Место под солнцем (СИ)
«Мужчины пришли в этот мир для того, чтобы удовлетворять желания женщин, — говорила вампирша. — Наша задача — направлять их, но делать это незаметно, ненавязчиво. Так, чтобы они думали, что принимают решения сами. У них есть много слабых мест, много болевых точек. Овладей искусством управления ими — и они будут приносить к твоим ногам все. Пусть воюют ради тебя, пусть захватывают города. А по возвращении ты будешь ждать их в постели и говорить, как гордишься ими, как восхищаешься их смелостью и воинской доблестью. Разреши им повелевать — и получишь все, о чем мечтаешь. И даже больше». Мать, талантливая и усердная ученица, впитывала новое знание и вдохновенно его практиковала. И передала своим дочерям, когда настал срок. У Тары было много шансов обзавестись хорошим мужем. Не одним из сыновей главы клана, конечно, но, может, кем-то из их слуг, что в клановых кругах тоже считалось отличной партией.
Внешний мир, в котором Тара не бывала ни разу за короткие пятнадцать лет своей темной жизни, шокировал ее как вылитый на голову кувшин ледяной воды. Нет, он не был злым, жестоким или враждебным. Совсем наоборот. Она привлекала к себе чересчур много внимания. Женщины смотрели на нее как на смертельно ядовитую змею, мужчины — как на восхитительно сладкий торт, который во что бы то ни стало должен достаться им целиком. Вампирши и эльфийки в клане не прятали свою сексуальность, она считалась абсолютно естественной. Даже служанки, наряжаясь на бал, надевали прозрачные платья, почти полностью открывавшие грудь. Внешний мир пялился на Тару Ганим, привыкшую к открытым проявлениям сексуальности, как на создание из другого мира (от истины были недалеки), и она быстро смекнула, что нужно подстроиться под новые обстоятельства.
Она носила мужскую одежду, ходила, опустив голову, старалась меньше говорить и реже появляться на людях. Но практика показала, что подобные методы не работают. Тара могла надеть лохмотья и измазать лицо грязью из канавы, при желании могла бы научиться даже приглушать свой эмоциональный запах. Но женщина сидела в ней слишком глубоко, и ее попытки подавать голос контролировать не получалось. По окончании Первой мировой войны — два года на фронте, еще одна неудачная попытка переделать себя — она сдалась. Бессмысленная борьба с собой отнимала слишком много сил, а толпа мужчин, которой она была окружена чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, столь яростно добивалась ее внимания, что любая в итоге капитулировала бы. Найдет себе мужа и будет жить спокойно… Кто бы знал, что с этого момента ее жизнь, и без того бешеная, превратится в настоящую карусель.
Следующие десятилетия Тара провела в бесконечных путешествиях по миру. Она несколько раз пересекала океан, побывала во всех странах Ближнего Востока, искала приключений в охваченной Второй мировой Европе, пряталась от бомбежек в Англии. Она меняла военную форму на шелковые платья, шелковые платья — на дешевые обноски, потом снова надевала форму, а мужчины отвоевывали ее друг у друга так быстро, что она порой не успевала запоминать их лица. Офицеры, политики, преступники, богатеи-капиталисты. Преступников среди них было много. Тара часто задумывалась о том, почему их к ней влечет так, будто медом намазано. Может, дело в том, что она — темная эльфийка? Сильные мира сего (в том числе, и смертные) на протяжении истории выбирали их в боевые подруги чаще прочих. Или же у нее хреновая карма, и когда-нибудь она нарвется на неприятности похуже, чем очередной ухажер, не ладящий с законом. Так, как в свое время нарвалась проклятая Эоланта.
Вспомнив имя женщины, которую и в глаза-то никогда не видела, Тара почувствовала болезненный укол ревности. Вот дура-то. Может, они бы подружились, сложись все иначе? Такие, как Эоланта, ни с кем мужчин не делят. Не выдирают соперницам патлы и не царапают им лицо ногтями. Они знают себе цену и занимаются кое-чем поважнее бабьих ссор. А еще подобные ей дамы заводят ухажеров, к которым подступится не каждая, и достойных соперниц у нее раз-два и обчелся.
***
Насир остановил машину возле дома Тары и испытующе посмотрел на эльфийку.
— Что? — не выдержав, спросила она.
— Я тоже поднимусь. Халиф велел за тобой присматривать.
— Не переживай, я не убегу. Разве что с крыши спрыгну. Не думаю, что это меня убьет, но пробовать отчего-то не хочется. Да и чем я тебя угощу? Еды в доме нет, кофе закончился.
— Я пойду с тобой, — упорно повторил Насир.
— Я вернусь через несколько минут. Вещей немного, в маленькую сумку вместятся. Но если хочешь посмотреть на то, какое у меня нижнее белье, так и скажи.
Приятель Ливия покраснел как спелый помидор, отвел глаза и уставился на пыльную дорогу. Тара, нащупавшая слабое место собеседника, победоносно улыбнулась.
— Собственно, нижнее белье — почти все, что у меня там есть. Я ведь леди древнейшей профессии, как-никак. Атласное, шелковое, кружевное. На любой вкус. Уверен, что не хочешь взглянуть?
— Если не выйдешь через пять минут, пойду тебя искать.
— Уж слишком ты скромный для работорговца. Они при упоминании о нижнем белье не краснеют, как невинные юноши.
— А я и не работорговец. Я руководил… руковожу личной охраной Халифа на вилле. И время от времени лично разбираюсь с особо упорными клиентами, которые не хотят платить.
— И тебя, руководителя его личной охраны, не приглашали на тамошние оргии? О них, говорят, ходила слава по всему городу. Ладно, забудь.
Вернув машину Хадидже, Насир отправился на поиски другого транспорта, а Тара, воспользовавшись моментом, пристала к женщине с расспросами. Та наотрез отказывалась говорить о Халифе, но в итоге уступила.
«Сын шайтана. Сам шайтан, — говорила хозяйка кафе, потягивая травяной чай. — Каких только девок ни продавал — и европеек, и чернокожих, и китаянок, и арабок. Все в округе знали: хочешь девку — иди к Халифу, у него лучший товар. Он и в гости позовет, и ужином накормит, и кофе сварит, и бабу попробовать даст. Не понравится — другую приведет. Но если купил и не заплатил — все, считай, вырыл себе могилу. Должников он из-под земли доставал, резал, почем зря. Когда шел по улице, все смотрели в сторону, не приведи Аллах встретиться с ним взглядом. В общем, за горло тут всех держал. Слушал только судью Аднана, раньше у него работал, еще в те времена, когда Аднан в городе заправлял. Но с полицией всегда ладил. Умел договариваться, язык у него хорошо подвешен. Если какие-то беспорядки, первым приходил выяснять, что случилось, и решал вопрос. А потом Фуад, сын шайтана, все испортил. Пытался подмять под себя город, но какое там. Сейчас со всеми на ножах. Халиф вышел из тюрьмы, все тут кровью зальют, дети шайтана. Уехать бы тебе отсюда, дочка, — внезапно сменила тему женщина. — Молодая, умная, красивая, разве это дело? Уезжай в Европу, как мои сыновья. Найдешь себе мужа, деток ему родишь. Я и подружке Халифа говорила то же самое. В те дни сюда приходил весь город, место известное было, клиенты в очередь выстраивались. Она приводила сюда подруг, я готовила им обед. Говорила ей: на что тебе этот Халиф? В нем же ничего человеческого не осталось. Нравится тебе смотреть на наложниц, которых он в дом приводит для своих прихвостней? Как ты можешь брать его деньги, носить купленные им украшения и платья, спать с ним в одной постели? Неужели в тебе нет ни капли жалости к этим женщинам? А она знай себе твердила: люблю его, буду с ним до конца, пойду куда угодно. Смотрю ей в глаза — и ни капли страха или сомнения, взгляд непримиримый, любой мужик позавидует. И вот чем это закончилось. Знаю, что вас к таким тянет. Купят гору тряпок и побрякушек, сделают королевой, поселят в замке на золотой цепи и будут показывать друзьям, как редкую диковинку. Ты заслуживаешь лучшего, дочка. Уезжай, пока не поздно».
Выслушав эту историю, Тара, не так давно кипевшая от гнева при мысли о груди Эоланты, неожиданно для себя прониклась к ней сочувствием. Она вспомнила, как Ливий сидел на кровати, держа в руках ее перчатки, и вдыхал запах навсегда потерянной женщины. Что ни говори, а решение сжечь платья было правильным. Ей бы не хватило совести разгуливать перед ним в этих нарядах.