Изумрудный шторм

– Прискорбно слышать обо всех ваших затруднениях, – отозвался я.
На самом деле мне было ничуть не жаль Бонапарта. Я не считал, что первый консул должен добавить к своим владениям еще миллион квадратных миль. Пару лет тому назад он уговорил Испанию вернуть Луизиану Франции, но испанский флаг все еще развевался над Новым Орлеаном, потому как Наполеон не предпринял никаких шагов, чтобы как-то закрепить за собой эти новые владения. И вот теперь он вдруг вцепился в богатейшую колонию Франции, в «сахарный» остров Санто-Доминго, и собирался восстановить там рабство, чтобы стать крупнейшим монополистом по поставке на мировой рынок сахара. В результате этот райский уголок должен был превратиться в склеп. Политика Бонапарта была настоящим предательством идеалов Французской революции, к тому же самой откровенной глупостью. Лично меня всегда поражало, как это люди могут навязывать другим образ жизни и порядок, который сами считают невыносимым.
Между тем Том Джефферсон был, пожалуй, единственным в мире безумцем, который действительно хотел заполучить Луизиану. Он не видел, какой ад царит на американском западе, считал эти места райскими и подумывал послать туда своего секретаря Мерриуэзера Льюиса, чтобы тот исследовал тамошние края. Пообещав уговорить Бонапарта продать ему эти земли, я заработал бутылку отменного вина от президента. Джефферсон, как и Франклин, еще будучи дипломатом, провел во Франции достаточно времени и знал толк в еде и выпивке. Позже он закупил в кредит столько вина, что у него образовался самый лучший погреб в Америке – и самые большие долги. Кроме того, этот выходец из Вирджинии был куда более приятным собеседником, нежели прямолинейный и жесткий Наполеон, а потому ко времени, когда мы добрались до дна бутылки, я твердо решил голосовать за него, чтобы он остался на второй срок. Если, конечно, я доживу до дня выборов.
Бонапарт вечно спешил и не тратил времени на радости жизни. Он махнул рукой, и перед ним тотчас материализовался слуга, который забрал со столика серебряную посуду и приборы. И на торжественном обеде во дворце, и в палатке на месте боевых действий этот корсиканец всегда поедал все с молниеносной скоростью.
– Итак, твой народ, Гейдж, может только выиграть от глупости европейцев, – заявил он. – Ты нужен мне. Поедешь к американским переговорщикам и убедишь их, что купить всю Луизиану – это их идея. И тогда Соединенные Штаты станут противовесом британскому влиянию в Канаде, а у меня появятся деньги, которые будут потрачены на войну с англичанами. Если я не могу контролировать Санто-Доминго, пусть британцы не смогут контролировать бассейн Миссисипи. Соединенные Штаты поубавят британцам спеси и, подобно блудному сыну, только сыграют тем самым на руку Франции.
Мой народ вовсе не считал себя блудным сыном, однако я понимал: от этой сделки выиграют все, в том числе и я сам. В 1800 году я уже сыграл небольшую роль в окончании необъявленной войны на море между Америкой и Францией – что ж, придется еще раз ввязаться в политические игры. Наполеон хотел избавиться от дорогого приобретения одним росчерком пера – до того, как британский флот просто отберет у него эти земли. Похоже, я могу осчастливить всех, кроме Британии.
– Попробую заставить своих соотечественников мыслить более масштабно, – пообещал я. – К чему покупать один город, Новый Орлеан, когда можно приобрести целую империю? – В животе у меня заурчало от голода. – И сколько вы хотите за это мусорное ведро?
– Пятьдесят миллионов франков. Но ты скажи, что вдвое больше, пусть себе всласть поторгуются и собьют цену. Когда я завоюю Лондон и уничтожу британский флот, наши с тобой страны станут самыми крупными торговыми партнерами в мире. Луизиана – это только первый шаг. Это возможность столь же значительная, как наша революционная победа при Йорктауне [5]. Каждый полученный мной американский доллар я направлю на то, чтобы разбить англичан из своих пушек, и все мы сможем насладиться этим зрелищем.
 
– Согласен. Но только после выполнения этого задания я все равно ухожу в отставку.
– Будешь жить на пенсию?
– Я приобрел нечто ценное в Триполи и намереваюсь выгодно это продать.
Глаза первого консула сверкнули любопытством.
– Что именно?
– Пусть французское правительство это не волнует. Так, пустячок, безделица, но достаточно, чтобы обеспечить семью на всю жизнь.
– Видно, стоящий пустячок…
– Да. Повезло, в кои-то веки.
– Временами ты бываешь просто незаменим, Гейдж, хотя все остальное время действуешь на нервы, – буркнул Наполеон, и я вспомнил, как он два или три раза едва не застрелил меня. – Надо понимать, человеку от судьбы не уйти. Да, ты американец, но когда твои интересы совпадают с интересами Франции, ты француз. Понимаешь?
– Понимаю, что именно по этой причине и хочу в отставку. Изо всех сил буду стараться быть бесполезным. Во всем, кроме Луизианы, разумеется.
– Для нас крайне важно завершить эту сделку, Гейдж. Можешь оставаться в Париже, пока все не утрясется.
– Тоже понимаю. Но с учетом того, что я еще не продал эту свою маленькую безделицу, хотелось бы знать, какой наградой будут отмечены все мои труды и старания. Особенно с учетом того, что вы должны получить от сделки пятьдесят миллионов франков. – Никогда не помешает урвать хотя бы горсть крошек с дипломатического стола. – Зарплата убедит американских переговорщиков в том, что я действительно представляю ваши интересы.
– Ха! Если хочешь казаться настоящим моим партнером, не мешало бы поучиться кое-каким навыкам у моих самых доверенных агентов.
– К примеру?
– Ну, сделать татуировку в укромном местечке, подчеркивая свою лояльность.
– Какую еще татуировку?
– Инициал «N» в лавровом венке.
– Да вы, должно быть, шутите!
– В жизни у человека полно врагов. Это один из способов показать, что ты друг.
– Но не носить же клеймо, принадлежащее другим!
– Это знак секретного легиона. – Бонапарт был явно раздражен тем, что мне не пришлось по вкусу его предложение. – Или же можно обзавестись каким-либо временным символом. Но только ты должен вернуть его, если вызовешь мое неудовольствие.
– Каким?
Консул выдвинул ящик стола и достал маленький медальон на цепочке. На нем был тот же рисунок, что и у описанной им только что татуировки, но медальон оказался из чистого золота, и его можно было носить на шее.
– Всего лишь несколько агентов удостоились такой чести, – сказал Наполеон.
Наверное, это прибавит мне авторитета, подумал я, после чего взял медальон и взвесил его на ладони. Маленький, легкий, скромный, и всегда можно снять…
– Не так уж много в нем благородного металла, – произнес я вслух.
– Миллионы мужчин готовы отдать свои жизни за честь носить этот медальон.
– Что ж, польщен.
На самом деле я не испытывал ничего подобного – мне просто не хотелось обижать его.
– И все ваши открытия, сделанные во время задания, будут принадлежать Франции, – добавил Бонапарт.
– Последнее задание по Луизиане, а затем из Парижа домой. Это займет время, и надо на что-то покупать хотя бы хлеб, – не унимался я.
Когда речь заходила о деньгах, Наполеон становился скуп и увертлив, как ростовщик.
– Добудь Луизиану для своего президента, Гейдж, и они сделают тебя конгрессменом, – пообещал он мне.
 
Глава 4
 
Итак, я принялся за работу, целью которой было удвоение территории моей родной страны. Для начала я встретился с Ливингстоном, которого должен был убедить в необходимости приобрести каждый населенный дикарями акр этой земли. Перед тем как приехать во Францию, Роберт Ливингстон был грандмастером Великой масонской ложи Нью-Йорка. Я и сам был масоном, однако не стал говорить ему, что ничем не отличился на этом поприще.
– Сам Бенджамин Франклин ввел меня в курс дела и ознакомил с принципами вашего братства, – сказал я, набивая себе цену. – С тех пор я изо всех сил стараюсь соответствовать им. – Увы, мои старания не привели к каким-либо результатам. – Если наше правительство сможет позволить себе назначить мне хотя бы скромную плату за труды, я смогу еще какое-то время побыть в Париже и довести сделку до конца. Я, знаете ли, являюсь доверенным лицом Наполеона, – и я показал Роберту медальон.