Черный гусар (СИ)
После подобных слов и всеобщего признания карьера любого офицера обеспечена. Еще бы, ведь нас заметили на самом верху. Для меня подобное имело бы колоссальное значение, не будь я знаком с цесаревичем. А вот за товарищей я искренне радовался — им протекция не помешает.
Но с украшенной алмазами саблей пришлось попрощаться. Кауфман прямо сказал, что готов выкупить ее у нас и передать в дар императору. Естественно, честь не позволила нам взять денег. Мы просто отдали саблю генерал-губернатору. Никто особо и не огорчился. Кауфман старался не для себя, подобное тщеславие в нем отсутствовало напрочь. Сабля будет вручена Александру II, а затем займет полагающееся ей место в Императорском Эрмитаже или Грановитой палате Кремля. Ну, а конь… В общем, четверым на одной лошади не усидеть и мы его впоследствии продали в Ташкенте одному из крупных заводчиков для разведения новой породы. И деньги получили хорошие.
Да и остальное войско не осталось обиженным. Мой товарищ художник Каразин преломил в бою саблю. Кауфман, обходя войско, увидел его в строю с одним эфесом в руках и, узнав, что случилось, сказал:
— Вы сломали свое оружие! Хорошо, я пришлю вам новое! — и уже на следующий день ему торжественно вручили позолоченную саблю с надписью «За храбрость».
Куропаткин за подвиги получил Станислава, затем Анну 3-й степени с мечом и бантами, а уже после, при еще одном сражении за Самарканд, стал поручиком. Гуляев так же не отсиживался в стороне и за короткое время стал обладателем двух орденов и получил есаула. Пистолькорс последовательно стал кавалером Владимира 3-й степени и Станислава 1-й.
Войско сильно устало и только через день смогло выдвинуться обратно к Самарканду. А там ситуация складывалась критично. Даже пленение эмира Музаффара ничего не смогло изменить. Дело в том, что Самарканд считался священным городом Средней Азии. Муллы и старейшины внушили народу, что за город следует сражаться, и что нет большего позора, чем сапоги неверных, которые топчут его святыни.
Все беки, что остались в нашем тылу, объединились вокруг войска Шахрисабса под командованием Джура-бека. Подняв на восстание большую часть жителей, они осадили Самарканд.
Гарнизоном командовал майор Штемпель, а оставшимся отрядом подполковник Назаров. Двое суток они держали городские стены. Раз за разом гарнизон, состоящий из тысячи солдат, сдерживал яростные атаки неприятеля, численность которого оставляла свыше тридцати тысяч воинов. Там было много ополчения, много горожан и необученного сброда без малейшего понятия о дисциплине, но с таким соотношением они едва не завалили гарнизон своими телами.
— Ур! Ур! — кричали нападающие. Гремели барабаны, выли трубы. Улицы оказались забиты нестройными толпами с факелами в руках. Их рассеяли огнем орудий и ружей, и тогда неприятель поменял тактику, окружив дворец. Стреляли с каждого дома, с каждой ближайшей сакли.
Старые фальконеты втащили на крыши мечетей и уже оттуда били по дворцу, круша стены и защитников. А затем следовал новый штурм с семи-девяти различных направлений. Защитникам пришлось мобилизовать для обороны всех нестроевых — писарей, поваров, музыкантов, интендантов.
Потом, при личном общении с товарищами, они усмехались и говорили, что им пришлось нелегко. Я же думаю, что несколько дней осажденные находились в настоящем аду. Враги решили отбить Самарканд любой ценой и лезли, не считаясь ни с чем. Наши войска нести действительно существенные потери, по сорок, а то и шестьдесят человек в день.
Приступы следовали один за другим. В одну из ночей врагам удалось поджечь Ходженские ворота. Но настоящий ужас происходил на Бухарских вратах. Сами ворота давно рухнули. Толпы озверевших фанатиков, подсаживая друг друга, карабкались по завалам. А слева и справа к стенам приставляли лестницы и по ним лезли вверх вопящие толпы. Те же, кому лестниц не хватило, и кто рвался в бой, использовали самодельные крючья и закидывали веревки.
В общем, в те дни враги действовали с невиданным прежде смелостью и упорством. Если бы они так сражались в каждом сражении, то не видать нам такой легкой кампании. Нас бы просто перемолотили, взяв числом.
Осажденных вынудили оставить стены и отойти во дворец. Русские солдаты не спали трое суток, не имея возможность перевести дух. Из еды остались сухари и вода. Под самый конец гарнизон отступил еще дальше вглубь дворца, до последнего защищая лазарет и тронный зал, отдав все остальное неприятелю.
Штемпель непрерывно слал к Кауфману гонцов, но из двадцати отправленных к генерал-губернатору до него добрался лишь один. И когда Кауфман получил отчаянный призыв о помощи, то приказал незамедлительно выступать. Гусары и казаки скакали всю ночь. На очередной высоте, уже видя город, мы выпустили в воздух ракету, давая надежду и знак, что подмога близка.
Помощь подошла в самый последний момент. Еще чуть-чуть и гарнизон просто бы пал. Майор Штемпель, тщедушный и невысокий, оказался человеком решительным. Он приказал заложить заряды под дворец, считая, что лучше взорвать его вместе с гарнизоном, чем сдать неприятелю.
А так, все обошлось. Заметив нашу конницу, беки с проклятием принялись разбегаться. Сколько-то народу удалось порубить, но большая часть буквально растворилась среди садов, ближайших кишлаков и гор. Джура-бек увел основные силы в Шахрисабс. А из развалин дворца, не веря своему счастью, медленно выбирались окровавленные, перевязанные защитники. Их встречали, как героев. Штемпель стал подполковником. Великий русский художник Верещагин получил Георгия 4-й степени. С немалым риском для жизни он умудрился спасти нескольких человек, и простые солдаты прозвали его Выручагиным. Оффенберг за ночной марш и спасение осажденных получил Анну 2-й степени.
Последним аккордом стала попытка восстания, предпринятая Сеид Абдумаликом, старшим сыном эмира. Абрамов без особого труда разгромил все те силы, что тот смог собрать, за что получил генерал-майора и стал главой вновь образованного Зеравшанского округа. В его состав вошли Самаркандское и Катта-Курганское отделение.
Победу в Ташкенте отмечали шумно. В Петербург отослали несколько депеш. Все близлежащие государства поняли, что Россия в Среднюю Азию пришла надолго. Бухарский эмират был поставлен в вассальную и экономическую зависимость от России, признал за ней все завоевания, сделанные с 1865 г., обязался уплатить контрибуцию в размере 700 тысяч рублей и предоставил право свободной торговли русским купцам во всех городах эмирата. Вдобавок Бухара вынуждена была отказаться от порочной практики рабства, и выпустила всех невольников. В Ташкент вернулось свыше четырех тысяч русских крестьян, ремесленников и всех прочих, кому ранее не повезло, и кто уже не надеялся оказаться на свободе. Не уверен, но кажется, что по сравнению с прошлой историей, Россия получила чуть более выгодные условия мира. Скорее всего, на данный факт повлияло пленение эмира Музаффара, которому Кауфман через некоторое время позволил вернуться в Бухару.
Так закончилась война. Кому-то она принесла смерть и увечья. И все равно, большая часть офицеров и солдат выглядели удовлетворенной. Да и Россия твердо и уверенно показала свою силу.
Вернувшись в Ташкент, гусары некоторое время наслаждались плодами победы и банально гуляли. Но мне время терять было нельзя. Офицерам положен четырехмесячный отпуск один раз в два года. Я свой заслужил честно, и сразу же начал готовится к вступительному экзамену в Академию Генерального Штаба.
Насколько я помнил, сейчас у России намечалось относительно спокойное время. И подобной передышкой следовало воспользоваться.
До сих пор стоит перед глазами, как товарищи устроили мне замечательную пирушку в ресторации «У Ермолаева».
— Ждем обратно, Мишель! — заверил Некрасов.
— Мы еще с тобой повоюем, Миша! — с Тельновым, ставшим подполковником и занявшим предыдущее место Оффенберга, мы выпили на брудершафт и крепко пожали друг другу руки. А новым командиром 1-го эскадрона назначили Эрнеста Костенко. К своим обязанностям он собирался приступить сразу же, как только выздоровеет.