Не вижу зла
Они обменялись невыразительными и неискренними пожеланиями спокойной ночи, и Джек повесил трубку.
Abuelaпо-прежнему сидела на диване у телевизора, поглощенная созерцанием программы новостей. Репортаж о Пинтадо наконец-то закончился, и ведущего теленовостей сменил метеоролог, одетый как манекенщик какого-то дома моделей. Джек выключил телевизор. Abuelaвсе еще не сводила глаз с потемневшего экрана, как будто не могла поверить тому, что только что увидела.
– С тобой все в порядке? – спросил ее Джек.
Ее губы едва заметно шевельнулись.
– Как бы мне хотелось, чтобы сеньор Пинтадо сказал что-нибудь в твою защиту.
– В моюзащиту? Я – не обвиняемый.
– Просто… мои друзья. Что я им скажу?
– Нет Кастро, нет проблемы?
– Ты думаешь, это шутка? Люди начнут спрашивать меня. Что я им отвечу?
– Скажи им, что твой внук делает свою работу. И что все у него идет нормально.
Она выпрямилась, как если бы собиралась с силами, чтобы задать следующий вопрос.
– Ты ведешь переговоры с кубинским правительством?
– Abuela,это конфиденциальная информация. Она должна остаться между мной и моей клиенткой.
– Для меня это означает «да».
– Это не означает «да». Я просто не могу говорить с тобой об этом.
– Нет ничего такого, о чем бы ты не мог поговорить со своей Abuela.
– Поверь мне, есть некоторые вещи… – Он умолк. Abuelaсмотрела на него одним из своих знаменитых выразительных взглядов, и Джеку внезапно пришла в голову интересная мысль. – Ты утверждаешь, что нет ничего такого, о чем мы с тобой не могли бы поговорить?
– Nada,нет, – твердо ответила она.
– Отлично. Я хочу поговорить о Бехукале.
– Причем тут Бехукаль?
– Я ездил туда. Когда мы с Софией были на Кубе.
Она помертвела.
– Почему ты ничего не сказал мне?
– Потому что… – Его грызло чувство вины. Он чувствовал себя так, словно собирался обрушить все зло мира на ее голову. – Потому что я встречался с младшей сестрой Селии Мендес.
Abuelaпобледнела. Голосом, натянутым как струна, она проговорила:
– Вы мило с ней побеседовали?
– Даже очень.
– О чем же вы говорили?
– О моей матери.
– Зачем тебе это было нужно? – Она перешла на испанский, и Джек ответил ей на том же языке.
– Потому что я хочу знать о ней все.
– Джек, тебе необязательно было ездить к семейству Мендесов, чтобы поговорить о своей матери. Я могу рассказать тебе все, что тебе нужно узнать о ней.
Глаза их встретились, и внезапно Джек почувствовал, что тонет в море самых противоречивых эмоций. Он был сердит на нее, за то что она не рассказала ему всего. И, тем не менее, он не мог не испытывать жалости к этой замечательной женщине, которая оказалась такой гордой, такой ревностной католичкой, глубоко впитавшей в себя мораль своего поколения, что должна была солгать собственному внуку, чтобы тот не подумал, будто его мать была падшей женщиной. Он подался вперед и постарался, чтобы голос его прозвучал как можно мягче.
– Abuela, ялюблю тебя. Я никогда не сделаю тебе больно. Но я хочу знать правду.
– Какую правду?
Он изо всех сил напрягал свой далекий от совершенства испанский, поскольку хотел сформулировать вопрос как можно деликатнее. Наконец он подобрал нужные слова, взглянул ей в глаза и спросил:
– У меня есть сводные брат или сестра на Кубе?
У Abuelaперехватило дыхание. Она глубоко вздохнула, грудь у нее поднялась, и на мгновение Джеку показалось, что ему придется набирать номер 9-1-1.
– Кто это тебе сказал?
– Фелиция Мендес. Младшая сестра Селии.
– А почему ты вообще расспрашивал ее об этом?
– Я не спрашивал, я…
– Для чего ты занялся этим, зачем ты раскапываешь ту старую историю? – произнесла она резким дрожащим. голосом. – Твоя бедная мать, да упокоит Господь ее душу, что она подумает? Зачем нужно сыну очернять ее память?
– Я чту ее память. Я просто пытаюсь понять, кем она была на самом деле.
По щекам Abuelaручьем потекли слезы, и морщинки, образовавшиеся от старости и тревог, направляли поток ее печали.
– Я хочу, чтобы ты прекратил это, – проговорила она.
– Прекратил что?
Она вскочила на ноги, размахивая руками. Потом ударила себя кулаком в грудь и воскликнула голосом, который обжег его:
– Я хочу, чтобы ты прекратил разбивать сердце своей бабушки!
Джек хотел сказать что-нибудь, но не мог найти нужные слова. Он с болью смотрел, как она, плача, выскочила из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась – Abuelaвбежала в свою спальню.
Он обвел взглядом комнату, задержался на столе и наконец уставился на старую фотографию Abuelaи своей матери. Они обнимались, широко улыбаясь, а на заднем плане виднелись раскрашенные в яркие цвета пляжные зонтики на фоне бирюзового прилива. Люди на фотографии искрились счастьем и радостью. Тишина в комнате становилась все более гнетущей, и Джек почувствовал боль в груди, похожую на сожаление, и печаль длиной в целую жизнь. В голове его безостановочно вертелась одна и та же мысль.
«Abuelaничего не стала отрицать».
«Я больше не единственный ребенок».
Глава двадцать пятая
По мере приближения судебного разбирательства Джек все больше времени проводил в обществе Софии. Они заключили соглашение о том, что Джек возьмет на себя обязанности ведущего судебного адвоката защиты. Однако София по-прежнему играла очень важную роль в подготовке к заседанию, особенно после того как Джек пообещал Линдси, что София будет отвечать за непосредственное общение с Брайаном.
– Ну что, удалось договориться об интервью? – поинтересовался Джек.
София уселась за стол для переговоров.
– Все та же старая история. Я звоню мистеру Пинтадо. Он обещает сразу же перезвонить мне и назвать день, когда я смогу встретиться с его внуком. После чего он пропадает, и я о нем ничего не слышу.
– До суда осталось десять дней, – сказал Джек. – Мы должны поговорить с ним.
– Может быть, нам придется обратиться к судье.
– В самом крайнем случае. Мы будем выглядеть в его глазах плохими парнями.
– Я знаю, что и Линдси это не понравится, – заметила София. – Хотя бы потому, что это плохо отразится на Брайане.
Раздался стук в дверь. Вошла секретарь Джека и принесла заказанную им еду. Говядина с апельсинами и цыпленок с орехами кешью из ресторана в китайском квартале Нью-Чайнатаун. Джек отодвинул бумаги в сторону, освобождая место для тарелок с едой.
– Хотите узнать один из самых охраняемых в мире кулинарных секретов? – спросил Джек.
– Какой? – полюбопытствовала секретарь, расставляя картонки с едой на столе.
– Белый рис, или гомалоценхрус виргинский. Американцы кубинского происхождения готовят его лучше китайцев.
– Не стану спорить. Но как вам понравился рис, когда вы были на Кубе?
– Там он по карточкам. Как и все остальное. Если только вы не турист. Но я могу долго рассуждать на эту тему, так что лучше не начинать. – Джек положил себе немного говядины. – Не хотите присоединиться к нам, Мария?
– Нет, благодарю. Не буду мешать вам поглощать пищу для мозгов, вы же два ученых юриста. Но не будьте таким серьезным, Джек, нельзя же все время только работать. Пригласите девушку куда-нибудь, как вы на это смотрите?
Джек и София обменялись взглядами, а потом хором ответили:
– Доброй ночи, Мария.
Дверь закрылась, и вот уже третий вечер подряд они проводили время вдвоем. София поковырялась в своей тарелке палочками для еды, потом поставила ее обратно на стол.
– Интересно, что у Линдси на ужин сегодня? – задумчиво протянула она.
– Скорее всего, то же самое, что и вчера, – откликнулся Джек.
– Как вы думаете, она выйдет оттуда?
Джек поперхнулся долькой апельсина, не ожидая столь прямого вопроса.
– Вы о чем меня спрашиваете – считаю ли я ее виновной или надеюсь, что ее оправдают?