Маджериум. Инициация тьмой
К середине осени древо изменилось, так же как изменилась вся природа, готовясь к приходу зимних холодов. Листья его из нежно-зеленых окрасились в яркий золотой цвет. Не грязно-желтый, не оранжевый, а именно золотой. Словно кто-то по неосторожности перевернул колбу с волшебной пыльцой. И теперь резные листья мерцали и переливались в редких солнечных лучах, отбрасывая на стены мириады солнечных зайчиков. И, что самое интересное, я не видела ни одного упавшего листка. Выложенная крупной плиткой площадка у подножия древа Знаний оставалась абсолютно чистой. А ветви над нашими головами радовали своей пышностью и свежестью.
Вошедший под своды зала Аластар Мэдроуз по-свойски махнул студентам рукой, призывая не подниматься с мест, и спустился вниз, к каменной чаше в переплетении тугих корней. Сейчас в чаше не было рунных камней и не горел синим пламенем живой огонь, так что мужчина спокойно водрузил на ее бортик небольшую папку, а сам уселся прямо на выпирающий из земли корень.
– Сегодня, как вы, наверное, догадались, у нас с вами будет необычная лекция, – начал свою речь профессор Мэдроуз, и я заметила усталость, проскочившую в его голосе. Видимо, события последних дней тяжело сказались на руководителе Маджериума. – Сегодня мы поговорим с вами о магии. О том, откуда она берется и куда, как бы странно это ни звучало, уходит.
Ректор на мгновение замолчал. Чуть приподнялся, удобнее устраиваясь на широком корне дерева, и положил ладонь на шершавую кору, словно ища поддержки у исполина за своей спиной.
Впрочем, когда он продолжил, из его голоса уже ушла усталость. Вместо нее вернулась прежняя решимость, что всегда подкрепляла слова самого влиятельного человека в академии.
– Каждый из вас был рожден магом. Способности к чарам в большинстве случаев передаются по наследству, так же как передается детям от родителей цвет глаз или форма носа. Как передаются склонности к математическим наукам или искусству. Чары – часть нашего организма. Они текут в ваших венах, заполняют легкие, рассылают сотни импульсов по всему телу.
Аластар Мэдроуз вдруг поднял руку. С нажимом провел пальцами по ладони, словно растирая невидимую пыльцу, и я заметила мелькнувшие на кончиках пальцев магические искры. Затем он приложил руку обратно к шершавой коре дерева. В глубоких трещинах и бороздах коры вспыхнуло золотое свечение, разлилось от ладони профессора выше по корню дерева, яркой лентой ушло наверх к мощному стволу и изогнутым ветвям, отдалось переливами на золотых листьях. И так же мягко угасло.
– Расцвет магических способностей любого одаренного всегда приходится на юность. Именно сейчас, когда ваш организм полностью сформировался, вы полны сил и энергии, ваш магический потенциал находится в самой высшей своей точке. И поверьте, вы никогда не будете так сильны, как сейчас.
По залу прокатился удивленный рокот. Многие студенты косились на свои руки. Трогали грудь, словно пытаясь прочувствовать ту невероятную силу, о которой говорил профессор Мэдроуз.
Я же слегка приуныла. Да, в последние дни я заметно продвинулась в учебе. Мне стали даваться несложные заклинания, перемещение предметов и работа с арканом. Но не сказать, чтобы я ощущала какую-то гигантскую силу внутри себя. Да и тот случай, когда мы со Скаем напитывали руны защитного периметра в лесу, ясно дал понять, что не так уж и велик мой потенциал.
– Да-да, это так, – кивнул профессор, глядя на недоумевающие лица студентов.
А потом встал и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов, обходя древо Знаний по большому полукругу.
– Как бы невероятно это ни звучало, но потенциал любого адепта в этом зале выше моего. Да, у вас пока недостаточно знаний, недостаточно опыта для осуществления чего-то грандиозного. Но если кто-то из вас и совершит подобное, то это произойдет не в почтенном возрасте, – ректор коснулся воротничка мантии, явно намекая на собственную персону, – это произойдет в ближайшие лет десять-пятнадцать. С течением времени, когда наши тела начинают стареть, магический потенциал постепенно уменьшается. С возрастом чары восполняются все медленнее, становится труднее творить объемные заклинания. К старости организм изнашивается, становятся хрупкими кости, кожа теряет свою упругость, а волосы седеют. Так же, медленно, но неотвратимо, уходит и магия.
Ректор все говорил, а я невольно вспомнила об отце. Последние годы он почти не пользовался магией в быту, никогда не растрачивал чары по пустякам, а заклинания творил исключительно за работой и по делу. Я думала, что это простая принципиальность. Стремление показать мне, ребенку, что чары не игрушка, а серьезная вещь. Инструмент, позволяющий зарабатывать на жизнь и кормить свою семью. Теперь же я поняла, что отец попросту берег магию. Ведь в его годы восполнять чары стало в разы труднее.
– И к моменту смерти магии в организме практически не остается. Сосуд оказывается пуст и его открытие никак не влияет на окружающий мир. А теперь давайте рассмотрим ситуацию, когда одаренный погибает раньше времени.
Аластар Мэдроуз остановился и, тяжело вздохнув, вновь примостился на корень дерева.
– Полагаю, многие из вас слышали про службу зачистки?
Студенты в зале закивали. Вряд ли кто-то из них сталкивался воочию с представителями этой структуры, но слышали точно все.
– Так вот, если одаренный погибает в расцвете сил, вся нерастраченная магия, находящаяся в этот момент в его теле, неконтролируемым потоком выплескивается наружу. Кто знает, чем это чревато?
Адепты сидели тихо, словно мышки, и все же в зале робко поднялось несколько рук. Одна из них принадлежала сидящему рядом Шелдону, и ректор кивнул ему, предлагая ответить.
– Это чревато возникновением аномалии, – негромко проговорил парень, но, готова поклясться, его слова услышали в каждом уголке огромного зала.
– Верно. На месте гибели мага может образоваться аномалия. Нельзя угадать наперед, какой она будет. Это может быть случайный портал. Или временная петля. На обрывки магии могут сбежаться мелкие бестиаллии или, того хуже, поглотители. Поэтому в подобных случаях всегда приезжает служба зачистки. Они собирают остаточную магию и не дают ей перерасти в аномалию.
Я сглотнула ком в горле, понимая, куда клонит профессор. Перед глазами тут же встала черная гниль, найденная в лесу, ядовитые споры и отравленные стебли алдука, от которых чернокрылы приходят в бешенство. Выходит, причиной появления этой заразы стала смерть Эбби. А еще я вдруг осознала – найди мы ее раньше, всего этого можно было бы избежать…
– То, что мы имеем сейчас в лесу, прямо у границ Маджериума, и есть та самая аномалия, – озвучил мою догадку ректор. – Смерть Эбигейл Нортон, которая сама по себе стала ужасной трагедией, привела к не менее ужасным последствиям. И справиться с ними будет очень… – ректор обвел тяжелым взглядом зал, обращаясь ни к кому конкретно и одновременно ко всем, – … очень сложно.
Студенты вновь зашептались. Я чувствовала напряжение и еле сдерживаемый страх. Казалось, сам воздух стал гуще, а в зале поселилась осязаемая духота. Ладони вспотели, на лбу выступила испарина. Сидящий рядом Шелдон поежился. И даже вечно ухмыляющаяся Сирена в соседнем ряду хмуро смотрела в одну точку, напряженно поджав губы.
– Поэтому… Я очень попрошу вас не нарушать комендантский час. И следовать новым правилам внутреннего распорядка, установленным на этот период. От этого, как бы страшно это ни звучало, будет зависеть ваша жизнь.
* * *В свете всего происходящего в Маджериуме и опасности, грозившей учащимся, все выходы за периметр академии строго запретили.
Входные ворота, столько лет приветливо распахнутые перед новыми учениками и гостями Маджериума, закрылись. А фавны, прежде отвешивающие шутливые поклоны, превратились в непоколебимых стражей, неустанно следящих, чтобы никто не покинул территорию академии. Извне тоже никого не пускали. Разве что ищеек, заполонивших коридоры учебных корпусов.