже проиграл.
– Это же не индийские касты, что за глупости.
– Но очень похоже. – Джек возвращается взглядом к дороге, но теперь касается ее руки. – Ты просто посмотри на нас. Как думаешь, почему самый младший стал главным, хотя Гэри тогда мог его пополам переломить? И он им остается. Что бы ни происходило, мы ни разу всерьез не сомневались в том, кто среди нас лидер.
– Он самый умный? – предполагает Флоренс, уже понимая, что не права.
– Это да, но ему необязательно. Он аристократ. Классовая система вшита в нас с рождения, мы всегда знаем разницу, с первого взгляда. Для тебя прозвучит по-идиотски, но у него словно есть право, которого нет у нас. И это сильнее человека: чертова система не сломается, пока стоит Англия. Мы рождаемся, дышим, работаем и умираем в ней, и никто из нас не выберется.
– И что, не было других вариантов?
– Были, – признается Джек. – Они всегда есть. Но в них тебе не гарантируют успех. Нам достался шанс чего-то добиться. Не утверждаю, что он единственный правильный… Но нам было по пятнадцать. Ты в пятнадцать все верные решения принимала?
– Я не нарушала закон.
– Правда? – смеется он. – До двадцати одного ни разу не пила алкоголь? Не переходила дорогу в неположенном месте?
– Это другое, – защищается она, и получается даже слишком жестко.
– Да то же самое. Мы оба нарушили закон. Просто ты нанесла обществу меньше вреда, чем я. А так, по сути, каждый – преступник.
Флоренс пытается подобрать нужные слова, но не получается. Джек подкован в софистике: звучит, словно у нее нет права его осуждать. Будто они на одной стороне, но ведь на самом деле это не так!
– Ты недавно села за руль пьяной, – произносит Джек тише. – Представь, вдруг ты бы сделала что-то плохое, пока убегала по переулкам, и скажи мне: ты бы хотела, чтобы я смотрел на тебя так же, как ты смотришь на меня сейчас?
Она резко отворачивается к окну, пытаясь спрятать взгляд. Когда в его словах проступают боль и обида, ей и самой становится неуютно. В конце концов, Джек угнал машину, потому что они оба оказались в безвыходной ситуации. Ради нее. Он даже придумал, как говорить с полицией, чтобы его преступление на нее не повлияло.
– Когда вы завязали? – спрашивает Флоренс.
– Почти шесть лет назад. Мы переехали в Нью-Йорк, чтобы репутация за нами не тянулась. С тех пор и до сегодняшнего дня я не вскрыл ни одного замка.
– Тогда почему теперь?
– Потому что ты должна добраться домой вовремя, – серьезно говорит он. – А я, как идиот, потерял бумажник.
Все еще не зная, что ей чувствовать, Флоренс заставляет себя оторвать взгляд от окна и повернуться к Джеку. Она накрывает его руку своей и с трудом улыбается: