Мы — это мы (СИ)

— Думаю, тебе и правда лучше отдохнуть сегодня, — негромко, но многозначительно произнес Пол, — но будь осторожен.
Сбитый с толку Хэл молча кивнул. Серо-зеленые глаза смотрели так мягко и с такой любовью, что дыхание перехватывало. Внезапно страшно захотелось рассказать обо всем, облегчить душу. Отец точно никому не разболтает, ему можно довериться.
Хэл уже был готов пуститься в откровения и даже открыл рот, но Пол движением руки велел ему молчать.
— Я не знаю, кто помог нам, — сказал он совершенно спокойно, — и не хочу знать. Если это тайна, ты обязан ее сохранить, как бы туго тебе ни пришлось. Но если... когда увидишь снова этого человека, скажи ему спасибо и от моего имени тоже... от имени всех Магуэно. Хорошо?
— Д-да, конечно, — пробормотал Хэл.
Пол слегка кивнул, выпрямился и двинулся по дороге к полю. На ходу приподнял волосы с шеи, достал из-за пояса кожаный ремешок, связал темные пряди в хвост. Расправил широкие плечи, словно сбрасывая невидимый груз, и вскоре скрылся за поворотом.
Хэл смотрел ему вслед, не зная, что и думать.
Неужели отец все знает и молчит? Или только догадывается?
Ну, по крайней мере, он не потребовал все прекратить, что весьма обнадеживало. Не одобрять, но и не вмешиваться — в этом был весь Пол. Хэл бы так не смог.
Он бодро вскочил, поддернул штаны, завязал пояс потуже. Впереди целый день, однако расслабляться не стоит. Предстоит еще сделать немаленький круг, чтобы войти в лес в таком месте, где его появление не вызовет никаких подозрений.
Хэл прикинул примерное направление и припустил бегом.
***
Воздух в лесу загустел от жара и напоминал подгнившие груши — такой же сладковато-липкий и влажный. Солнечные лучи, казалось, вот-вот проткнут глазные яблоки.
Тяжко отдуваясь, вытирая рукавом рубашки горящее лицо, Хэл вышел наконец к заветному забору и с ходу постучал — на церемонии не осталось времени. Тор и Нана глухо гавкнули пару раз для порядка, а потом прижались носами к щелям в заборе и запыхтели от радости. Хэлу показалось, что он слышит, как их хвосты колеблют горячий воздух.
По настилу прошуршали легкие шаги.
— Госпожа Райни! — поспешно произнес Хэл, зная, что молчаливая хозяйка дома не подаст голос первой. — Это я, Хэл Магуэно! Мне бы с Эдвардом поговорить.
Повисло молчание, нарушаемое лишь шелестом леса, да сопением собак.
А потом... Хэлу показалось, что он ослышался, но этот звук часто доносился из родительской комнаты и был слишком хорошо знаком.
Тихое всхлипывание.
Сердце провалилось куда-то в низ живота, губы онемели, словно от холода, хотя пот ручьями струился по спине Хэла. Он еще ни разу не видел, чтобы сдержанная мать Эдварда проявила хоть какое-то чувство; казалось, смех, улыбки, слезы — все это не про нее. И тем страшнее было слышать сейчас эти едва слышные, горестные стенания.
— Г-госпожа Райни! — Хэл прижался всем телом к калитке. — Пустите меня, прошу! Что случилось? Где Эдди? Я могу что-то сделать, как-то помочь? Пожалуйста, пожалуйста, откройте!
Альма что-то произнесла, так тихо, что за шумом леса он ничего не разобрал.
— Что вы сказали? — Хэл вжимался в забор с такой силой, словно хотел просочиться сквозь него.
Она повторила, и на этот раз он все понял, и хоть сердце и сжалось от боли, все-таки самый главный, самый черный ужас отступил.
— Он в городе. Отец его забрал. Не ходи за ним... все кончено. Это судьба.
— Госпожа Райни...
Но Альма больше ничего не прибавила; шаги прошаркали по настилу, скрипнули доски крыльца, потом дверные петли. Хэл остался один.
Несколько минут он стоял, прижав ладони к шершавым доскам забора и пытался собраться с мыслями — из-за жары это было нелегко. В первые секунды его охватило жгучее сострадание. Перед внутренним взором возникла сломленная женщина, со слезами на глазах стоящая в центре огромного пустого дома. Больше всего на свете в это мгновение Хэлу хотелось вернуть ей то, чего она никогда не имела — любовь, дружбу, сочувствие других людей, которые помогли бы ей пережить потерю.
 
Однако мысли тут же обратились к Эдварду. С чего вдруг такое отчаяние, такое беспросветное горе по поводу его ухода? Отец и раньше брал его с собой в город, как ушел, так и вернется. Не оставит же он мать совершенно одну с таким хозяйством, ей его ни за что не вытянуть, даже Свершитель должен это понимать!
И Хэл тут же, не сходя с места, принял решение идти в город. Что делать там, учитывая, что к дому Свершителя нельзя открыто подойти среди бела дня, он еще не придумал, а ноги уже сами шагали сквозь лес знакомой дорогой. Все мысли были только об одном — увидеть Эдварда и если не поговорить, то хотя бы убедиться, что с ним все в порядке. Глубокое и неподдельное горе Альмы растревожило Хэла слишком сильно, чтобы он мог спокойно пойти домой.
Примерно через час впереди мелькнул просвет, и Хэл вышел на небольшую полянку, посреди которой росло дерево невероятных размеров. Крона его, наверное, цеплялась бы за облака, если бы хоть одно облачко появилось в пылающем лазурью небе. Хэл задрал голову и, прикрывая глаза рукой, какое-то время рассматривал лесное диво. Здесь, на полянке, дышалось чуть посвободнее, прохладный ветерок освежал лицо.
В принципе, равнодушный к лесу и его красотам, сейчас Хэл почему-то не мог отвести глаз от лесного исполина. Было в нем что-то завораживающее и в то же время опасное, хотя чем, скажите на милость, может быть опасно дерево? Ну разве что в грозу свалится, придавит кого-нибудь, уронит на голову ветку. Но это все — трудно найти более мирные создания Всемогущего, чем растения, ведь так?
Однако некоторые цветы и травы, правильно приготовленные, могут и убить.
Хэл поежился от этой мысли, словно в пронизанном жаром летнего полдня лесу вдруг потянуло зимним холодом. И поспешил прочь, позволил плотной стене леса скрыть могучее древо, оставив его ожидать дальше чего-то... или кого-то.
***
Спустя два часа изнурительного пути Хэл наконец-то выбрался из леса, хотя не сказал бы, что от этого стало легче. Вьен, уже знакомый ему и при дневном свете далеко не такой впечатляющий, раскинулся посреди огромного поля. Солнце палило его немилосердными лучами, над дорогой, ведущей к городским воротам, клубилась белая пыль, от которой кашляли упряжные животные и пешие путники.
В прошлый раз Хэл был здесь ночью и шел по дороге, поэтому не обратил внимания на развалины времен до Исхода, окружавшие город. Сейчас, пробираясь между ними к городу, он осматривал все с огромным интересом. Остатки полуразрушенных стен, зияющие проемы, когда-то служившие окнами — все это не слишком отличалось от того, что строили во Вьене и все-таки было другим.
Даже беглого взгляда хватало, чтобы заметить — стены сложены из странных, совершенно одинаковых по цвету и форме камней. Они потемнели от времени, но казались еще прочными. Хэл присел на корточки, позабыв на секунду даже о проклятом солнце, лупившем его точно кувалдой по затылку.
Под ногами было что-то непонятное — не земля, не глина и не камень. Ровное серое покрытие почти скрылось под мхом и травой, из бесчисленных трещин вздымались жесткие, серо-зеленые стебли репейников и молодая древесная поросль. И все-таки Хэл видел — здесь была дорога, лучшая из всех, какие только можно представить. Ровная, без ухабов и ям, предназначенная, чтобы по ней ездили... на чем?
Он вдруг понял, что ответы на все эти вопросы имеют для него огромное значение, но где он мог бы их получить? Уж конечно, не работая в огороде или в поле, заметил внутренний голос.
И впервые за последние месяцы Хэл не пожалел об уходе Клода и Себастьяна, а жгуче позавидовал им. Быть может, сейчас они уже в Тэрасе, городе Искателей, или еще дальше, на побережье! Захотят — выйдут в море на кораблях, захотят — будут торговать, все пути земные перед ними открыты...
Охваченный сладостными мечтами Хэл даже не вспомнил о том, что братья покинули родительский дом с пустыми руками и вряд ли ушли далеко, наверняка предпочли осесть в какой-нибудь деревне или небольшом городе. Не умея читать и писать, малоразговорчивые, без деловой сметки, они могли рассчитывать лишь на самую черную работу, быть может, даже слугами за еду, как некоторые бедолаги в обширном хозяйстве Джо Аганна.