Птицы

От наблюдения за улицей Финча вдруг отвлекло шумное и довольно навязчивое сопение справа. По другую сторону прохода сидела немолодая дама в белой шубе с легким фиолетовым отливом. Хотелось думать, что сопела не обладательница шубы.
Уловив шевеление у женщины на коленях, Финч опустил взгляд. Из шерстяной муфты торчал длинный узкий нос, над которым чернели здоровенные мокрые глаза. Финч понял, что это маленькое существо – собака. Правда, больше оно походило на откормленную мышь.
Хозяйка собаки отметила интерес мальчика и улыбнулась ему. Собака же глядела со злобой и едва ли не ненавистью – Финч не понимал, чем успел заслужить подобное отношение. Откуда ему было знать, что такое выражение морды вполне нормальное для собак этой породы.
– Фусси, – обратилась к питомцу дама, – поздоровайся с милым мальчиком.
– Тяв, – презрительно выдавила собака.
– Очень… очень красивый щенок, – как можно вежливее сказал Финч.
– О! Что вы, милый! – Дама улыбнулась. – Это не щенок! Фусси – взрослая собака. Гнаши – карликовая порода. Вы разве никогда не видели гнашей? Они очень модны в этом сезоне.
Финч покачал головой.
– Вы ведь впервые в Рривв, юный джентльмен? – спросила женщина, оценив его одежду.
Финча еще никогда прежде не называли джентльменом. Обычно к нему обращались «эй ты!» или «мальчишка», еще было фирменное от мистера Кэттли – «коротышка».
В кресле перед женщиной сидел мужчина средних лет в сером пальто с воротником серебристого меха. Он оторвался от газеты, обернулся и обратился к даме, которая, очевидно, была его спутницей – мальчик предположил, что они женаты.
– Ну, дорогая, – сказал джентльмен (настоящий джентльмен, к слову, являлся обладателем высокого цилиндра и трости). – Ты смущаешь молодого человека.
– Почему это, дорогой? – Женщина подмигнула Финчу. – Мы просто мило беседуем.
Впервые в жизни Финча то, что называлось милой беседой, таковым и являлось: дама с собачкой казалась доброй.
– Я тут никогда не был раньше, – сказал Финч.
– О, и как вы его находите? – полюбопытствовал джентльмен. Он сложил газету и влился в милую беседу.
– Кого? – не понял Финч. – Рривв? Очень много надписей. Просто жуть как их много.
– О, вы ухватили самую суть! – расхохотался джентльмен. – Вывески – поистине беда центральных районов.
Флеппин в очередной раз свернул и покатил вдоль кованой парковой решетки. За ней проглядывало окруженное деревьями ледяное озеро, по поверхности которого туда-сюда мельтешили крошечные фигурки. Дети. Они носились во все стороны, вроде бы бесцельно.
– А что они делают? – спросил Финч, указывая в иллюминатор.
– Как «что»? – удивилась дама с собачкой. – Катаются на коньках!
– А зачем?
Кажется, этот вопрос поставил обоих собеседников Финча в тупик. Они недоуменно переглянулись.
– Даже не знаю… – сказала дама. – Им это нравится. Это весело. Вы никогда прежде не видели катка?
– У нас не катаются на коньках.
– У вас – это где? – поинтересовался джентльмен.
Финч помедлил с ответом. Почему-то ему вдруг показалось, что стоит ему сказать, откуда он приехал, как его сперва окатят волной презрения, а после выгонят из флеппина с криком «Оборванцы с окраин ходят пешком!». И все же эти люди выглядели такими доброжелательными…
– В Горри, – едва слышно признался Финч.
Никакого презрения на лицах собеседников не появилось. Не случилось ровным счетом ничего ужасного.
– А что же дети делают у вас в Горри? – спросила дама с собачкой.
Финч на миг задумался и повторил то, что не раз слышал от дедушки:
– Учатся в школе, чтобы хоть что-то знать и не быть такими же бесполезными, как автоматоны, открывающие людям двери.
Собеседники, не сговариваясь, рассмеялись. Их искренне развеселил ответ Финча.
– Это очень похвально, молодой человек, – сказал джентльмен. – Вот бы и наши бездельники так же смотрели на вещи.
– Ну, Финнеас, ты не прав, – ответила женщина. – Детство есть детство. Занудными клерками они всегда успеют стать. Жизнь еще отнимет у них беспечность и радость от таких простых вещей, как катание на коньках. Пусть радуются, пока есть возможность.
 
Финч вдруг вспомнил, что совершенно не представляет, когда ему выходить: для флеппинов не было предусмотрено промежуточных станций.
– А вы не знаете, проспект Франдигорт будет скоро? – спросил мальчик.
– О, милый, – женщина бросила взгляд в иллюминатор, – мы как раз на него выехали. Где вам нужно выходить?
– Я… я не знаю. Мне нужен дом номер пятьдесят семь.
– Это где-то в середине проспекта, – подсказал джентльмен. – Можно будет выйти через два квартала. Вы знаете, как дать нашему экипажнику знак остановить флеппин и выпустить вас?
Финч покраснел и покачал головой. Ему стало очень стыдно из-за того, что он не знает таких простых вещей.
– Рядом с вашим местом, у иллюминатора, висит цепочка. Когда нужно будет выйти, просто дерните за нее.
– Спасибо, – сказал Финч. – Вы очень добры.
– А как иначе? – удивилась дама.
К сожалению, Финч мог ей во всех подробностях описать, как бывает иначе.
Финч злился. Ему все никак не удавалось найти ни дом № 57, ни стекольную компанию «Тэррити».
«Проклятые вывески! И как среди них что-то отыскать?!»
С момента высадки из флеппина он прошел уже три квартала, даже перебрался на другую сторону улицы по задымленному пешеходному мосту над мостовой. Но результат оставался тем же. Он просто не мог найти нужное место.
И так Финч бродил по проспекту, вглядываясь в витрины и раздраженно фыркая. Попутно он становился все голоднее и оттого еще злее. Мальчик уже раздумывал над тем, чтобы зайти в какую-нибудь лавку и спросить дорогу, когда вдруг путь ему преградила высокая фигура.
Прямо перед ним стоял усатый констебль в темно-синей шинели и высоком шлеме с тесемкой под подбородком. Вокруг шеи полицейского был обмотан длинный черно-синий полосатый шарф. Констебль упирал руки в белых перчатках в бока, его лицо раскраснелось от холода, а взгляд был пристален и хмур.
– Вы попали в затруднительное положение, мистер? – спросил он.
Финч опешил. Он огляделся, выискивая упомянутого мистера, но так его и не обнаружил. Констебль смотрел прямо на него – уставился в упор и не моргал.
– Э-э-э… нет, – выдавил Финч и тут же попытался оправдаться: – Я ничего не сделал!
Мальчик покосился в одну сторону, затем в другую, пытаясь изобрести план побега, но хмурый усач явно не торопился хватать его за шиворот и волочь в «Фонарь констебля».
– Я вижу, мистер, – сказал он. – Мне показалось, что вы попали в затруднительное положение. Я могу вам помочь?
Это было очень странно. Чтобы полицейский хотел помочь?! Где это видано?! Да они же только мешать всячески пытаются, чуть ли не ограбить норовят, обвинить во всяком разном или как минимум отчитать. И тут Финч вспомнил, что он не дома. Может, здесь другие полицейские? Которые, как бы невозможно это ни звучало, помогают или хотя бы пытаются помочь. Которым не все равно.
– Я ищу стекольную компанию «Тэррити», сэр, – признался Финч. – В адресной конторе мне сказали, что она находится на проспекте Франдигорт, дом номер пятьдесят семь, но я не могу ее найти.
– Это совсем близко, – сказал констебль и указал рукой вдоль улицы. – Вам нужно пройти до середины этого квартала. У них вывеска, собранная из стеклянных осколков.
– Э-э-э… благодарю, сэр.
– Удачного дня.
– И вам, сэр.
Констебль кивнул и пошагал дальше по улице, а Финч, все еще пребывая в смешанных чувствах и ощущая себя жертвой розыгрыша, поспешил в указанном направлении.
Вскоре он оказался у лесенки с витыми перилами, которая вела к двери под вывеской «Тэррити. Семейное стекольное дело». Надпись и впрямь была собрана из стеклянных осколков, в каждом из которых причудливо отражался свет горящих у входа фонарей.