Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Тебе привет от Эйнора.
Горрен усмехнулся.
– Ему тоже. У него-то мозги хоть промыты? Собирается следовать за дядюшкой?
– У меня не создалось такого впечатления, – подумав, осторожно сказал Берт. – Он умный молодой человек и собирается следовать выбранной им стезе.
– Выбранной им под надзором и при корректировке старших и более опытных товарищей стезе, дражайший господин Франк.
– Не исключаю этого. Но она его устраивает, он вполне комфортно чувствует себя в этом, почему бы нет?
– Действительно. Ладно. Я еще немного посплю. Эти извращенцы начинают работать в семь утра, а то и раньше. Даже президенты. Удивительная страна. Ужасный город.
Горрен сладко зевнул.
– Не скучай там. И не захлебнись травяным чаем.
Он отключился.
Берт покачал головой и усмехнулся. До чего милыми они бывают, эти люди.
Ему не давала покоя одна мысль: отчего Горрен отправил его пытать счастья с кузеном, а сам унесся в далекую Азию? Берт, если так оглянуться и присмотреться, имел опыт обращения с азиатами. В той же Африке куда ни плюнь, обязательно пару-тройку дочерних фирм или представительств каких-нибудь азиатских корпораций да найдешь. Приходилось общаться и с местным населением, и с приезжим; в одном из крытых городов во время своей последней командировки на прежнем месте работы они даже попали на вечеринку корейцев, которые открыли какое-то загадочное месторождение. Праздновал тогда весь квартал, а выяснить, где именно корейцы собираются разрабатывать и сколько они заплатили отступных, не удалось. Зато Берт убедился, что уверенность в собственной способности перепить любого сильно преувеличена. Или корейцы запивали бренди какими-то препаратами, которые стимулировали вывод алкоголя из организма – они горазды на придумывание таких штук, – или это просто магия, но они все оставались трезвыми. Кто-то из коллег предположил тогда, что ребята просто генномодифицированы таким образом, чтобы организм справлялся с алкоголем значительно лучше. Кто-то, впрочем, предположил, что у них просто губки в желудки зашиты. Вот вечеринка закончится, соберутся корейцы в своем конференц-зале, затянут пояса потуже и продолжат настоящее веселье. На это, конечно, было бы здорово посмотреть, только азиаты действительно были очень замкнутым обществом. Любые попытки вовлечь их в разговор на ланче, присоединиться на ужин или что-то типа этого как правило терпели крах.
Ну ладно. Допустимо предположить, что Берт отличался некоторым, как бы это сказать, европоцентризмом. Существовал только в парадигме своей культуры, слышал что-то о других, но применять знания не был способен. Был упертым европейцем, иными словами – некоторые говорили и такое; а душка Горрен мог, судя по всему, влезть без мыла в любую задницу, подстроиться под любые культурные требования, что давало ему основания предполагать, что он будет успешней там, а Берт – в епископствах Европы.
Хотя Берт начинал подозревать, что желание отправиться в Азию было всего лишь маскировкой яростного нежелания работать с кузеном-епископом. А отказаться от него Горрен не мог, потому что выгодно.
Правда, оставался открытым вопрос, как именно представлялось Горрену это сотрудничество.
Для епископа Дага такого вопроса не стояло. Он был уверен, что перспективы у них есть, даже в очень сильно агностическом европейском обществе.
Даже если оставить за скобками ловких финансовых советников при епископе, которые были тем более успешны, что не думали о собственной выгоде, а только благосостоянии церкви вообще и епископата в частности в отличие о мирских дельцов, которые как раз прежде всего о своем кармане и своей репутации и заботились, церковь была могущественна. Время от времени Берт сам слышал о священнике то там, то там, который возглавлял какую-то гражданскую инициативу. Сбор денег на спасение церкви, например, пожертвования на хоспис, помощь жертвам очередного природного бедствия и прочее. Интересным образом когда их возглавляли священники, люди жертвовали охотнее. Наверное, было что-то в этих обряженных в серые сюртуки людях, что располагало к ним людей. Или риторика у них была особая, выработанная, как ни крути, тысячелетиями, и стояла за их плечами все та же многовековая церковь. Если о том же начинала говорить простая женщина, как бы ни убедительна она была, к ее словам не прислушивались так, потому что ее авторитет не зиждился на такой огромной махине. И плевать на скандалы, которые неизменно сопровождали церковных служек: люди хотели верить чему-то огромному и непоколебимому. Церковь была для этого вполне пристойным объектом.
  
А где вера, там и деньги.
Епископ Даг давал Берту понять: он не против сойтись поближе с тем и тем политиком. Неплохо было бы вовлечь в такую и такую программу предприятие посолидней. Допустим, у «Астерры» есть представительство в Кёльне и собственные благотворительные программы. Епископат находит более чем похвальным желание корпорации принять активное участие в общественной жизни, но не может не отметить, что благотворительные программы епископата и «Астерры» некоторым образом дублируют друг друга, и помимо этого, его не оставляет ощущение, что менеджерам «Астерры» не хватает понимания изначальных духовных нужд людей, каковое знание, разумеется, охотно готовы предложить служители епископата. С его, епископа, благословения. И под его, епископа, отеческим присмотром.
Берт знал кое-кого в администрации города. Он знал еще кое-кого и в совете предпринимателей; этот Икс пообещал познакомить его с человеком из «Астерры». Тот долго сомневался, что его начальству будет интересна программа, которую готов был предложить клиент Берта, пока анонимный. Приходилось снова знакомиться с людьми, изучать городское законодательство, узнавать планы и намерения тех или иных организаций, опять знакомиться. В один прекрасный момент все чуть не пошло прахом, потому что бургомистр внезапно решил сотрудничать с «Астеррой» напрямую. Епископ Даг был готов отнестись к этому философски – мол, будут другие, но Берт настойчиво советовал ему совсем немного сместить акценты в пастырском обращении. Совсем чуть-чуть. О том, что власть от человека не всегда равна власти от Высшего Существа, но всегда несовершенна, а иногда и порочна, что уж говорить о колоссах от бизнеса, этих многоголовых гидрах, которые ни о чем другом думать не могут. Народ слушал, читал, обсуждал. Народ говорил о епископе Даге как о единственном честном человеке во всем городе. Народ активней участвовал в возведении пары приютов при церквях и жертвовал на них тоже; рейтинг бургомистра при этом вызывал серьезные опасения у его пиар-секретарей. Епископат еще раз подал заявку на организацию благотворительной программы, очень схожей с той, которую планировала учредить «Астерра», и Берт сутками изыскивал возможности сделать эту заявку как можно более публичной. Он познакомился с добрыми двумя дюжинами редакторов местных новостных платформ и радостно приглашал их в самые разные рестораны – у епископа Дага была вполне себе толстая мошна, и он с легкостью, даже с интересом отстегивал Берту приличные сумму на установление связей со «связями с общественностью». Бургомистр обратился к епископу Дагу с приглашением посетить его в любое удобное время, но в течение ближайшей недели. Епископ Даг прислал ему контрприглашение посетить его епископат, которое бургомистр принял. Берт обеспечил три съемочные группы. На это отреагировала и «Астерра», и Берт получил сообщение от одного неприметного типа в корпорации, мол, почему бы нам не встретиться и прочее.
Горрен Даг, чтоб ему пусто было, свалился как снег на голову; он категорически отказывался вмешиваться, но следил за спектаклем с невероятным удовольствием. Очередное пастырское послание кузена он слушал с благоговейной миной, а затем спрашивал у Берта, сколько он слущил с пастыря на представительские нужды. Берт подсовывал ему счета, Горрен ухмылялся и читал коммюнике «Астерры».
Одним прекрасным вечером он сказал:
– Заметь, эта стратегическая игра в микрополитику закончилась хорошо если на треть. Ты уже заработал на новую квартиру с видом на собор. Как минимум половину ее тебе оплатил мой благочестивый кузен. Так как, есть перспектива в тесном сотрудничестве с братьями и сестрами?