Конструктор живых систем: На пути к цели (СИ)

— Да, — твёрдо ответила Лиза, — я обязательно поеду и постараюсь его увидеть. А купон нужен не мне, а отцу с матерью, иначе они меня не отпустят.
— Я понял вас, сударыня. Хорошо.
Махоркин тут же раскрыл свой чемоданчик, вынул оттуда письменные принадлежности, выдал один злотый, получил все росписи и вручил купон на двадцать процентов скидки при покупке швейной машинки «Зингер». Этот купон выдавали по какой-то акции в жандармском управлении и вручили и ему тоже, точнее, он сам попросил, понимая, к каким людям идёт.
  
— Только, мадемуазель, вы обязаны обязательно посетить данного барона, в противном случае, с вас вычтут этот злотый, и вообще, решения императора принято выполнять, а кто не желает этого делать, тот испытывает определённые трудности, прошу не забывать об этом.
— Я поняла, сударь, я скажу об этом отцу, и я не нарушу своего слова. Я обязательно навещу барона Дегтярёва и… прошу простить моих родителей, они… В общем, прошу простить меня.
Махоркин кивнул в очередной раз, подивившись, как мог вырасти такой нежный и честный цветок в таком дремучем лесу. Впрочем, он знал одно правило: у родителей с какими-либо пороками дети вырастают либо точно с такими же, либо, наоборот, отрицательно относятся к тому образу жизни и поступкам, что совершали их родители. Такова жизнь.
— Ну, что же, тогда я забираю свои бумаги и удаляюсь. И напоследок хочу вас предупредить, что вы должны посетить барона Дегтярёва в течение недели. А дальше уже на ваше усмотрение. Всего хорошего! — и, снова надев на голову котелок и поклонившись, Венедикт удалился с чувством выполненного долга. Придётся выпрашивать обратно свой злотый, но бумаги все имеются на то, и пусть их…
  
Глава 4
 
Между двумя девицами
 
Женевьева возвращалась домой из Крыма на скоростном дирижабле. Мать осталась отдыхать дальше, надеясь дождаться отца, а ей всё там уже претило. Тошнило от моря, от гадливых и крикливых наглых чаек, от таких же наглых, как и чайки, местных трабзонцев и картвел, что приставали со своей пахлавой и чурчхелой на каждом шагу.
Девушка брезговала покупать подобные кушанья, неизвестно какими руками и где всё это делалось, и как хранилось, да и продавцы не отличались абсолютной чистоплотностью, а их рекламе и расхваливаниям Женевьева не верила.
Возвращалась она обратно домой, но рассчитывала к началу августа заглянуть и в Павлоград, а больше всего она хотела поговорить с отцом, чтобы выведать у него то, чего сама не знала, и чего не ведала маман. Дорога домой пролетела незаметно. С Женевьевой пытались разговаривать молодые люди, сидевшие рядом с ней в дирижабле, некоторые даже засматривались, она отвечала, но холодно и с явным неодобрением.
За пролетевшие летние месяцы девушка вытянулась, похорошела, у неё округлилась грудь, что не укрылось от мужских взглядов, и вообще, по мнению матери, оказалась выше всяких похвал. Кто бы теперь это смог оценить лично… но таковых для неё пока не имелось. А барону Дегтярёву слишком жирно будет, хоть он, вроде, и герой, но воспользоваться сможет, если станет достойным, а пока одного геройства для того мало.
Приехав домой, Женевьева стала терпеливо ждать отца, который пропадал всё время на работе. Ей удалось с ним поговорить только на третий день, зато она смогла задать все интересующие вопросы, впрочем, отец, как оказалось, тоже готовился к разговору. Маман не стала ничего скрывать и отправила ему подробное письмо с рассказом о реакции дочери на известие о гибели барона Дегтярёва, так что, отец всё знал. И вот они, наконец, встретились за ужином для долгожданного разговора.
Отец устало взял чашку с налитым кофе и посмотрел на дочь, отметив, что она изрядно похорошела и очень привлекательно выглядит в своём сегодняшнем платье. Бело-жёлтое, лёгкое, в тоже время очень строгое, оно ненавязчиво подчеркивало достоинства её фигуры, в то же время, убирая возможные недостатки.
— Ты хотела со мной поговорить, дочь?
— Да, папа, — не стала скрывать своих намерений Женевьева.
— Ну, что же, я весь к твоим услугам, спрашивай, что считаешь нужным, ведь ты не зря вернулась раньше с отдыха?
— Да. Папа, маман сказала, что нам может грозить опасность?
Граф вздохнул, отпил кофе и, отставив чашку, поднял глаза на дочь. Он ожидал первый вопрос совсем не таким. Что же, дочь молодец, в первую очередь заботится о собственной безопасности.
— Женя, меня лично предупредил император, что тебе и другим детям высших чиновников может грозить опасность. Могут убить и меня, но всегда есть вероятность того, что удар нанесут по детям. Нет, не думаю, что их цель убить. Скорее, похитить, увезти, взять в заложники, особенно девушку. Поэтому, пока ты летела в дирижабле, за тобой присматривали, по моему личному распоряжению. Ты не заметила этого?
— Нет, — немного удивленно ответила Женевьева, растерявшись от услышанного.
— Вот теперь знай. Слава Богу, с тобой в дороге ничего плохого не произошло, хоть путь и неблизкий. Поэтому здесь ты станешь всегда находиться под охраной и выезжать только на личной машине, а не на незнакомых извозчиках. Поняла?
— Поняла. Маман с револьвером в сумочке ходила, а мне можно?
— Тебе нет.
— Почему?
— Ты не умеешь стрелять.
— Я научусь.
Отец поморщился и, вновь подняв чашку, отхлебнул почти остывший кофе.
— Не говори глупостей, тебе нужен телохранитель, желательно с боевым даром, только тогда я смогу жить спокойно, и, скорее всего, ты не вернёшься на учёбу в академию.
— Это ещё почему?
— По той же самой причине, я не могу гарантировать твою безопасность в этом образовательном учреждении, просто не получится.
— А если у меня будет личный телохранитель?
— Пока у нас такого не предвидится. Что ещё ты хотела узнать, дочь?
— Папа, расскажи, что случилось в военно-полевом лагере, где проходил службу барон Дегтярёв?
— Ох, уж этот Дегтярёв…
— Что с ним?
— В госпитале лежит, с тяжелым ранением, но вроде как, жив и очнулся. Император приказал поставить на ноги любыми доступными средствами, а то не знаю, что с ним сталось бы.
— Так что там случилось, тебе же писала мама?
— Писала. Это ты из-за него в обморок упала?
Женевьева чуть поколебалась, но решила, что отрицать очевидное глупо, и она призналась, но частично.
— Да, почти.
— Что значит почти? Объяснись⁈
— Я не ожидала, что кто-нибудь из моих знакомых студентов может умереть. Я просто привыкла, что есть такие, как барон Дегтярёв… и вообще, я очень мнительная стала.
— Гм, я бы так не сказал, наоборот, ты стала слишком самостоятельная и решительная, что меня удивляет. Ладно, не стану тебя пытать, всё слишком очевидно и без твоих ненужных признаний, однако, я попытаюсь сыграть с тобой честно, дочь, ведь ты многого не знаешь о Дегтярёве. Мы и не говорили тебе, потому как надеялись, что твоя влюблённость пройдёт сама по себе, но вот не прошла. Однако, это не повод для печали или разочарований, никто не знает, что нас ждёт впереди, это известно лишь господу Богу!
— Папа, ты говоришь загадками, и так, будто он преступник или очень плохой человек. Скажи, что это не так, ведь тогда император никогда не стал бы помогать преступнику.
— Гм, ты неправильно меня поняла, Женевьева. С ним всё нормально, просто он добился, на самом деле, гораздо большего, чем ты знаешь. Исключительно неординарный человек, жаль, что он не потомственный дворянин, хотя, если бы я услышал, что кто-то смог стать им в течение одного года в восемнадцать лет, я бы не поверил. Что ты хочешь узнать о Дегтярёве?
  
— Да⁈ Так расскажи мне. Что он сделал? На него просто напали и ранили, или хотели убить?
Граф, выслушав дочь, задумался на некоторое время. Вопрос не оказался для него слишком неожиданным, да и вообще, не нёс никаких рисков и, тем не менее, услышав его, граф понял, что фактически ему нечего сказать, так как он просто не знает, что на самом деле там произошло.