Новая хозяйка Гринвуд-Холла

– Так, – подтвердила всё ещё испуганная повариха.
– Вот и клади их, всё равно ведь тётушка не узнает, – я постаралась вложить в голос всё убеждение, на которое была способна. А что ещё оставалось?
– А если узнает? – Марта всё ещё сомневалась.
– Откуда? – не отступала я. – Ты ей скажешь?
Повариха отчаянно замотала головой.
– И я не скажу. А больше, – нарочито обвела глазами пустую кухню, – здесь никого нет. Главное, не забыть, что ты положила, чтобы в следующий раз ничего не напутать.
– Поможешь мне? – попросила Марта. – Сегодня к обеду будут гости, а времени осталось – три часа.
Я кивнула.
Что будут гости, и так догадалась. Тётушка доставала старые рецепты, лишь когда хотела прихвастнуть перед соседями. Вопрос – кто именно приедет? Если миссис Гаррис с дочерью, мне лучше лишний раз не высовываться. И сразу же запастись двойной порцией терпения, потому что отсидеться в тёмном углу всё равно не дадут.
 
Глава 2
 
– Я принесла, – помощница поварихи, пятнадцатилетняя Белька, запыхавшись, вбежала в кухню, прижимая к груди завёрнутый в тряпицу свёрток. – Вот.
Белька гулко шмякнула свёрток на стол и тут же начала тереть озябшие и покрывшиеся мурашками руки.
– Сколько раз говорила, тулуп накидывай, когда в ледник ходишь, – беззлобно и скорее по привычке буркнула Марта, начиная разворачивать свёрток.
Белька так же привычно кивнула и зачерпнула кружкой воды из котла с горячей водой, дуя на неё и делая шумные глотки. Помощница поварихи была длинной и нескладной, а благородное имя Анабель досталось ей каким-то чудом не иначе. Но, разумеется, полным именем Бельку никто не называл.
Как и меня.
В свёртке оказались два крупных говяжьих языка. Марта внимательно рассмотрела их на свету, понюхала и признала пригодными для званого обеда по рунному рецепту.
– Белька, – велела она, оглянувшись и убедившись, что девчонка уже допила кипяток и согрелась, – беги в погреб, принеси картошки и кореньев. И быстро, ещё на огород надо за травами и воды наносить. А ты, Эби… – она посмотрела на меня и, дождавшись моего кивка, попросила: – Собери можжевеловых ягод. Две горсти. И смотри, чтобы спелые и целые.
– Хорошо, – я кивнула ещё раз, улыбнулась поварихе, уже окончательно отошедшей от потрясения и вернувшейся в свою стихию, и вышла из кухни через заднюю дверь, обращенную к грядкам.
Конечно, через передний вход было бы быстрее, вот только он вёл во двор. А первое, что сейчас там бросалось в глаза, – это позорный столб и привязанная к нему Тина.
Я обошла кухню, миновала ледник, людскую и плотницкую и только тогда свернула к лугу, за которым виднелся лес. Здесь я вдохнула глубже, чувствуя свободу и необъяснимую радость, которая наполняла меня каждый раз, стоило только покинуть обжитую часть поместья и оказаться среди природы.
Казалось, здесь мне очень рады. На лугу зелёные травинки и разноцветные лепестки словно нарочно тянулись ко мне, стараясь коснуться подола поношенного платья. И я опустила руки, скользя пальцами по хрупким стебелькам в ответной ласке.
Лес встретил меня прохладной тенью, зашумел, приветливо взмахивая листьями. Я коснулась шершавой коры дуба, провела ладонью по гладкому стволу берёзы. Улыбнулась осинкам, затрепетавшим от такого внимания.
И пошла дальше вглубь, туда, где виднелись искривлённые стволы сосен. А затем свернула к реке. На обрывистом берегу росли три старых можжевельника. Они не скрипели, жалуясь на возраст, но я чувствовала накопленную десятилетиями мудрость, когда прикасалась к мягким иглам, легко проводила пальцами по шершавым стволам.
– Прости, дедушка, – прошептала, прежде чем сорвать первую ягоду, синевато-красную, уже созревшую, но ещё продолжавшую цепляться за ветку.
Короткие иголочки зашелестели, убеждая, что я не причиняю боли. А следующие ягодки словно сами прыгали в пальцы. Стоило только коснуться.
– Спасибо, дедушки, – набрав две горсти, как и велела Марта, я низко поклонилась, благодаря за щедрый дар.
И уже подхватила подол платья, собираясь поспешить обратно в поместье, как вдруг услышала голоса. Мужские. Молодые. Звонкие и радостные.
 
Я остановилась. Обернулась и прислушалась. Кажется, мужчины купались в речке. Голоса сменились вознёй, плеском воды и хохотом.
Влекомая любопытством я сделала несколько шагов по направлению к обрывистому берегу. Крайний из можжевельников попытался зацепить иголками мою одежду, предупреждая, останавливая. Но я только отмахнулась.
Конечно, негоже юной деве наблюдать за раздетыми парнями (а купаются парни обычно раздетыми, это я знаю из разговоров служанок), но мне ведь и не надо наблюдать. Так только… взглянуть одним глазком. А то не могу по голосам определить, кто из парней среди дня решил искупаться. Поэтому посмотрю, кто там, и побегу помогать с обедом.
Не то что бы мне было важно, кто сбежал с полевых работ, чтобы окунуться в речке. И доносить тётушке, упаси боги, я не собиралась. Предупредить разве парней, чтобы не забывались и следили за временем.
Да и было просто любопытно взглянуть. Всё же голоса я так и не узнала.
Я мягко отвела в сторону колючие ветки и сделала шаг вперёд, выходя из-под спасительной тени на открытый берег. Солнце сразу же вцепилось в глаза, ослепляя и заставляя вскинуть руку в защитном жесте. Веки сами зажмурились, погружая меня в яркий желтовато-красный мир, где ничего не было видно.
Проморгалась я довольно быстро, вытирая выступившие слёзы, взглянула на противоположный берег, собираясь опознать купальщиков и снова нырнуть в спасительную тень, так и оставшись невидимой для них.
Но было поздно.
– Смотри, там селянка! – закричал один из мужчин, указывая прямо на меня. – И какая хорошенькая. Эй, селянка, иди к нам! Водичка такая тёплая.
Щёки обожгло стыдом.
Меня не просто приняли за безродную крестьянку, ещё и были абсолютно правы, ведь такое поведение не пристало благородной леди. И пусть моё благородство вызывало массу вопросов, пусть у меня не было денег, и жила я лишь добротой тётушки Прайс, но гордость и достоинство должны были помешать мне совершить столь неблаговидный, опрометчивый поступок.
Должны были, но не помешали.
А ведь я подглядывала за благородными господами. Не знаю, кто это такие, и как здесь оказались, но это точно не кто-то из местных парней.
Бежать. Бежать отсюда как можно скорее.
Одной рукой подхватив подол, а другой придерживая карман с ягодами можжевельника, я мчалась сквозь перелесок, мучимая стыдом и ругая себя последними словами.
Если тётушка узнает… Да если хоть кто-то узнает…
Какая же я идиотка.
Но самое ужасное, что картинка, где два почти обнажённых мужских тела стоят по колено в воде, прочно въелась в мою память.
И как я ни мотала головой, как ни зажмуривала глаза, картинка отказывалась исчезать, повергая меня в настоящий шок.
Но, если совсем уж честно признаваться, картинка была что надо. Потому что мужчины выглядели не чахлыми, субтильными юнцами, вроде сыновей миссис Бессон. Эти незнакомцы явно были знакомы со спортом, который пару лет назад вошёл в моду среди столичной молодёжи.
Прошлым летом к миссис Гаррис приезжала племянница. Я слышала, как она рассказывала об этом новом увлечении. Молодые лорды вдруг перестали поголовно увлекаться картами и вином. Вместо этого они собираются в закрытые спортивные клубы, где, раздевшись по пояс, выполняют всякие спортивные упражнения, отчего у них появляются красивые и приятные на ощупь мышцы.
Откуда племянница миссис Гаррис знает, что раздеваются по пояс, и что мышцы красивые, если клуб закрытый, я спросить не решилась. Но юные леди слушали эти рассказы внимательно и с некоторой мечтательностью во взглядах, думаю, представляли те самые приятные на ощупь мышцы.
В кухню я вбежала взъерошенная и красная, как варёные вчера на ужин раки, понимая, что и сама не удержалась от соблазна.