14-я колония (ЛП)

Он попытался организовать свои мысли.
Спрятаны ли портативные ядерные устройства по прошествии двадцати с лишним лет? Что-нибудь, что может найти Зорин? Бельченко определенно так считал. И зачем эти военные пришли на дачу? Убить Бельченко? А может, даже Зорин? К сожалению, старый архивист не прожил достаточно долго, чтобы много рассказать ему о плане Зорина.
Просто «товарищ дурака» и «нулевая поправка».
Что бы они ни имели в виду.
Конденсат внутри маски намочил его щеки. Во рту остался привкус металла, как и дуновение горячего пластика электроники в носу. Судя по всему, воздушный поток на борту был не самым чистым.
После смерти Бельченко его мог вести только Зорин. Бывший офицер КГБ выглядел горьким и циничным. Но был ли он достаточно огорчен, чтобы сделать что-нибудь в большом масштабе с ядерным устройством? Верно, что в Канаде мог бы быть человек, Джейми Келли, который мог бы дать ответы. Но это могло быть больше лжи. Он не был уверен, сколько правды он увидел за последние несколько часов. Так что разумной игрой было придерживаться Зорина.
Разговор шел через наушники.
«Цель — впереди Зорина», — сообщила Кассиопея, оставаясь с датчанином. «Но он недалеко от границы с Монголией. Они хотят, чтобы самолет сбили до того, как он пересечет границу».
Другой истребитель скользнул под ними и упал примерно на милю влево. Он осмотрел приборную панель, ища способ перенести управление полетом в заднюю кабину. Но он не мог определиться с правильным переключателем. Реактивный самолет вздрогнул, когда нос опустился вниз. Он знал, что происходит. Летчик готовился к атаке.
Он смотрел на ЖК-дисплей, пока бортовые системы искали. Они летели почти прямо на юг и теряли высоту, наконец, выровнявшись примерно на десять тысяч футов. Он всмотрелся в небо, усеянное звездами, и увидел другой истребитель с «Кассиопеей» теперь примерно в двух милях от левого крыла. Он осмотрел юг, его зрачки расширились до максимума, и он уловил двойные уколы света, мигающие и гаснущие, отмечая внешние края другого самолета. По мере приближения пятнышки становились больше.
Самолет Зорина.
Его уши наполнились новыми разговорами.
Цифры вспыхнули на ЖК-дисплее, а затем зафиксировались на панели. Ему не нужно было читать кириллицу, чтобы знать, что бортовой радар обнаружил цель. Прежде чем они оторвались от земли, он насчитал шесть точек опоры на нижней части живота, ни на одной из которых не было ракет класса «воздух-воздух». Но на борту самолета было две 30-мм пушки.
«Они ждут приказов с земли», — сказала Кассиопея ему на ухо.
Он мог просто позволить этому случиться и покончить с этим. Это определенно положит конец всему. Но то, что Зорин сказал в подвале, продолжало греметь в его голове. О том, когда распался СССР. «Никому было наплевать. Мы остались одни, чтобы погрязнуть в неудачах. Итак, мы в долгу перед Америкой. И я думаю, что пришло время выплатить этот долг».
Мы?
Был ли Зорин единственной угрозой?
Или его убийство только расширит возможности следующего парня?
Оба самолета сгладили свой подход и приблизились, центрируя цель для быстрого уничтожения из пушек, что не должно привлекать внимания со стороны любопытных радаров. Контур самолета впереди сигнализировал о Learjet или Gulfstream. Достаточно хорошо поставленных тридцатимиллиметровых снарядов легко его свалить. Он решил что-то сделать. Но была одна проблема. Он должен был дезорганизовать обоих бойцов одновременно.
«Сканируй инструменты перед собой», — сказал он в микрофон, придерживаясь датского языка. «Есть ли одно помеченное переопределение? Переопределение управления. Что-то подобное.»
«Вверху справа. Там написано ЗАДНИЙ КОНТРОЛЬ».
Он заметил выключатель, охраняемый красной стражей. Сомневаясь, что кто-то здесь знал, что он может управлять высокопроизводительным реактивным двигателем, он щелкнул пластиковым щитком и решил: «Какого черта, дерзай».
В тот момент, когда переключатель включил палку перед ним, он ожил. Пилот сразу осознал проблему, но не дал человеку времени на реакцию. Он ткнул палкой вперед, затем резко повернул к другому бойцу. Они нырнули в небо и упали, его тело уперлось в ремни сиденья. Резкий перекат сопровождался вибрацией и серией резких щелчков. Другой истребитель пролетел мимо них, чуть ниже, след от форсажных камер вызвал достаточно турбулентности, так что у другого пилота не было другого выбора, кроме как отклониться.
 
Оба самолета теперь падали отступающим.
Ни один из них не мог выстрелить.
Он предположил, что Кассиопея недовольна, так как теперь она неслась по небу серией крутых поворотов и поворотов, пока ее пилот восстанавливал контроль. Малоун поднял свой реактивный самолет на крутой подъем, двигатель всасывал воздух с турбонаддувом, поднимался, как лифт, стремясь к высоте. Пройдет всего несколько секунд, прежде чем его хозяин вернется к управлению. Он совершил идеальную петлю над вершиной и начал спускаться к другой струе. Он просканировал приборы и увидел, что блокировка радара исчезла. Его уши заполнило множество гневных разговоров между пилотами, и не требовалось знания иностранного языка, чтобы понять его суть.
Эти люди были в ярости.
Он расслабился на палке и позволил своему телу осесть на сиденье. С правого борта другой реактивный самолет понизился, коснувшись крыла. Напряжение в его теле ослабло. Управление полетом было возвращено переднему пилоту.
Самолет Зорина пропал.
«Я полагаю, это было необходимо», — спросила Кассиопея. «Я был близок к тому, чтобы бросить свои кишки».
«Мне понравилось», — сказал он ей.
«Ты бы.»
«Я не мог позволить им стрелять».
«И я полагаю, ты объяснишь все это позже?»
«Каждая деталь».
Он услышал еще болтовню между пилотами и землей. Он вообразил, что после приземления может начаться еще более физическая дискуссия по этому поводу, и это было нормально.
«Они недовольны», — сказала она.
«Где мой друг?»
«Через границу. Им приказали не преследовать».
Это заставило его задуматься.
Что знали русские?
Есть только один способ узнать.
 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ.
Люк пытался уговорить Аню Петрову говорить еще, но ее молчание не нарушалось. Она сидела спокойно, руки были связаны за спиной, скотч привязал ее живот к стулу. Иссиня-черный синяк на ее лице, должно быть, болел. Но ее глаза оставались лишенными выражения, они были прижаты к спокойному безличному взгляду, и в них ничего не было видно, как будто кто-то попал в ловушку.
Он остался в другой части комнаты, вне досягаемости, откинувшись на спинку одного из клубных кресел, обращенных к окнам. Ему нравилось это место, возможно, его самое любимое место в мире, место, где он всегда отдыхал. Вся квартира была для него святилищем. Находясь здесь, Петрова фактически нарушила его правило «без женщин». Конечно, он встречался и часто навещал его с ночевкой, но никогда здесь, всегда у них дома, в отеле или за городом. Он не был уверен, почему и как это правило развилось, только то, что оно имело место, и он изо всех сил старался его уважать. Даже его мать не навещала, только Стефани однажды перед Ютой.
Обычно он наслаждался тишиной, но сегодня отсутствие шума казалось нервным. Он не был уверен, что они собирались делать с Петровой, кроме выжимания из нее информации. Она была иностранкой, и их деятельность была отключена от сети, поэтому их правовые возможности были ограничены. Его угроза ей о тюрьме была не чем иным, как этим. Хуже того, она может оказаться крепким орешком. К счастью, все эти решения оставался за Белым домом, но время дяди Дэнни было на исходе.
Тишину нарушил стук.
Он встал и открыл дверь, ожидая увидеть Стефани. Вместо этого на улице стоял шпион СВР из машины Николай Осин вместе с двумя другими мужчинами. Никто из них не выглядел счастливым.
«Я здесь ради Ани Петровой, — сказал Осин.