Пробуждение (СИ)
В дороге много страданий приносил мороз. Имевшаяся одежда не спасала, поэтому фельдъегерь при каждом удобном случае останавливал подопечный ему караван и давал людям погреться. Однажды остановились в большом селении под Иркутском. Здесь была станция, но к удивлению Сергея, заехали не на неё, а в добротный крестьянский дом.
Когда зашли в дом, Петрушевский с товарищами подивились устройству этого жилища. Оно ничем не напоминало крестьянские избы, которые раньше видел Сергей. Высокие потолки, просторные комнаты с обделанными кафелем печами. Всюду чистота, вместо лавок, характерных для крестьянского жилища, стояли стулья и диваны, в буфете за стёклами гости заметили фарфоровую и стеклянную посуду и прочие элементы, бывшие, безусловно, роскошью для дома крестьянина.
Переглянувшись друг с другом, изумлённые государевы преступники замерли в нерешительности.
- Проходите, господа, – пригласил хозяин, бородатый мужик лет сорока пяти, - добро пожаловать! Уважьте, отужинайте с нами, чем Бог послал.
- Мы погреться, - отвечал фельдъегерь, - не голодны, лишь прозябли.
Петрушевский поддержал офицера, заметив, что они будут рады лишь горячему чаю, за который готовы заплатить.
- Не обижайте, сударь! – хозяин приложил руку к груди, продолжал, окидывая гостей приветливым взглядом: - Денег не возьму за свой хлеб-соль и без обеда не отпущу, а покуда кушаете, лошади будут готовы.
Сняв верхнюю одежду гости уселись за стол в ожидании самовара и обеда. Кинув взгляд в Красный угол, Сергей осенил себя крестом. Когда-то ещё придётся встретить образ.
За обедом хозяин, которого звали Ермолаем, рассказал свою судьбу. ** Он поведал, что был крепостным в Орловской губернии, служил камердинером при своём молодом барине и жил с ним в столице. Когда барин отправился на войну, он велел Ермолаю вернуться домой, в поместье к матушке барина. Однако по дороге незадачливый камердинер подгулял, проигрался в карты, потеряв все хозяйские деньги, которые при нём были. За такое преступление осерчавшая хозяйка сослала его в Сибирь на поселение.
- Вот так я сюда и попал, - заключил Ермолай, - потом уж благодаря поддержке исправника Лоскутова - дай ему Господь Царствие небесное! – занялся я делом, вложив выгодно те сто рублёв, которые от Лоскутова же и получил. Завёл хозяйство, хлеб посеял, благо землицы здесь довольно, засады на зверя в тайге устраиваю. Уже в первый год продал я мяса и шкур на две сотни рублёв. Так мои дела пошли в гору. Женился, жена баба справная, работы не боится, меня во всех делах поддерживает. Вот и живём, слава Богу!
Сергей подивился душевной чистоте Ермолая. И подумалось – вот ведь как судьба направляет человека: останься этот мужик при барине, так и был бы крепостным камердинером, пустым и охочим до гуляния да карт, а попал он в этот суровый край и стал человеком с делом, способным не только себя кормить, но и людям помогать, на свои деньги выстроить церковь и привечать всякого, кто в его помощи нуждается. Действительно, проверяет Сибирь людей! Ежели нет в человеке стержня и веры крепкой, то пропадёт он, загнётся раньше времени от холода и голода в суровом краю. Но если крепок человек и не страшится труда, ежели к людям душой открыт и сердцем отринет всё тёмное, то принимает его Сибирь, выводит в люди и даёт возможность исправить всё то, что сотворил плохого в прошлом. А исправник Лоскутов – мудрый чиновник, дал Ермолаю шанс. Вот и правильно! Не наказывать заблудшую душу надо, а лечить её. Лечить вниманием, наставлением и помощью, направляя на верный путь. Такие мысли записал Сергей в тот вечер.
Потом, спустя какое-то время он узнал о милосердном сибирском обычае, который тоже его поразил: в каждом селении при домах устраивали под окнами небольшие полки, на которых на ночь клали хлеб, творог, крынки с молоком или простоквашею и другую снедь, порой щедрую, иногда весьма скромную – всё зависело от достатка дома. Беглые, проходя ночью по селу, забирали снедь как подаяние. Традиция эта, с одной стороны, избавляла жителей от воровства, ведь голод заставлял бы многих из проходящих беглецов прибегать к воровству, а с другой - давала шанс несчастным заблудшим не помереть от голода.
Так в дороге к месту каторги Петрушевский узнавал Сибирь и открывал для себя, как оказалось, неизвестную ему ранее натуру русского человека. И всё больше в нём росла уверенность, что он сам и его товарищи, замышляя переворот, исходили из чего-то придуманного, вымышленного ими самими, но никак не свойственного тому народу, за свободу которого они радели. Свобода, о которой спорили, писали в своих программных планах, такая свобода народу не просто не была нужна, но даже могла бы ему навредить.
________________________________________________
* Реальный факт, описан Н. И. Лорером в " Записки моего времени. Воспоминание о прошлом". Глава 10.** Ермолай - реальное историческое лицо. Встречу с ним описал в своих воспоминаниях декабрист Николай Басаргин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть II. Глава 23
Автор арта - Кристина Муравская
Пребывание в становище разбойников стало значительной задержкой на пути Анны к мужу. На следующий день после похорон Чедвика, она смогла вновь отправиться в дорогу.- Ну, Анна Лександровна, не поминай лихом, не держи обиду за смерть твоего секретаря, - прощаясь попросил Иван. – Ей богу, не хотел я его смерти!Сугак нахмурился, открыто глядя в лицо Анны, и добавил:- Ты не тревожься, лошади хорошие, домчат до станции быстро. И человечков двух тебе дал – присмотрят, ежели что… Ну а там, как Бог даст!- Спасибо тебе, Иван, - промолвила Анна и дотронулась до его здоровой руки, - Жаль, что пришлось встретиться при таких обстоятельствах…- Да за что ж благодаришь, княжна? – усмехнулся в усы Сугак. – Благодарности я не заслуживаю… Наверное, уж не свидимся, так что прощай, сударыня, - он снял шапку и поклонился ей.- Ну, то одному господу известно, - заметила Анна. – Наша встреча здесь была неожиданной, а вот ведь встретились, может, и ещё увидимся, Иван. Ты тоже меня прости…- Вас-то за что, голубушка?! – искреннее удивление отразилось на лице атамана.- Ну как же… Я – воспитанница Марьи Фёдоровны, а всё случившееся с тобой – по её вине… - Анна опустила глаза, скрывая набежавшие вдруг слёзы.- Ну, то – дело прошлое,- Иван усмехнулся и добавил: - Не скрою, не проходило и дня, чтобы я не поминал барыню бранным словом. А теперь иначе думаю: не ругать, а благодарить мне её надобно! Ежели б не сослала она меня в рекруты, да не бежал бы я, то и не попал бы сюда, в Сибирь-матушку, не стал бы вольным человеком. Так что не винись, Анна Лександровна: своей жизнью я доволен. Да и твоей-то вины вообще ни в чём нет. Ты – ангельская душа, сама за других страдаешь. Ежели помянешь меня в своих молитвах, то огромная на то тебе моя благодарность! – он прижал здоровую руку к груди, не выпуская из пальцев зажатую шапку. – Ладно! Трогать пора, пока светло!Он помог Анне устроиться в санях, опустил и плотно подоткнул полог. И тот час сани тронулись, словно маленький кораблик, мягко поплыли по снежному морю. Путь Анны лежал до Иркутска.На сей раз ехала без приключений и задержек. Смена лошадей, кусок хлеба с кружкой кипятка, громко именовавшегося чаем, и вновь дорога. Пейзажи мелькали в щели полога, закрывавшего сани. Впрочем, Анна не особо их рассматривала. В голове вертелась одна мысль – скорее, скорее бы увидеть Сергея. И часто вслух творила молитву о здоровье мужа и сына.Однажды она увидела каторжников, идущих по этапу. Это было ужасающее зрелище – грязные, оборванные мужчины, с обросшими щетиной лицами, на которых неестественно горели воспалённые уставшие глаза. Вспомнилось, как во время сборов в дорогу, тётка пугала её:- Ты бросаешься, словно в омут, невесть куда, ожидаешь встречи с мужем! Но пойми, Сергей возможно не тот, что был прежде! Каторга меняет человека! А что ежели он опустился?! Превратился в грязного каторжника, в котором ничего не напоминает о блестящем офицере, за которого ты шла замуж!Сердце ухнуло, точно упало в пропасть. Неужели Сергей стал таким? А что если правда, каторга лишила его человеческого облика? И как-то он встретит её, свою жену, некогда горячо любимую, с которой неизменно был галантен на людях и нежен и пылок наедине?Картина их недавнего прошлого ожила в памяти. Однажды, они ждали гостей. Это был их первый приём. Анна волновалась, как всё пройдёт, когда были отданы последние распоряжения кухарке, она занялась своим туалетом. Нужно было выглядеть нарядно, но не по бальному. После некоторых колебаний и примерок у зеркала Анна решила надеть модное в тот год ампирное* платье из кремового тюля с изумрудным атласным подкладом, она обожала зелёный. Кремовые атласные ленты, нашивки, кружево и вышивка на подоле и лифе украшали наряд.