Вариант Юг (СИ)
На станции к нам выходят представители 5-й сотни Атаманского полка, который здесь квартирует, гвардейцы минувшей эпохи. Перед есаулом стоят солидные бородатые дядьки, которые хотят только одного, отсидеться в нейтралитете. Наш командир хмыкает, презрительно кривится в сторону атаманцев, оглядывается на мальчишек из 3-го взвода и приказывает им разоружить элитную сотню Войска Донского. На всякий случай, дабы быть уверенным в ее нейтралитете.
Приказ выполняется быстро. Мальчишки разоружают бывших гвардейцев императорского дома, а те, молча, стоят и даже не пытаются возражать. В самом деле, чего ершиться, когда позади кадетского взвода наша офицерская полурота с пулеметами стоит? Раз уж сбежать не успел, то проще всего отдать оружие и отправиться в родную станицу, к жинке под бок.
Следующая наша цель - богатая и привольная станица Каменская. Именно там должно решиться за кем останется последнее слово в этом противостоянии. Как говорят пленные, недавно в Каменской собрались представители от 21 казачьего полка, двух запасных полков и пяти батарей, всего более семисот человек только делегатов. Был избран Донской Ревком и главным в нем стал Федор Подтелков, которого в разговоре с Сафоновым поминал Чернецов. Позиции большевиков среди всей этой массы чрезвычайно сильны. У них много готовых воевать бойцов и оружия, и к ним на помощь из Харькова идет блиндированный поезд с красногвардейцами товарища Саблина. А нас всего-то три сотни штыков при одном орудии и восьми пулеметах. Завтра должны подойти добровольцы, они прикроют станцию от флангового удара со стороны Дуванной и мы двинемся дальше. А пока остановились на ночевку, и Чернецов послал в Каменскую ультиматум. Вдруг, казаки сдадутся или уйдут в сторону?
Однако, не судьба. Ночью большевики зашли к нам в тыл и атаковали Зверево. Оставшиеся на этой станции добровольцы дрались храбро и умело, но их было мало. Они не удержали позиции и, понеся потери, отступили на Чертково. Мы в полукольце. Если промедлим, окажемся в полном окружении, и Чернецов, взяв нашу офицерскую полуроту и орудие Шперлинга, возвращается назад. Бой был жаркий, но станция Зверево снова за нами и в нее опять входят добровольцы.
Так потеряны еще одни сутки. Однако, несмотря на заминку, 16-го мы все же продолжаем наступление на Каменскую и в этот день на аппаратном узле связи в Лихой была перехвачена телеграмма одного из вражеских командиров. Чернецов приказал прочесть ее перед строем наших войск, для воодушевления бойцов, и правильно сделал, ибо подъем в отряде был такой, что если бы красные видели нас в тот момент, до самого Петрограда бежали бы без остановки.
Перехваченная телеграмма гласила следующее:
«Скажте там чдо сигодня 12 часов дня ожидается бой подкаменской Чернецов подходит такчдо может быт придтся закрыт кантру прапаст. Паняли? Нач рвлюционый камитет ограбив казначейство кажс скрылся ктя комисар говоритчдо ен назтанции но я был вштабе камитета и там сидят палтара человика тильку штаб занимается прыврженцеми првительзтва...»
Если перевести это на общедоступный человеческий язык, становилось ясно, что начальник революционного комитета ограбил казначейство и скрылся, комиссара нет и к бою красногады не готовы. Отлично.
В этот день, основная работа легла на плечи нашей молодежи. Их эшелон опережал нас на несколько часов и встретился с красными у Северо-Донецкого полустанка. А когда мы все же догнали их и начали высадку из вагонов, то слышали только крики «Ура!» доносившиеся впереди по ходу движения и сильную пальбу из винтовок. Здесь против нас стояли основные силы Лейб-Гвардии Атаманского полка во главе, что интересно, с герцогом Лейхтенбергским, который еще в самом начале боя объявил нейтралитет казаков. Все бы ничего, но помимо бравых атаманцев станцию обороняли красногвардейцы, и вот с ними-то пришлось повозиться, так как отступать они не хотели.
Впрочем, уже в темноте отряд Грекова совершил очередной ночной марш и ударил противнику в тыл. Наши партизаны его поддержали и перешли в атаку, а то самое «Ура!», которое к нам донеслось, было ее началом. Потери наши незначительны, но красная артбатарея повредила паровоз головного эшелона и разбила несколько вагонов. Это не беда. Паровоз достанем новый и вагонов на станциях еще много. Главная наша ценность - храбрые и стойкие в бою люди. И чем больше в живых их останется, тем больше бойцов перейдет в следующие наступления на большевиков.
Утром 17-го января мы собирались нанести решительный удар по Каменской. Но получившие подкрепления из воронежских красногвардейцев большевики в сумерках сами перешли в наступление. Взятый конниками Грекова пленник докладывал, что против нас идет полторы тысячи штыков и две донские батареи. Нам плевать. Надоело бегать от одной станции к другой, ибо мы начинаем уставать и выдыхаться. А потому готовы встретить красных со всем нашим радушием, остановить врага, а затем на его плечах ворваться в так необходимый нам населенный пункт.
Начинается бой. Перед Северо-Донецким полустанком появляются густые цепи вражеских пехотинцев, а по правому флангу, в районе недалекой речушки, были замечены артиллерийские упряжки. Наша офицерская полурота лежит вдоль всего железнодорожного полотна, команды нам не нужны, и что делать каждый знает очень хорошо. Сначала подпустим большевиков поближе, отстреляем самых активных, и пулеметы нас поддержат. А как только противник запнется, иначе никак, он обязательно запнется, мы контратакуем. Единственная проблема - вражеские орудия. Но мы надеялись, что донские артиллеристы не будут слишком усердствовать, а их снаряды, как это уже не раз случалось, станут падать где-то в стороне. Однако появляется Чернецов, который эту ночь провел в Лихой. Есаул в перетянутом ремнями синем полушубке, жизнерадостный и розовощекий, неспешно прохаживается вдоль канавы, где мы загораем, и громко спрашивает:
- А что партизаны, сходим в атаку сразу, не дожидаясь пока красные в гости придут?
Ноги сами поднимают меня с промерзшей земли, а ладони пристегивают к винтовке штык. Слева и справа, тоже самое делают остальные бойцы нашего отряда. Молча, без криков и песен, быстрым шагом мы идем навстречу врагам. Наш напор силен и стремителен, мы уверены в своей правоте, и когда до красных оставалось метров тридцать, они останавливаются. Враги, словно стадо баранов, мнутся на месте, и тут, не сговариваясь, мы берем их на горло.
- Ур-ра-а-а! - разносится над полем наш рев, и отряд переходит на бег.
Красногвардейцы и немногочисленные спешенные казаки из революционеров разворачиваются и бегут к своим исходным позициям. Поздно, господа, вы опоздали. Я догоняю одного красногвардейца, широкоплечего парня в бекеше с сорванными погонами, не иначе снятой с офицера, и вонзаю ему в спину штык. На миг замираю и выдергиваю штык на себя. Вновь бегу, и снова ударяю в чужую спину. Это второй. А всего в то утро, на свой счет я мог записать четверых. Да только никто не вел учет смертям в те дни. Одним убитым врагом больше, одним меньше, это не важно. Для нас главное станции и железная дорога.
На плечах красногвардейцев отряд входит в Каменскую, гонит врага перед собой и наступает на станцию Глубокая, куда отходят основные вражеские силы. Отряд Грекова в это время захватывает орудийные батареи, которые большевики так и не успели развернуть, доставляет их к эшелону и присоединяется к нам. Затем отряды переходят по льду Северский Донец, совершают стремительный рывок на север и выбивают растерянных революционеров из станицы Глубокой. Одержана полная победа. Приказ атамана Каледина выполнен и первоначальные цели похода достигнуты.
Остаток дня мы стояли в Глубокой и готовились к обороне. Однако в ночь, по непонятной для нас причине, отступили и вернулись в Каменскую. Наши эшелоны уже с полудня стояли на станции, а мы собираемся в зале железнодорожного вокзала. Усталость дает о себе знать. Наша полурота разбредается, кто куда, и люди небольшими группами располагаются на ночлег. Мы сидим втроем, Мишка, Демушкин и я, три казака на отдыхе, хоть картину рисуй. На пол скинуты запасные шинели из эшелона, нам тепло и потихоньку клонит в сон. Но пока мы все еще бодрствовали и расспрашивали знакомого паренька из 1-го взвода о том, что здесь происходило.