Не вижу зла

– И никаких условий?
– Никаких.
Джек прищурился.
– Почему я вам не верю?
Полковник извлек сигару из коробки с увлажнителем, стоявшей у него на столе, и задумчиво покатал ее между большим и указательным пальцами. – Я уже говорил это раньше, и скажу сейчас. Вы такой скептик, мистер Суайтек.
– А я заявил вам во время нашей последней встречи: я не заключаю никаких сделок с кубинским правительством.
– Нас не интересуют сделки такого рода.
– Тогда в чем же заключается ваш интерес в этом деле?
– Мы решили, что с нас хватит и того удовлетворения, которое мы получим, продемонстрировав всему миру, что сын Алехандро Пинтадо был женат на шлюхе и что он убит своим лучшим другом.
– А если я решу отказать вам в таком удовольствии?
– Что вы имеете в виду?
– Что, если я просто откажусь вызвать вашего солдата в качестве свидетеля?
– Я советую вам очень хорошо подумать об этом. Потому что в противном случае Линдси Харт серьезно пострадает.
– Может быть, Линдси желает рискнуть.
– Может быть. Но наверняка есть и другие, которые не могут себе позволить роскошь выбирать. – Он сунул руку в ящик стола и извлек оттуда фотографию размером восемь на десять дюймов. Он положил ее на стол.
Джек всмотрелся в нее. На снимке группа людей на тротуаре наблюдала, как мужчины в темно-зеленой униформе вышвыривали на улицу их вещи. В сточных канавах валялась одежда. Мебель была разломана на куски.
– Что это? – спросил Джек.
– Посмотрите внимательнее, – предложил полковник.
Джек всмотрелся пристальнее и узнал их. Сбоку стояла Фелиция Мендес, женщина из Бехукаля, с которой Джек разговаривал о своей матери. Она рыдала, спрятав лицо на груди у мужа. Все остальные на фотографии тоже плакали, включая двух маленьких девочек, лет примерно шести и восьми.
– Это дом Мендесов, – сказал Джек.
Полковник понюхал сигару, наслаждаясь ее ароматом.
– Да. С сожалением должен сообщить, что они лишились своей недвижимости, купленной на правах аренды. Это случилось только вчера. Тринадцать человек, и жить им теперь негде. Такая досада.
– Вы отобрали у них дом?
– В общем-то, они могут получить его назад. Или, точнее, в вашихсилах помочь им получить его назад.
– Вы – сукин сын. Это имел в виду ваш посыльный в Майами, когда говорил, что вы будете обращаться с членами моей семьи, как с gusanos,червями-контрреволюционерами?
– В некотором смысле, да. Разумеется, нам известно, что семья Мендесов не является вашей семьей. Но это хорошее начало.
– Вы намекаете на то, что у вас в запасе имеются настоящие родственники, которые могут быть у меня здесь, на Кубе?
Полковник почти улыбнулся, но затем лицо его приняло ледяное выражение.
– Это был бы уже не намек, если бы я взял и признался в своих намерениях. Как вы полагаете, мистер Суайтек?
Джек не ответил.
Полковник поднялся и нажал кнопку рядом с телефоном. Двойные двери мгновенно распахнулись, и в комнату вошли двое солдат, стоявшие на часах снаружи.
– Благодарю вас за то, что почтили меня своим визитом, мистер Суайтек. Я дам вам несколько дней, чтобы вы обдумали ответ.
– Полковник, я…
Полковник Хименес взмахом руки заставил его умолкнуть.
– Поговорите с супругой погибшего капитана. – Он усмехнулся и добавил: – Ах, как бы мне хотелось присутствовать во время этой беседы!
Джек уже было собрался сказать какую-нибудь колкость, но сдержался. Чем дольше тот разглагольствует, тем больше вероятность того, что он скажет что-либо о сводных родственниках Джека, поскольку, несмотря на все угрозы, было по-прежнему неясно, известно ли полковнику что-нибудь о них на самом деле. Во всяком случае, Джек не намеревался просвещать его на сей счет.
– Вы услышите обо мне. Так или иначе. – Джек покинул резиденцию полковника в компании двух солдат и за весь путь до аэропорта не проронил больше ни слова.
  
Глава двадцать седьмая
 
Джеку предстояло убить пять часов в аэропорту Гаваны. Первый этап его окольного пути в Майами через Канкун начинался не раньше обеда, поэтому он нашел свободный столик в ресторане и заказал маленькую чашечку эспрессо, но после этого его нетерпение только усилилось. Еще чашечка такого напитка, и он отправится домой вплавь.
 
– Хотите еще кофе? – поинтересовалась официантка.
– У вас случайно нет кофе без кофеина?
Она рассмеялась и ушла. Кофе без кофеина? Очевидно, для кубинцев это было все равно что прервать половой акт на середине, чтобы постирать грязное белье.
Едкий кофе был тому виной или нет, но Джека все сильнее охватывало беспокойство. Хотя показания рядового Кастильо выглядели правдивыми, Джек остерегался с маху принимать на веру все, что предлагало ему кубинское правительство. Единственной возможностью узнать правду оставалась для него Линдси. Был ли у нее роман с лейтенантом Джонсоном? Провели ли они вместе ту ночь, когда был убит ее муж? Задача Джека заключалась в том, чтобы получить от своей клиентки прямые ответы. Или нет. Ему довелось защищать многих обвиняемых в совершении убийства людей, которые так и не рассказали ему до конца свою историю. Если ты адвокат по уголовным делам, тебе приходилось просто смириться с этим и делать свое дело. Но сейчас, в данном конкретном случае, возникла одна проблема. Она состояла в том, что Джек был не просто адвокатом защиты, но еще и биологическим отцом Брайана. И Джеку не по душе была мысль о том, что его собственную плоть и кровь будет воспитывать женщина, которая убила приемного отца Брайана. Как метко подметил его друг Тео Найт в самый первый день, он запутался в собственных штанах. Джек должен был узнать правду.
Но для начала ему предстояло куда-то деть пять часов.
Он обошел весь терминал, опробовал торговые автоматы и тут вдруг наткнулся на шеренгу телефонов-автоматов. Находясь на Кубе, никак нельзя быть уверенным, что тебя не подслушивают, но в данный момент риск казался минимальным. Тем не менее он не стал звонить в свой офис, ограничившись тем, что проверил личные послания, пришедшие на его домашний адрес. Обычно они состояли из жалоб Тео на отвратительное судейство во время последней игры баскетбольной команды «Майами хит» или рассказов Abuelaо том, какая милая девушка-кубинка обслуживала ее в супермаркете «Пабликс».
– У вас есть одно новое сообщение, – объявил механический голос его автоответчика.
Джек достал ручку и клочок бумаги, чтобы записать его, и расслабился, услышав в записи голос Abuela:
–  Hola, mi vida.Здравствуй, жизнь моя.
Наступила долгая пауза, но Джек с облегчением услышал, что она начала с ласкового обращения. Перед отъездом из Майами он позвонил ей и сказал, что отправляется на Кубу, просто так, чтобы кто-нибудь знал, где он находится. Разумеется, он не мог сказать ей, зачем едет на Кубу, она бы только снова расстроилась. Abuelaбыла уверена, что Джек возвращается в Бехукаль, чтобы раздуть скандал вокруг своей матери. И тогда, во время разговора, она бросила трубку, не дослушав его.
– Прости меня. – Она произнесла эти слова по-английски, а потом перешла на испанский, поэтому Джек сразу догадался, что она хочет сказать ему нечто важное, идущее от самого сердца.
– Мне очень и очень жаль. Я не рассчитываю, что ты поймешь меня, так что все, о чем я прошу – прости меня, пожалуйста.
Она едва сдерживала слезы, это чувствовалось, Джеку страстно захотелось утешить ее, но все, что ему оставалось, это слушать сообщение на автоответчике.
– Когда я отправила твою мать в Майами, так в то время поступали многие родители. У католической церкви была своя программа эвакуации – «Педро Пэн». Мы уже разговаривали с тобой о ней. Родители могли отослать своих детей, чтобы те жили на свободе, и, если все проходило хорошо, у семьи оставалась надежда на последующее воссоединение. Самое главное заключалось в том, чтобы дети успели уехать из страны до того, как Кастро и его повстанцы сделают отъезд невозможным. Я знаю, ты думаешь, что именно поэтому я отправила твою мать в Майами, но – я оказалась в другой ситуации. Я отправила твою мать, потому что…