Измена. Как я не заметила раньше? (СИ)
«Если я сделал что-то плохое, то я плохой. А плохим я быть не могу, ведь это плохо».
Возможно, именно эта замкнутая цепь преследует нас, когда мы, будучи объективно виноваты, свою вину желаем переложить на кого-то иного: судьбу, обстоятельства, саму жертву…
Но было в резкости Константина и нечто ещё. Нет, не в самих обвинениях, а именно в той жестокости, с которой он согласился с предположением Лены: из-за их ли ссор, и её ли на них реакции, муж ей изменил.
Нет, он не желал отмщения. Хотя, может, где-то в глубине его и одолевала мысль, незримым образом появлявшаяся в каждую ссору — причинить боль, бо́льшую, нежели причинил тебе обидчик. Нет. Сегодня и сейчас, прямо в эту минуту он громогласно воскликнул лишь ради того, чтобы его услышали. Ведь, если его услышат, он будет понятым.
«Ленка, глупышка, ну как ты не понимаешь, пусть я и ошибся, но зла тебе не желаю, не защищайся. Твой враг не я. Наш общий враг — то, к чему мы пришли»…
«Да что ты какая тупая, Лен! Перестань орать и меня послушай! Если будешь орать, то только хуже сделаешь».
Глава 10
Чего тебе не хватало?
Противоречивая гамма чувств одолевала Константина, он захлёбывался в собственной вине, безграничной умоляющей любви к Лене и адском на неё гневе.
Любил ли он в этот момент её? Или себя? Либо же вовсе никого?
Скорее всего, он просто был потерян.
Его накрыли слишком сильные эмоции, справиться с которыми он не умел, а потому не мог. Из-за чего, единственное, что ему оставалось — барахтаться в, одновременно, ледяной и кипящей воде, хватаясь то за один, то за другой обломок корабля, который «отправили в путь по волнам» для них в ЗАГСе.
Если бы его мучения не закончила Лена, согласившись его простить, он ухватился бы за следующий — гнев, припомнив ей всё, что привело с её стороны к его измене.
— Я требую развод. — безжалостно процедила Лена.
Конечно, Костя и раньше думал, что подобный ответ возможен. Даже не так. Он был очевиден! Чтобы Ленка, абсолютно правильная во всех смыслах, избалованная и самовлюблённая, вдруг ответила бы по-другому?
Костя ждал этих слов. Ждал и боялся больше всего на свете!
Только подумать, он, мужик!.. И вдруг, боялся простого «Я с тобой разведусь?». Почему он вообще боялся?
Что в этих словах такого особенного? Ну подумаешь, развод. Они и без того поняли, что друг другу не подходили. И что их брак — не более, чем поспешное решение двух подростков. Разве не лучшее ли решение Лена сейчас предлагала? Разве не к нему ли вёл их семью и сам Костя?
Развестись. Дать друг другу свободу. Настоящую! И столько, сколько каждый из них желал и стремился получить. В браке им обоим было тесно. Они друг друга душили и не могли оценить по достоинству.
Разве не будет лучшим начать всё заново, с кем-то иным?..
В том-то и дело, что с «иным». Не своим. Чужим.
Вновь нужно будет испытывать это двоякое чувство, с одной стороны окрыляющей влюблённости, милой романтики, а с другой, страха ошибиться хоть в чём-то малейшем, и тут же быть отвергнутым.
Костя боялся отвержения? Или снова быть романтичным? Что для него было равно слову «ребёнком».
Ну что за детскость и ребячество? Пустые траты денег и сил. Даже Ленка это понимала, хотя и в ней эта «детскость» порой просыпалась, и не давала обоим покоя.
В том и дело, что Ленка это уже понимала и знала. А будет ли понимать другая? Кристинка, например.
Она, конечно, девушка, знающая, чего хочет. А, может, и наоборот, не знающая, поэтому встречающаяся с малознакомыми мужчинами…?
А что с отвержением? Его Костя боится? Может, только его он, по сути, и боится?
Ведь, и требование Лены о разводе — её сообщение: «Ты мне не нужен, я тебя бросаю».
А был ли он ей когда-то нужен? Раз она так легко от него отказалась? Выбрала себя, а не его! Не их! Разве их ничего не связывало, и не связывает? Костя не может в это поверить.
— Лен, не кипятись. Давай всё обсудим.
— Обсуждать? — снова закипела Лена. — Я хочу развода! Прямо сейчас! — она снова перешла на крик, даже на визг, ведь её опять не слушали. Не слушали в самом для неё важном. Жизненно важном.
Она вновь было, словно бы оглушена. Он ей изменил, да ещё теперь и развода не даёт⁈ Причинил ей нестерпимую боль один раз, а теперь продолжает удерживать кровоточащую рану, и на неё давить⁈ Насколько же мерзким и ничтожным может быть этот человек⁈ И она с ним жила? Отдала ему свои лучшие годы?
Раньше эта фраза ей казалась комичной. Устоявшейся для образа «обиженной дамочки». Но в действительности, если наблюдать её не на экране, а здесь, вживую, когда произносишь её сама…
Лена была влюблена в Костю, практически, с самой первой встречи. Приятный сердечный трепет возникал при каждом его сообщении, при каждой мысли. Если ранее она заполняла свои тетради наклейками и вырезками любимых актёров, составив целую коллекцию обожаемых ею мужчин, больше ей было это не интересно, ведь она нашла свою любовь.
Волнительно обжигало всякое очередное упоминание о том, что она стала чьей-то девушкой. Потом случился первый поцелуй, первый секс.
Разве она отдала ему недостаточно? Разве ему было этого мало?
Конечно, как казалось Лене, костя это ценил. Все её жертвы. Она пожертвовала ему свою жизнь и себя. Ведь, именно этому учат подростковые любовные фильмы и книги, не правда ли? Героиня вся совершенно невинная, и только то, что её первый раз случается с возлюбленным, теперь он будет с ней навеки. Не переставая помнить о её девственной жертве ему, очернённому похотью и грешному.
И что будет он её за это ценить всю жизнь, и ни за что не предаст. Как в сказке. Только, и сказки бывают жестокими.
Поэтому, благодарность Кости за её жертву тоже вскоре пропала. Точнее, он мог вспоминать и благодарить за это на словах. Но прежнего трепета больше не было.
Может, не даром девственность настолько ценилась в древности? Божественная чистота, непорочность. И стоило только её лишиться — ты просто человек. Или, может, наоборот, ей до сих пор придают слишком много значения?
Не то, чтобы Лена и сама этого не хотела, однако, ей было страшно, поэтому, ей казалось, что и в первый раз, её согласие не было окончательным, не было искренним. То же самое повторилось и во второй, и в третий раз…
Ей было интересно. Теперь она жила взрослой жизнью. Что ещё недавнему подростку надо?
Вот только, Лена всё же приносила себя в жертву. И теперь её жертва оказалась напрасной.
Как и годы совместной жизни.
Она заботилась, любила… И почему «заботилась» появилось первым? Разве одной лишь заботой определяется любовь? Мы можем заботиться о цветах на подоконнике в классе, о животных в загоне, но разве это любовь? А любят ли нас те, кто заботится о нас по долгу службы? И обязаны ли любить?
Может, Лена была ослеплена настолько, что «пожертвовала себя» совершенно не тому и не за то?
* * *— Ты думаешь, я стану жить с тобой после этого? — с неподдельным отвращением и вновь нахлынувшими слезами спросила Лена.
— Но ведь всё ещё можно исправить! — настаивал Константин.
— Исправить? — Лена залилась истерическим смехом, который совершенно не могла остановить.
Её эмоции были на пределе. И всё потому, что перед собой она видела только картину разрушенного мира. Как из этого можно построить хоть что-то? А предложение кости о том, чтобы продолжить жить, будто ничего не случилось, звучало совершенно абсурдно. Словно хирург предложил бы не зашить твою смертельную рану, а приложить подорожник, предварительно на него поплевав, чтоб он стал чистым.
Именно данная ассоциация была первой у Лены возникшей.
Омерзителен. Костя был ей просто омерзителен!
Если бы она могла, то точно бы его убила!
А почему не может?
Почему жёнам, которым изменили, нельзя убивать неверных мужей? Мужья же убивают! Есть же места, где есть такие «законы». Так почему нет мест, где бы справедливость восторжествовала бы и для женщин?