Заговор (СИ)

— Я против них, ваше высокопревосходительство, — сказал я, не разрывая контакта с Суворовым. — Смею заметить, что в заговоре весь двор не участвует.
Он смотрел прямо в мои глаза, словно душу прощупывал.
— Что ты хочешь от меня? — спросил командующий.
— Полк егерей, — решительно ответил я.
Больше вопросов не последовало. Суворов встал и начал ходить кругами, порой, даже забывая опираться на свою трость. Он был крайне озадачен. Для него понятно, зачем я прошу полк егерей, чтобы при помощи солдат навести порядок в Петербурге, будь такое случится.
Но Александр Васильевич был не прав, не для этого. Вернее, не столько для этого. Я этим полком спасаю самого Суворова. Если будут егеря, которых, кроме как от фельдмаршала, я ни от кого получить не мог, то это спасение чести и достоинства командующего. Он, мол, не мог оставить командование, но целый полк послал за… А вот тут не важно. За Александра ли, или за Михаила, может и за действующего императора. Тут я должен буду решать, но имя Суворова должно быть сохранено.
А что касается ударной силы, способной перевернуть все с ног на голову, да хоть бы и сразиться с самими гвардейцами, то что, разве в пустую я столько работал, создавал тренировочные базы? У меня стрелков сейчас до тысячи, я просил Платова прибыть с целым полком казаков, якобы для участия в войне и он потом туда отправится, но вначале поможет мне в другом деле. Так что силы будет немало.
— Я должен вам довериться, Михаил Михайлович? — спрашивал старик.
Он был растерян. Интриги, выбор пути для России… Он полководец и будет биться за Отечество, кто бы не был императором.
— Хорошо. Когда? — согласился Суворов.
— Важно еще и куда. Нельзя в Петербурге показываться. Мои люди встретят и заведут полк в Ахтынской слободе, желательно, чтобы это были егеря, которые меня знают. Там тренировочная база и будут подготовлены бараки, — сказал я.
— Во что вы ввязываетесь? Потянете? — Суворов крутил головой в отрицании.
— Александр Васильевич, я справлюсь. Но могу ли я узнать, когда начнется наступление наших войск? Уверен, что именно к этому моменту будет приурочено убийство императора, — сказал я.
— Убийство? — взревел фельдмаршал.
— Не верьте тому, кто говорит иначе. Я знаю, что готовят убийство, — жестко говорил я.
— Как русскому генерал-лейтенанту скажу, что мы ждем только приказа императора. Думаю, что он ждал выполнения вашей миссии, так что спешите в Петербург, — сказал Суворов, после большой порции негодования.
Мы еще немного обсудили детали, мою помощь в войне, например, я еще раньше обещал три тысячи ракет, которые должны были прибыть в Петербург. Ну и стали прощаться.
— Этого разговора не было. Я никогда и никому не признаюсь в тех словах, что сейчас прозвучали, — сказал я.
— И это правильно, — задумчиво сказал Суворов.
Через два часа, в сопровождении трех сотен казаков, с запряженными свежими конями, мы уже мчались в столицу. Уверен, что до начала осуществления заговора счет идет на дни, а сделать еще нужно очень много.
Но для этого же я оказался тут?
  
Глава 22
 
Глава 22
Зимний дворец
20 февраля 1799 года.
— Готово, господин обер-гофмаршал, — с интонациями полководца, только что выигравшего самое главное сражение в своей жизни, произнес Емельян Карпов.
— Карп, ты молодец! — усмехнулся я, наблюдая искренние чувства открытого, а еще талантливого, если не гениального, повара.
— Ваше превосходительство, это все вы, я же по гроб жизни, я же… — начал распыляться мужчина.
— А ты и так служишь мне, хорошо это делаешь, когда многие, ко всеобщей пользе, — усмехнулся я. — Но имя нужно менять. Становись… Иммануилом Карпьеном, или что-то в этом духе. Вот ей Богу, прознает кто-нибудь, что императору готовит еду Емелька… Пусть не Пугачев, но тоже из тех, казацких кровей… Беды не отберусь.
— Простите, ваше превосходительство, но я горжусь и своим казацким прошлым и своим именем, — несколько обидчиво сказал казак.
Чудны дела твои, Господи! Кто мог подумать, что в суровом казаке уже как почти тридцати лет отроду, будет столько творчества и такой полет кулинарной фантазии? Как на варке кулеша можно пристраститься к готовке? Но вот он, лучший выпускник кулинарной школы!
  
Признаться, Емельяна я взял на кухню по банальной причине — мне нужно как можно больше грамотных боевиков во дворце. Лакеи, истопники, кучера, повара и даже садовники с конюхами, везде мои люди. Хуже работать система под названием «русский императорский двор» не стала, тем более, что тех профессионалов, на которых все держалось, я не только не уволил, но и повышал. А вот то, что сейчас при Павле боевого прикрытия из моих людей больше, чем гвардейцев, это факт.
Емельян один из них, но, оказавшись три месяца назад лишь простым поваром, он во всю раскрыл иную свою грань, стал су-шефом, ну или «по-нашенски», помощником старшего повара на второй смене. Если так пойдет дальше, то быть ему великим кулинаром.
— Все, я тут больше не нужен, работайте, как обычно, а за пирожными я пришлю, — сказал я и направился ближе к столовой, где должен быть император.
Мы примчались с Александрой Павловной вчера поздно ночью. Уже столь привыкшие к постоянному движению, мы опять мчались подальше от русско-шведской границы с небывалой скоростью, меняя коней, как на гонках меняют шины у болидов, молниеносно. У каждого была своя мотивация спешить. Я должен был провести еще ряд встреч, связанных с подготовкой к заговору, вернее к своим действиям во время его. А еще, находясь рядом с действительно красивой женщиной, я… ну не железный. Александра красивая, она, несмотря на незначительные капризы стойко перенесла все тяготы. Там мужикам было до слез тяжело, а она еще и беременная.
Дурак, преступно глупый, это Густав Адольф. У него жена — сущий бриллиант. Красива, весьма не глупа, с характером, милосердна до безумия. Все упрашивает меня не бомбить Стокгольм. Я проговорился, что это возможно и что у меня есть средства отомстить и за себя и за нее. Почти уверен был, что Александра, как принцесса, как королева, уязвлена и готова покарать за свое унижение. А она лишь только миловать.
Вообще, девки у Павла удались на славу. Мария — не лишена шарма, умна и находчива, Елена, так та и вовсе икона красоты, почти как моя Катенька. Была еще и Екатерина Павловна. Пусть полненькая, но с таким живым умом, что когда вырастет, хоть ставь министром экономики и развития, если такое министерство будет создано.
А вот про сыновей я такого сказать не могу.
Узнав о том, что государь в столовой и повелел обождать с чаепитием, я уже почти бежал на выход из Зимнего дворца, к набережной, куда должна приехать Катя, она уже предупредила меня, что приедет, как бы я не уговаривал этого не делать. А я особо и не уговаривал. Охрана у нее отличная, скоро жене уезжать из города, так что не мог отказать себе в удовольствии хотя бы посмотреть на любимую женщину. Мало ли как оно сложится.
— А вы это куда, обер-гофмаршал? — одернули меня, причем перехватили за руку и силой ее сжали.
Я никогда еще не слышал такую интонацию, чтобы должность обер-гофмаршала, входящая уж точно в десятку, если не в пятерку, наиболее знатных в России, столь уничижительно была произнесена. Обер-гофмаршал звучало, как «навозник».
Хорошо, что я по голосу узнал говорящего, иначе мог бы и ударить.
— Ваше высочество! — обозначив поклон, я выдернул свою руку из захвата.
Я такой же дворянин, не поротый, как и все остальные. Со мной так можно, но только императору и то, лишь до того момента, пока я не уйду с государевой службы.
— Как посмели вы так бесчестно поступить? Был у моего отца один исполнитель грязных дел — Аракчеев, еще тот… Теперь вот и вы. Выкрасть королеву Швеции? Густав Адольф в своем праве, он может поступать с женой, она суть его ребро, как сказано в писании, а вот она не смеет… — Михаил Павлович, детина двадцати лет отроду, думал, что отчитывает меня, но и не подозревал, что сейчас перечеркивает свою судьбу, ну или изменяет ее, возможно не самым лучшим образом.