...Не повод для знакомства
— Я же говорю — я не мог тебе помочь. Во-первых, меня отправили в срочную командировку на следующий же день после нашего с тобой последнего разговора. Я даже позвонить тебе не успел, чтобы предупредить. Я пытался, но никто не брал трубку. А потом и сам попал в аварию, три месяца пролежал в больнице во Владивостоке, даже с кровати вставать не мог…
Про аварию он давно придумал. Ну не рассказывать же ей, как из-за внезапно вернувшегося мужа залетной подружки пришлось прыгать со второго этажа! Нет, надо как-нибудь пожальчее, чтобы не только простила, но еще и сама прощения просила за то, что не помогла…
Как обычно, он все рассчитал верно. Простила как миленькая! Прощения, правда, не просила, но и за дверь не выставила. Да и силу применять не понадобилось. Пусть из жалости, но доступ к телу вновь был открыт. Конечно, хотелось бы по любви, но, как говорится, на безрыбье хоть что-нибудь съесть — уже удача. А уж коли попал под волну жалости, надо из нее выжать максимум пользы. Конечно, восстановить былой статус-кво уже не удастся, но можно хотя бы внести коррективы в частоту посещений. Ведь больной он лишен возможности погуливать с многочисленными возлюбленными — кому он на хрен нужен на костылях?! Любкой-курвой насытиться — это абсолютная утопия: нельзя насытиться, писая в бездонную бочку. А сексуальной энергии, несмотря на увечье, у него не убавилось, по-прежнему как пионер — всегда готов. Так что график свиданий пришлось существенно уплотнить. Теперь Влад каждый вечер в шесть часов подъезжал к агентству, вез Тамару на снятую специально для этих целей квартирку и только после любовных утех отвозил домой, где Тамару уже ждал сын.
Юра сильно подрос. За это страшное лето он очень изменился, даже возмужал, если это слово позволительно употребить по отношению к шестилетнему ребенку. В шесть с половиной лет мальчишка стал единственным мужчиной в семье. Самостоятельный, серьезный первоклашка. Это было бы смешно, когда бы не было так грустно вспоминать о причине столь раннего взросления ребенка.
Влад теперь иногда встречался с сыном. Вернее, это Юра иногда встречался с Владом, когда ждал маму у дверей парадного, а ее подвозил на огромной машине дядя Влад. Тома представила его сыну, как сотрудника. Влада это немного покоробило, но потом порадовало — действительно, зачем ему лишние проблемы? Достаточно того, что Влад знает, что Юра — его сын. Юре же знать это вовсе не нужно. Для него он будет "дядей Владом". Интересно, что Тамара сама никогда не поднимала этот вопрос, ни разу не предложила: мол, мы с Юрочкой теперь живем одни, ты мог бы приходить к нам, пусть ребенок знает, что у него есть отец. Нет, она наоборот как будто оберегала сына от Влада, словно не хотела объединить двух своих мужчин…
К Тамаре Влад по-прежнему относился потребительски. Он приезжал каждый день, получал то, за чем, собственно, и приехал и все. Он не пытался помочь ей расплатиться с долгами, не помогал финансово поднять ребенка, хотя и видел, что ей тяжело, что даже в выходные ей приходится работать с клиентами, дабы заработать какую-никакую копейку. Его радовало, что она не просит о помощи, не жалуется, как ей тяжко. Иногда ему было жаль ее, сердце обливалось кровью, глядя, как мужественно эта хрупкая женщина сражается с жизненными проблемами, как отвоевывает свое место под солнцем. И тогда становилось чуточку стыдно — ведь это его женщина, его любимая, мать его единственного сына, ведь ей нужна его помощь, жизненно необходима, ведь ей тяжело тянуть все на своих хрупких плечиках. Ведь далеко не все мужики с честью выходили из гораздо меньших жизненных коллизий, многие ломались, сходили с дистанции. А эта кроха — гляди-ка! все держится, все не тонет. Уж и силенок нет, выдыхается совсем — но нет, снова идет, подняв высоко голову. Иногда так хотелось протянуть ей руку, помочь, но останавливал страх. А вдруг ей понравится его поддержка? Вдруг она разучится самостоятельно бороться за себя и за сына, вдруг опустит руки и скажет: ты — мой мужчина, ты обязан нам помогать. А быть обязанным он не любит… Да и с какой стати? Ну подумаешь, ребенка ей когда-то засандалил — так она сама просила! Ну подумаешь, трахает он ее. Да мало ли кого он трахает! Что ж теперь, помогать каждой шалаве?! Тома, конечно, не шалава, напротив — единственная порядочная женщина в его жизни, но почему он обязан ей помогать?! Пусть сама выкручивается…
Тамару он любил. Любил не только физически, хотя плотская любовь и была основой любви духовной. Самое дорогое в его жизни — это Тома, Томусик, его Малыш. О ней он думал днем и ночью, о ней мечтал. Любимая мечта сводилась к тому, что Любка-сука неожиданно погибает, причем непременно максимально страшной и мучительной, но быстрой смертью и он ведет Тамару под венец. Малыш в чудном воздушном белом платье, с пышной фатой на голове, а шлейф платья торжественно несет Юрочка…
Мечтать о безоблачном счастье с Томусиком было гораздо приятнее, чем помогать ей словом и делом, быть рядом каждую минуту. Да и зачем помогать — она и сама прекрасно справляется. А Влад лишь получает удовольствие от любимой женщины.
Правда, удовольствие не было абсолютным. Тамара вела себя по отношению к Владу довольно странно. Она уже давно перестала называть его своим мужчиной, повелителем, или хотя бы просто Владичкой. Теперь ему оставалось только вздыхать о прошлом. Ну ладно бы только это. В принципе, как это ни печально и прискорбно, но к такому положению вещей он уже привык, научился жить без этих сладостей. Сложнее было выдержать то, как она называла его нынче: обуза и крест. Говорилось это все с максимальным пренебрежением к бывшему господину. Иногда в порыве злости добавляла: "Кому ты еще, горемыка калечный, нужен? Да и мне не нужен, но ведь сдохнешь без меня…". После таких слов Владу и вовсе хотелось выть. Особенно от мысли, что ведь права, права, зараза, на все сто процентов! И что не нужен никому, и что сдохнет без нее, и про калеку… Увы, отказаться от тросточки Владу, видимо, было уже не суждено до конца дней. Правая нога со всеми многочисленными переломами так и не срослась нормально. Становиться всем весом на пятку Влад не мог, да и в колене нога плохо сгибалась. А кто на калеку позарится?..
В интимном плане тоже все перестало быть столь великолепно, как раньше. Да, давно уже не было столь волнующей крови, не было криков боли. Теперь ему приходилось довольствоваться лишь быстрым сексом в самой малоприятной для него позиции, тихими сдавленными вздохами да откровенными взглядами Малышки на часы. Иногда она самым беспардонным образом прерывала Влада на самом интересном месте: "Все, хватит, достал!". На его мольбы о продлении сеанса слышал лишь: "Перебьешься" или совершенно издевательское "Из-за стола надо выходить с легким чувством голода". Было ужасно обидно везти ее домой, так и недополучив сладенького. Иногда, когда уж слишком припекало, пытался уломать ее в машине, но и это не приносило ожидаемого наслаждения. Однажды совсем обнаглела, заехала коленкой по причинному месту… Тогда Владу хотелось ее убить, а он все равно умолял: дай!.. Но чем дальше, тем меньше внимания на его просьбы обращала Тамара. Из властелина он давно превратился в просителя. Единственное, в чем он регулярно одерживал победу, так это в том, что совсем отказать ему в близости Тома не могла. Из жалости ли к калеченному, из ложного ли чувства долга, но с глубоким прискорбным вздохом говорила, выполняя опостылевшие обязанности любовницы: "это мой крест, и мне его нести до конца дней". Конечно, несколько унизительно было получать порцию любви с подобными комментариями, зато радовала вторая часть фразы насчет конца дней. До конца — не до конца, а уже больше двух лет прошло после тех событий, а он по-прежнему встречается с Тамарой на той самой квартирке. Правда, уже не так часто, как раньше — увы, видимо, у Томы прибавилось работы и она не может уже дарить свою любовь Владу ежедневно. И то сказать, выросла Малышка до главного юриста. Молодец, девочка, умница! Вот только пропорционально ее карьере растет и независимость от Влада. Независимость не материальная — в этом-то она никогда от него не зависела. А вот в моральном плане… Все резче она с ним разговаривает, все чаще оставляет его несолоно хлебавши… Иногда попросту отказывается объяснять, почему откладывается их очередная встреча, даже дерзить начала…