Босиком в саду камней 3

Мои слова вряд ли возымели бы действие, если бы у монаха не сломалась палка. Все же воины из дворца хоть на что-то годятся. Негоже, чтобы десяток отборных стражей уделал один-единственный служитель культа!
Его в итоге кладут на лопатки, потому что убивать священнослужителя, даже такого агрессивного – тяжкий грех.
Я подхожу к поверженному врагу и показываю золотой жетон, которым предусмотрительно запаслась. Символ верховной власти. Повторяю для надежности:
  
– Я вдовствующая императрица. И я приехала помолиться.
– Это мужской монастырь, – угрюмо говорит монах, переставший демонстрировать агрессивность и потому отпущенный моими стражами. Но кланяться он мне не собирается, засранец! – Вам нельзя здесь находиться.
– А разве монах имеет пол и сексуальные пристрастия? – демонстрирую я эрудицию. Даром что ли читала научные трактаты по буддизму! – В момент посвящения он должен оставить мир желаний и мир разделения на мужское и женское. Вы никакой не мужчина. Средний род. И мое присутствие, равно как и присутствие этих двух дам не может угрожать вашей нравственности. Разве не так?
– Все равно вы женщина. Я не могу предложить вам покои для императорских особ. Сюда приезжают молиться только их величества и принцы.
– Да ладно! – я начинаю терять терпение. – У меня чрезвычайная ситуация. Потеряна добрая половина парадного платья. Выделите для меня и свиты какой-нибудь сарай. Я не привередливая. Мне надо привести себя в порядок, чтобы не сверкать перед монахами голыми ногами и подвергать их искушению, и выспаться.
Вообще у них тут все сложно с религией. Первоначально монахи обоих полов жили вместе, что соответствует концепции буддизма. Но постепенно монашек отселили. В Китае дурно относятся к женщинам, которые отказываются вступать в брак и рожать детей. Послушание жены является одним из столпов процветания семьи и государства.
Поэтому женское монашество как бы отделено от мужского. Это я так, к слову. Уйти-то в монастырь у нас в принципе можно, если ты женщина. Но по головке за это не погладят и почести не воздадут, вот я к чему. Неравноправие и тут процветает. Одно слово: средневековье китайское!
По богине Гуаньинь тоже спорно. Она первоначально изображалась мужчиной. Но победило милосердие. Которое больше присуще женщинам. На это и напираю:
– Хочу попросить помощи у всемогущей Гуаньинь. Неужто вы мне откажете?
И монах ломается. Окидывает меня внимательным взглядом, после чего говорит:
– Да уж, помолиться вам необходимо. Здесь есть пещера, созданная самой природой. А в ней – священная статуя богини Гуаньинь, великой и милосердной. Я вам покажу, где это.
– Вот спасибо!
– Заночуете в Западной части монастыря. Там покои для высоких гостей и келья Учителя.
– Аббата что ли?
– Кто такой аббат? – подозрительно спрашивает монах.
– Главный проповедник. Тот, которого все безоговорочно слушаются.
– Почитают, – поправляет упрямец.
А меня уже достали эти препирательства. Я до смерти хочу, есть и спать. Но старюсь сохранить лицо. И, разместив свою свиту в каких-то пыльных павильонах, тащусь в пещеру, просветлиться. Иначе меня отсюда выпрут. Мало того, что это мужской монастырь, здесь явно никаких послаблений усиленному режиму. Ну, монастрырь-монастырь, короче. В квадрате.
Вот же занесла нелегкая!
Я даже не сразу смогла по достоинству оценить царящий здесь покой и возможность для полного уединения. Потому что вокруг не только огромные деревья редких пород, но и живая стена бамбука! И крыши, крыши, крыши… Поросшие травой и мхом, а иногда и мини-рощами, где густая трава перемежается с цветущими кустами. Но все это мне предстоит осмотреть и оценить уже при свете дня.
Пока придворные дамы пытаются организовать нам ужин, в сопровождении все того же монаха плетусь к живописному пруду.
В густых и вязких, как манная каша сумерках мне плохо видно, что именно здесь растет. Попахивает болотом, но, может, это корни лотосов гниют? Меня кто-то кусает за ноги, нещадно чешется шея. Но я мужественно отстаиваю свое право находиться в мужском монастыре.
– У нас гости, – предупреждает монах кого-то, сидящего на берегу священного пруда.
Мужчина встает. Он довольно высокого роста, но изящен, как истинный аристократ. Этого даже надетый на монахе балахон не скрывает. Фигура затворника мне кажется смутно знакомой. Хорошо бы услышать его голос, тогда я точно вспомню, где и когда мы раньше встречались.
Но мужчина молчит и пятится в темноту, сделав знак рукой моему спутнику. Без меня, мол.
– Кто это? – с любопытством спрашиваю я.
Буддийские монахи не столь целомудренны, как их коллеги по христианской церкви. Хотя и среди попов с кардиналами во все века хватало распутников. Которые имели любовниц. А в Китае лишенные мужского внимания наложницы частенько приглашают в свои покои проповедников на вполне законных основаниях. Типа просветлиться и набраться ума. Чего они там, в итоге набираются, знают только палачи в застенках.
Императоры ревнивы, знатные вельможи тем паче. Просто потому что у них времени ревновать гораздо больше. А у наложницы в гареме знатной особы, особенно царских кровей, полно конкуренток. Сдают за милую душу! Ну и за деньги.
Монахи в буддийских Храмах постоянно совершенствуются в боевых искусствах. У них идеальные тела, в меру мускулистые, поджарые, вы ведь и строгие посты учтите. И запутанные многоярусные тропинки, здесь большинство монастырей находится в горах. Побегай тут с утра до ночи! Они выносливы, монахи эти, поскольку обеты порою дают довольно странные.
К примеру, пройти столько-то тысяч ли, или подняться на самую высокую храмовую гору. Потом спуститься и снова подняться. Одолеть столько-то сотен ступенек. Ну, честно! Не одними молитвами, физические упражнения тоже в чести.
А теперь представьте мужчин, которым по статусу положен гарем. Или денег столько, что можно взять на содержание не один десяток женщин. Вельмож и их сыновей, торговцев богатых. Которые в большинстве своем не ограничивают себя в еде и питие. Гляньте из интереса на средневековые гравюры. Где увековечена китайская знать. Грузные мужчины, с оплывшими лицами. Ну, какие из них любовники? Понятно, что наложницы западают на красивых и стройных проповедников. А теперь учтите, что и обеты в буддизме обратимы.
Вот какие непристойные мысли приходят мне в голову, пока я провожаю глазами красавца-монаха. Да, я не видела его лица, но что-то мне подсказывает: оно прекрасно!
– Вы сюда молиться пришли или зачем? – зло спрашивает мой спутник и толкает в спину. – Вход в пещеру перед вами!
Ну, никакого почтения!
– Молиться. И не обязательно тут торчать, пока я буду давать обеты богине Гуаньинь! Это наше с ней женское дело!
– А обратно дорогу найдете? – издевательски спрашивает засранец.
– Найду.
– Хочу вас предупредить. Завтра вы сможете осмотреть Центральную часть монастыря. И помолиться Будде. У нас тут много превосходных его изображений. Но не вздумайте соваться в Восточную часть.
– А что там? – с любопытством спрашиваю я.
– Женщинам там уж точно не место. Для вас там нет ничего интересного.
Вот зачем он это сказал?! Интрига!
Я ныряю в пещеру, где, хвала Конфуцию, есть скудное освещение. Перед статуей богини, как и положено, имеется алтарь. Невольно обращаю внимание на примечательные подставки для свечей, похожие на стаканы с ручкой, отлитые из чугуна. Черные, да еще и закопченные.
Но это поможет мне найти обратную дорогу в кромешной темноте. Гуаньинь простит, если я один подсвечник умыкну. Я же завтра его верну. Просто я и так злоупотребила вниманием одного из обитателей монастыря. И он надеется, что сгину, сорвавшись в пруд.
  
Дудки! Не будь я попаданка Катя! Я и тут выживу!
– Всемилостивая Гуаньинь!
Бухаюсь на колени и молитвенно складываю руки. Однажды ты уже дала мне совет, о милосердная! Помоги и на этот раз!
Я молюсь истово, хоть и не по канонам буддизма. В первую очередь о детях, ведь Гуаньинь покровительствует матерям.