Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР (СИ)

— Хрен знает, как. Шевченко, начальства все бояться. Пошли отсюда.
— А манекен?
— Равай руками быстро пыль ототрем!
Мы выскочили из учебного корпуса, как ошпаренные. Серега взглянул на часы. До вечерней поверки осталось совсем немного времени, а тут мы находились практически в самоволке.
— Давай срежем через дыру! А то не успеем к отбою, — предложил Шевченко.
Опасно. можно было нарваться на патруль, но нам повезло. Пронесло.
Быстро добежав до забора, мы друг за другом пролезли сквозь разорванное колючее заграждение и оказался за территорией части.
Но тут было короче.
Никто не заметил, как мы сигали через стену у нашего кубрика. И мы сделали вид, что ничего особого не произошло и спокойно вернулись в расположение своего учебного взвода, вынырнув из темноты.
Курилка, которая располагалась рядом со входом в казарму, была заполнена матросами, которые обсуждали последнюю новость: опять из их взвода выделял и наряд на кухню для чистки ненавистной картошки.
Мы с серегой еще ни разу не заступали в наряд по кухне. Говорили, что это ад.
Один из наших рассказал в чем дело. В моечном помещении три большие эмалированный ванны были заполнены до неприличия мелким молодым картофелем.
Еще огромная гора в полтора человеческих роста была насыпана в углу прямо на полу.
Первая сложность была в том, что шкурка была очень тонкая и на гражданке такую картошку бы варили прямо в мундире.
Но по санитарным нормам в армии такой способ приготовления не положен. Поэтому матросам было приказано очистить кожуру. Из-за маленького размера в итоге от клубня оставались кошкины слезы.
Вторая сложность заключалась в том, что в помещеннии было полно «стасиков» — тараканов, которые так и норовили угодить в ведра с уже чищенной картошкой.
И если такой гад все же попадал внутрь, то приходилось высыпать все ведро чтобы отловить и уничтожить супостата.
По идиотскому стечению обстоятельств, кто-то из начальства запретил уничтожать насекомых ядами, из-за угрозы отравить военнослужащих.
Был случай в соседней части, когда несколько рядовых чуть не откинули копыта, траванувшись кашей, приготовленной после хим обработки посуды.
На вопрос дежурных «А как же их уничтожать?» был получен ответ: «Как злейшего врага, огнем и мечом! Если этого недостаточно, то расстреливать на месте, при попытке проникновения в посуду!»
— Я к «стасикам» спокойно отношусь. Дома у нас тоже есть тараканы, — сетовал конопатый матросик нашего призыва с рыжими волосами и веснушками, — но они не такие наглые. Завидят человека, бегут забиваться в щели. А эти прям гарцуют, как кони на параде, вальяжно перемещаясь к картошке, будто она куплена ими на базаре.
— Да, точно, — вторил ему другой, докуривая окурок до самого фильтра, — наши наглые, людей не бояться, нет я таких никогда не видел, чтобы с потолка прямо в ведро прыгали. Главное не в ванну, а туда, где почищенная картоха лежит.
— Вот именно! Я каждый раз еле успеваю такого прихлопнуть.
— Они зверюги!
— Видно из наших, из морпехов.
Появившийся неожиданно наш сержант Турсунов быстро угомонил всех и приказал строиться в казарме для вечерней поверки.
Сам Турсунов Шокирджон был по отцу узбеком, а по маме русским.
Его азиатские черты лица доминировали, но все же в них проскальзывало то-то наше неуловимое родное славянское.
За его сложные имя и фамилию матросы между собой называли его Джоном. Безусловно наш Советский Союз и был многонациональной страной.
Но в армии некоторых представителей Средней Азии не любили. Они впрочем отвечали тем же
Попадая на службу, азиаты старательно изображали из себя людей не понимающих русский язык, хотя практически все его прекрасно знали.
В их землячестве старшие таким образом учили молодых не подчинению. И вроде бы облегчало им службу.
Это выражалось в том, что на первом году службы они утверждали, мол, «моя твоя не понимает», и зачастую, было проще перепоручить работу другим более понятливым матросам или сделать ее самому.
  
К оригинале эта фраза звучала, как «Моя твоя понимай нету».
Потом они пытались так же макаром дотянуть до второго и третьего года службы, потому что потом уже по сроку службы ничего делать не положено. На третий год уже во всю проявлялась «годковщина», так у нас называлась дедовщина.
Но у «моя твоя понимай нету» существовал другой конец палки.
Их могли просто отметелить за сараями за «непонимай» или выставить в дураках, заставляя стоять с ведром зеленой краски у штаба.
Их поведение очень отличалось от представителей других республик и краев.
Если они встречались один на один, то улыбались, что есть мочи, были дружелюбный услужливый и всем своим видом показывали что стремятся понять, что от него требуется.
Иногдаа во время такого общения он отвечали на своем языке, удачно, метко и коротко матерясь по-русски.
Они все равно ничего «не понимали», даже пущенные другими матросами в их адрес ругательства в порыве гнева и понимания бесполезности слов русского языка.
В такие моменты них даже нельзя было сердиться или обижаться. Они выглядели, как дети. Со стороны казалось, что они не понимают и совсем не сердятся на ругательства.
Не держат камней за пазухой и совершенно искренне повторяют за тобой «непонятные» слова с восторженно-вопросительной интонацией.
Они вроде как улыбаются и охотно готовы выполнять поручения и требуемую работу. Но вот не задача языковой барьер! Со стороны кажется именно так.
Но как меня предупреждал перед призывом Серега Рыбников, не стоит удивляться если однажды, кто-то проснется от запаха дыма, и увидит, как ярко может полыхать собственное одеяло, облитое бензином.
Слава Богу у нас в учебке до таких поджогов не доходило, но до драк пару раз дошло. И тут у среднеазиатов тоже была своя особенность. О ней Серега тоже предупреждал.
Они никогда не будут драться с честно. Поэтому если кто-то поимел среди них врага, то он должен стараться не поворачиваться к ним спиной.
— Воткнутый штык-нож в почку, совсем не способствует здоровому пищеварению военнослужащего. Даже наоборот.
Иногда мне казалось, что они совсем не соображают, что творят во время мести. — продолжал делиться Рыба, — в дисбате полно таких.
— Поэтому не лезь на рожон первым, но никогда не бойся давать отпор в открытую. Видишь, что прут на тебя, скажем в казарме и их много, бери табурет в руки и защищай честь нашей малой Родины. Понял?
— Понял.
— Знаешь, чем мы отличаемся от остальных?
— Нет, чем?
— Для нас важен стержень в человеке. Наличие или отсутствие «стержня» — основной принцип, по которому происходит градация людей в армии.
— А что такое по-твоему стержень?
— А ты не знаешь? — он улыбался мне
— Знаю, но хочу твое понимание, Рыба.
— Что такое «стержень», в двух словах не объяснишь, как не объяснишь в двух словах, что такое «чмо». Но упрощенно «стержень» — это армейский эквивалент чувства собственного достоинства. Если «стержень» есть — ты «бурый», если отсутствует — ты «чмо». Это понятно?
— Пока да, всё, как в жизни.
— Как в жизни это да, но в армии все немного по другому. Короче, что тебе было проще понять, то в тебе есть «стержень», если никто не может заставить тебя делать то, чего ты делать не хочешь.
— Даже командование?
— Даже командование. Если они видят твой стержень, то и не предлагают делать то, чего не хочешь. Вот в чем фокус. По наличию стержня люди делятся достаточно жестко.
— А им, азиатам, разве стержень не важен?
— Тоже важен. Но у них на первом месте хитрость. Они считают хитрость — признак ума. Они считают, что хитрозадый может прожить припеваючи без стержня.
Я это запомнил.Конечно, были и исключения из правил. Среди азиатов попадались и нормальные мужики, с самым настоящим стержнем в душе, к которым я относил сержанта Турсунова.