Барин-Шабарин 8 (СИ)
Да, по этой части Лопухин знал, где искать. Вся столица была опутана нитями доносов, сплетен и тайн, и он, как паук, умел находить самые тонкие из них. Первая нить привела его в дом на Фурштатской, где жила Елизавета Олсуфьева, жена статского советника.
— Елизавета Аркадьевна родила прошлой зимой, — шепнула ему горничная, поправляя юбку, которую задрала, не сумев устоять перед страстью офицера. — А мужа, как водится, на крестины не пригласили… Да что там — на крестины! Барин не заметил даже, что жена на сносях!
— И где младенец?
— В деревне. У бабы одной… Ее муж побил, брюхатую, у нее выкидыш и случись… А тут будто бы родила…
— Меня эти подробности не интересуют, — сказал полковник, сунув болтливой девке пять рублей ассигнациями. — Помалкивай о том, что я у тебя был.
Покинув горничную Олсуфьевых, он как паук последовал вдоль второй нити — в Воспитательный дом на набережной Мойки, куда, по слухам, одна знатная дама около двух лет назад сдала младенца.
Через полчаса Лопухин уже стоял перед зданием приюта, глядя на высокие окна. Здесь. Он поднялся на крыльцо. Постучал. Вышел сторож. Полковник сунул ему пятиалтынный и потребовал проводить к приютскому надзирателю.
Приютский надзиратель, сутулый старик с лицом, напоминающим сморщенное яблоко, выслушал Лопухина и кивнув, повел по темному коридору. Они прошли в тесную комнатенку, пропахшую щами.
— Был такой случай, господин офицер, — сказал надзиратель. — Барыня принесла… Вся в черном, под вуалью… Два золотых дала, чтоб молчал.
— И кого же она принесла? Девочку, мальчика?
— Мальчонку, ваше высокоблагородие, здорового крепыша. Подрос с тех пор, годик с лишним уже.
— Я хочу взглянуть.
— Сию минуту, господин офицер. Сейчас приведу.
Через несколько минут, старик привел за руку мальчишку, около двух лет, еще косолапящего на ходу. Полковник всмотрелся. Шабарин. Вылитый! Те же светлые волосы, тот же разрез глаз, нос. А даже если и не Шабаринский отпрыск, какая разница.
И вместо того чтобы тут же мчаться к Чернышёву с докладом, Лопухин опять достал кошелек. Вынул ассигнацию.
— Следи за мальчонкой, как за зеницей ока. Станется с ним дурное, головы тебе не сносить.
Покинув сиротский приют, полковник неторопливо двинулся к Никольскому рынку. Там, в трактире, он потребовал перо, чернильницу и бумагу, но не для того, чтобы составить донесение. Он писал письмо:
«Ваше высокопревосходительство, — аккуратно выводил жандарм пером. — Противу Вас составлен заговор. Вас хотят опорочить в глазах государя. Мне поручено сыскать свидетельства Вашего неблаговидного поведения. Оные мною сысканы, но я не намерен извещать о них пославшее меня лицо, покуда мы с Вами не придем к обоюдовыгодному соглашению. Известите меня через полового Тихона, служащего в трактире Барыгина, что на Никольском рынке. Жду Вашего ответа. Доброжелатель. Писано сие в мае, на седьмой день, 1855 года от Р.Х.»
Письмо он отнес лично, по известному ему адресу. Выяснилось, что жильца в квартире нет, а куда подевался, лакей наотрез отказался сообщать. Ну Лопухин и не настаивал. Дело терпит. Главное, сохранять видимость бурной деятельности и получать от Чернышёва деньги. Пусть их сиятельство думает, что полковник только-только напал на след.
Он шел вдоль залитой дождем набережной, подняв воротник шинели. Фонари едва пробивались сквозь густой петербургский туман, превращая ночной город в подобие театра теней. У третьего моста через канал ему наперерез шагнул человек в длинном сюртуке и цилиндре, лицо было скрыто высоко поднятым воротником. Лопухин отпрянул, рванул из-за пазухи револьвер — хорошо придумал Шабарин — подмышечная кобура штука удобная.
— Уберите оружие, полковник, — произнес незнакомец, голос которого звучал неестественно ровно, с легким иностранным акцентом. — Я вам не враг.
— Это мы еще поглядим, — Лопухин оглянулся.
Никого. Если застрелить иностранца и спихнуть с моста, сыскари и не догадаются — кто убил. Незнакомец достал из кармана сигарную коробку, предложил сигару жандармскому полковнику. Тот не побрезговал.
— Ребенок жив? — спросил неизвестный, чиркнув спичкой.
Ее пламя на мгновение осветило узкое лицо с аккуратной седой бородкой.
— А ты кто таков, чтобы спрашивать? — Лопухин затянулся, чувствуя, как едкий дым щиплет легкие.
Иностранец усмехнулся:
— Доброжелатель.
Глава 11
Третья сторона, говорите! Ну-ну… Сторона, уверенная в том, что манипулирует всеми, разыгрывает политическую шахматную партию на уровне — минимум — гроссмейстера. И Корси, небось, мнит себя этаким графом Монте-Кристо, только в ипостаси политика-интригана. Что ж, посмотрим, что тут нам расскажет?..
— В чем источник вашей силы, синьор? — задал я главный вопрос.
— Все просто — деньги, — последовал ответ.
— Сокровища Ватикана? — уточнил Буоль.
— Не только. Деньги банкирских домов давно упраздненной Венецианской республики. Государства нет, а золотые запасы и прочие активы остались. Собственно благодаря им вы, вернее — ваши государи, и могут позволить себе роскошь воевать с другом. Стоит нам прекратить финансировать ваши распри, как немедля встанут фабрики, замрут на рейде корабли, офицеры и солдаты перестанут получать жалование.
— Достаточно, — сухо произнес Монтгомери, — Скажите, сэр, зачем вы здесь?
— Разумеется, для того, чтобы предложить сделку, — просто сказал Корси. — Есть вариант, при котором вы все сможете сохранить лицо и избежать крупнейшего в истории международного конфликта. Правда, вам придется пожертвовать кое-чем важным…
— Чем именно? — процедил Буоль, напрягшийся, как загнанный зверь.
Джованни аккуратно расстегнул внутренний карман сюртука и извлек оттуда маленькую лакированную шкатулочку:
— Информацией, разумеется… Вы, удивлены, граф? Ваша небольшая сеть информаторов оказалась вовсе не столь надежной, как казалось. Вам известна настоящая дислокация эскадры Нахимова?
Министр иностранных дел посмотрел на меня поверх очков:
— Вы предупреждали меня о фальшивых сообщениях… — сказал он. — Выходит, правду говорили ваши разведчики?
Я кивнул, словно сдерживая раздражение:
— Мы получаем сведения о точном местоположении кораблей регулярно. Нам просто нельзя было допустить распространение слухов о появлении русской эскадры вблизи Британских островов.
Монтгомери побледнел:
— Но тогда получается… что мы можем собственными руками втянуть Британию в войну с Россией!
Корси презрительно усмехнулся:
— Война уже идет, полковник. А вы все еще предпочитаете играть в шпионские игры и устраивать драку в австрийской гостиной.
За окном грянул очередной раскат грома. Кажется, природа решила добавить драматичности всей сцене.
Буоль глубоко вздохнул:
— Хорошо, господин Корси. Назовите условия сделки.
Тот лукаво улыбнулся:
— Условие весьма простое, синьоры. Вы предоставляете мне доступ к конфиденциальным данным обо всех военных планах британских, австрийских, французских и русских властей.
— А что взамен? — спросил я.
— Мир.
«И желательно — весь», мысленно усмехнулся я, наблюдая за своими собеседниками. Судя по их взглядам, то что Корси предлагает продать национальные секреты, как товар на рынке, их не удивляет. Хотя для государственного служащего участие в подобном равнозначно самоубийству, но… Меня такой подход устраивал…
— Простите, господа, — отрезал я, с видом совершенной непримиримости, — но я считаю, что обсуждать подобные вещи недопустимо.
— А вы уверены, господин Шабарин, что можете позволить себе отказаться? — тихо уточнил Корси. — Или предпочитаете оказаться вовлеченными в крупнейший военный конфликт с трагическим финалом для всех участников?
Я промолчал, изобразив растерянность, дескать понимаю, что разговор зашел в тупик и мы должны либо согласиться на шантаж, либо столкнуться с последствиями глобального противостояния.