Черный гусар (СИ)
Опоясанная высокими стенами цитадель эмира стояла на возвышенности. Перед главными воротами находилась площадь. Сами ворота защищали башни, а сверху висели часы довольно аляповатой работы. Их изготовил русский аферист Каратаев, который лет семь тому назад бежал в Бухару, спасаясь от кредиторов, обвинения в казнокрадстве и прочих нелицеприятных поступков, за которые следовало отвечать.
За воротами находился крытый коридор, длиною около пятидесяти шагов. Вдоль стен стояли сарбазы* в красных казакинах, желтых кожаных шароварах и в черных шапках.
Посольство спешилось на площадке за проходом. Трое удайчи* в парчовых халатах провели нас дальше. Нижние чины, джигиты и большая часть прислуги осталась на месте. Со всех сторон напирала стража, а в одном из залов нам приказали разоружиться. Подобное звучало еще одним неприкрытым оскорблением.
— Делайте, как сказали, — когда унижают посла, то унижают не его, а державу, которую он представляет. Но Аксаков сдержался. Сдержались и мы, записывая на счет бухарцев очередной долг.
— Ничего, кибитники, еще сочтемся! Встретимся, жалеть не стану! — зло прошептан Некрасов. Я дернул его за локоть, мол, осторожнее, хотя и сам кипел от негодования.
Убедившись, что оружия у послов не осталось, Аксакова, секретаря, доктора, переводчика и нас, трех гусаров, допустили в большой зал с куполообразным потолком и широкими окнами. Здесь было много золота, вышитых подушек, парчи и шелка. У противоположной от двери стены стоял необычный трон, напоминающий низкий столик без всякой спинки, зато на гнутых ножках. На нем с немалым достоинством восседал тучный, с густыми черными усами и короткой бородой, мужчина около сорока пяти лет. Глаза, согласно обычаю, он подкрашивал тушью. Одет он был в богатый халат, вышитый золотой нитью, широкий наборный пояс и огромную чалму с алмазным пером. Это и был эмир бухарский, полное имя которого звучало как Сеид Музаффаруддин Бахадур Хан из династии Мангытов.
Слева от него стоял мирахур Иссамедин, а справа, на почетном месте, кушбеги Мухаммад Якуб-бий. Ему на вид казалось лет шестьдесят, вид он имел усталый. Вдоль стен рассредоточились чиновники и писцы, а также многочисленная стража. Облаченные в узорчатые халаты воины держали в руках копья с красными кистями. На поясе у них висели сабли, за спиной у каждого блестел начищенный металлический щит, а на плече висел лук и колчан с перьями.
— Аман!* — негромко лениво бросил эмир и замолчал, ожидая, что будет дальше. Аксаков через секретаря сказал, что привез дары от Белого Царя и вручил эмиру серебряный сервиз, семь напольных канделябров и резную шкатулку, наполненную различными дорогостоящими безделушками.
С официальной частью закончили, но никто не предложил нам сесть. Более того, и ответных даров не последовало. Аксаков вручил письмо за подписью Кауфмана. В целом, я знал, что там официально озвученные требования мира — прекратить войну, отпустить всех русских пленников и рабов, признать завоеванные Россией города и выплатить контрибуцию.
Один из удачи взял письмо и с поклоном передал его мирахуру. Тот, так же, с поклоном, кушбеги.
— Как здоровье моего брата, Белого Русского Царя? — негромко поинтересовался эмир. Пашино переводил, но большинство и так неплохо понимало, о чем спрашивает правитель Бухары. — И как поживает генерал-губернатор Кауфман?
— Благодарю, здоровье нашего императора Александра II прекрасное, держава его процветает, а подданные радуются, — степенно ответил Аксаков. — Генерал-губернатор фон Кауфман так же чувствует себя превосходно и ни в чем не нуждается. Мы здесь по его приказу, с предложением мира и дружбы.
— И какие ваши предложения? — равнодушно поинтересовался эмир. Он не скрывал, что ему по большому счету безразличны наши слова. Повелитель Бухары просто захотел увидеть послов, вот и всё. Тем более, мы прекрасно знали, что в Бухаре постоянно находятся английские агенты, которые всеми силами склоняли Бухару на активные военные действия с Россией.
Аксаков обстоятельно и спокойно озвучил те же требования, что и в письме. И по мере того, как звучали его слова, в толпе удайчи слышался все более отчетливый ропот. Так-то понять их можно — ханство войну окончательно не проиграло, силы у них имелись, а требования выглядели тяжелыми.
— Вы пришли на наши земли, захватили наши города, и требуете мира и денег? Где ваша совесть? — эмир шумно выдохнул и гневно нахмурился. — Не бывать тому!
Ропот усилился. Придворные чуть ли не кричали, жестикулируя и качая головами как бы в изумлении нашей наглостью.
То, что Бухарский эмират фактически поощрял рабство, то, что ранее он захватывал русских людей, выкалывал им глаза и подрезал сухожилия на ногах, то, что тысячи девушек пополнили гаремы местных придворных, никто вроде как не помнил. Свои подвиги за последние несколько веков они старались не вспоминать, а вот то, что в ответ сюда наконец-то добралась решившая восстановить справедливость Россия, воспринимали как оскорбление.
Все было ясно, война продолжится. Бухара верила в свою силу и удачу.
— Я все сказал! — важно закончил эмир. — Заключить их под стражу!
Стража сдвинула начищенные щиты, воинственно наклонила копья и шагнула к нам. На свирепых лицах появились радостные ухмылки. Мы, семь человек, замерли, не зная, что делать. Да и что на самом деле можно предпринять в такой ситуации? Бухарцев значительно больше, они в своем городе. Даже если бы нас не разоружили, и мы решились обнажить оружие, это лишь ненадолго отсрочило бы нашу участь. И все же козыри у нас имелись.
Я глубоко вздохнул и сделал осторожный шаг в сторону эмира. «Только бы дотянутся» — мелькнула мысль, а затем я сосредоточился и, глядя прямо в лоб Музаффара, послал ему короткий импульс. «Ничтожные русские испугались, как зайцы. Они не опасны, пусть едут домой».
Сколько я уже не применял свою способность? С того самого дня, как в Зимнем дворце увидел Николая. Да, много воды утекло с тех пор. От напряжения я едва не оступился. И сосуды снова подвели! Я достал платок и прижал к носу, чувствуя, как ткань пропитывается кровью.
Далековато оказалось до эмира. Получилось ли? В висках от напряжения стучали барабаны. Бум-бум-бум. Их грохот заставил меня временно оглохнуть, да и в глазах потемнело.
— Что с тобой, Мишель? — донесся обеспокоенный голос Некрасова. Казалось, друг находится на другом конце Бухары. Но потом я почувствовал его руку, подхватывающую меня под локоть. Стало немного легче. По крайней мере, на ногах удержаться удалось.
— Все хорошо, — я не мог сказать правду, да и слабость показывать не стоило. А то товарищи решат, что я с перепугу чуть сознание не потерял.
— Стойте! — громогласный приказ эмира заставил стражу остановиться, и про меня забыли. Музаффар медленно и словно бы удивленно огладил бороду. — Я передумал. Пусть послы увидят нашу мощь и возвращаются в Ташкент!
Сановники с немалым изумлением смотрели на своего эмира. Но им не оставалось ничего иного, как подчиниться.
— Твоя воля закон для нас, повелитель! — поклонился престарелый кушбеги.
Аксаков шумно выдохнул, не в силах скрыть радости. Напряжение, которое минуту назад буквально ощущалось физически, стало медленно пропадать.
Нас вывели из залы, вернули оружие и под стражей провели через город.
На следующий день на главной площади устроили парад. Свыше двух часов перед нами шли отборные части Бухарского войска. Кавалерия, пехота, артиллерия, начищенная, грозная, многочисленная. Гремели барабаны и «гундосо» выли трубы. Эмир решил показать нам силу, напугать и продемонстрировать, что Бухара готова к войне.
И действительно, глядя лишь на численность, можно было и испугаться. Перед нами прошло тысяч шестьдесят, не меньше, войск. А в Ташкенте и его окрестностях насчитывалось в десять раз меньше солдат. Казалось бы, о какой войне можно говорить при подобном неравном соотношении сил? Понятное дело, Музаффар именно на такой эффект и рассчитывал.