Пуанта (СИ)
— Макс, я сомневаюсь, что выйдет что-то дельное, — вдруг раздается мягкий голос Лекса за спиной, — Думаю, что лучше отвести ее домой. Да и потом…разве тебе надо, чтобы детали ваших отношений знала каждая собака?
Я не знаю, о чем он думает. Мне не хватает силы духа прочитать, углубиться, потому что мне страшно. Так дико страшно, что вот сейчас он снова усмехнется, продолжит меня препарировать, и я просто не могу позволить себе еще одно крушение иллюзий. Страшно поверить, а потом обломаться, но он меня удивляет. Слегка кивает, потом разворачивается и, схватив свой пиджак со спинки стула, надевает его по пути, бросая.
— За мной.
Это мне. Я на негнущихся ногах следую приказу, отмечая, что остальные даже не думают шевелиться. Интересно, что они вообще там делали?
***
Мне приходится следовать всем его заскокам, поэтому едем мы на его машине. BMW X6. Новое, как говорится, это хорошо забытое старое, и сейчас для меня такая поговорка принимает странный, текучий смысл. Вроде тачка новая, а как от нее прошлым разит — от коричневых, кожаных сидений, люка, приборки, на которой горят миллион огоньков. Я в них отлично разбираюсь теперь, у меня у самой похожая машина. Нет, они, разумеется, разные, но смысл «инопланетного корабля» — един. Забавно, Август так всегда лопочет. Он к машинам имеет чуть ли не генетическую тягу, и обязательно облазает ее, если позволят обстоятельства, а именно доверие. Пока мой сын не научится доверять, он и близко не подойдет, как бы ему не было интересно. Я этому всегда улыбаюсь и в тайне радуюсь, ведь, возможно, с ним никогда не случится того, что случилось со мной.
«Будь я умнее, то не подошла бы и близко к этому мудаку, пока не убедилась бы в его честности…» — с грустью думаю, бросив на него взгляд.
Макс молчит. Мы вообще не говорим сейчас, будто меня и вовсе не существует. Когда-то это обижало, но теперь я просто расцеловать готова каждого за такой случай. Мне не хочется с ним разговаривать, я ведь все еще не понимаю о чем? О чем, твою мать?
Украдкой вытираю глаза.
— Прекрати рыдать, — тут же отхватываю холодный комментарий, и еще один сверху, — Будто я монстр какой-то…
— А нет? Ты похитил моего…
— Нашего, твою мать! — орет так, что, клянусь, в машине стекла дребезжат, и я сжимаюсь.
Он на меня вообще редко орал в прошлом, так, выборочно, но даже тогда — никогда так. Я вдруг понимаю, что любой выдержки приходит когда-нибудь конец, и его пришелся на момент, когда мы наедине. В закрытом пространстве. Выезжаем из города. Последний раз, когда я выезжала с кем-то из города вот так, меня чуть не убили, и это накрывает каким-то иррациональным одеялом — страхом. Я сдавливаю трясущиеся пальцы, кусаю губу, он сжимает руль до скрипа, потом вдруг выдыхает и тихо, но по-прежнему грозно предупреждает.
— Закрой рот. Для твоего же блага, черт возьми, не открывай его, пока мы не приедем, иначе я за себя не ручаюсь.
Угроза вполне осязаема, и я разумно сдаю назад. Терплю, прикусывая кончик языка, на котором, в силу моего характера, все равно зреет колкий ответ. Не сейчас. Может быть позже. Может быть, когда я во всем разберусь и пойму, чего он хочет, что он может и что имеет.
«Раз идет ва-банк, у него явно есть козыри, просто так Макс бы не рискнул. Для этого хорошо бы понять как давно он знает…да, это хорошее начало. Надо выяснить, как давно он знает обо всем, потому что, спорю на что угодно, он знал до нашей встречи в моем офисе…»
Обсасывая все возможные теории заговора, молча мы прибываем в пункт назначения, и я готова смеяться — это тот самый дом их матери. Только больше. Только шикарней. Когда-то давно это был просто особняк на отшибе, с запущенным фасадом, территорией и вообще всем вокруг, сейчас же все иначе. Везде горят огни, территория ухожена, газон подстрижен чуть ли не по линейке, много цветов. Наверно, но скорее всего так и есть — я чувствую их густой аромат, вижу красивые, аккуратно выложенные дорожки, вдали замечаю новые строения. Да черт возьми, этот дом похож на особняк какого-нибудь богатея из фильмов про мафиози, хотя…Реальность то все равно близка. Не знаю, что у него там со связями в преступном мире, но миллиарды есть, это факт.
Внутри все тоже изменилось чуть ли не до неузнаваемости. Новый ремонт, новая мебель — все новое. Наверно Мария хотела изгнать дух бывшего мужа, и я ее понимаю. Петр держал ее взаперти фактически целую жизнь ее младшего сына, а это, между прочим целых двадцать лет. Думаю, что у нее есть все резоны никогда о нем больше не вспоминать.
«Но, наверно, это дико сложно, раз ее сын — его копия…»
Потому что мне было сложно. Даже не так. Мне было и есть "невозможно". Август так сильно на него похож, что у меня не осталось возможностей забыть Макса даже на мгновение…Да и какая разница? Когда я вижу Августа, чью кудрявую макушку нахожу сразу, мое сердце начинает биться чаще. Я счастлива. Абсолютно. Глупо улыбаюсь, пока не понимаю, что все так, как я и думала: он сидит, прижав к груди своего любимого, желтого утенка, смотрит в пол, а единственная моя ошибка — это место.
«Он даже не захотел сидеть на диване, занял кресло…» — с горечью подмечаю, также выцепляя и других людей в комнате.
Марина, Миша, Адель и Женя — почти вся семья в сборе. Они его окружили, смотрят, улыбаются, а Мария пытается с ним говорить, даже что-то предлагает — ни в какую. Август только сильнее жмется и не поднимает глаз. Боится. Твою мать…
Дверь за моей спиной хлопает, и когда я оборачиваюсь, сразу вижу Лекса с девушкой. Теперь точно вся семья в сборе. Мы обмениваемся коротким взглядом, но я тут же возвращаюсь обратно к своему сыну, который громко кричит.
— Мамочка!
Спорю на что угодно, это его первое слово за сегодня, не смотря на то, что поговорить он любит. Вообще, Августу сейчас почти пять лет, но он говорит на уровне семилетнего ребенка. Чисто, почти всегда, и нет этой неловкости, которая часто бывает, когда ты не понимаешь, что от тебя хочет ребенок. Нет, он всегда изъясняется четко и ясно. Он спрыгивает с сидения и бежит ко мне такой счастливый, но такой напуганный. Крепко держит своего утенка, которого ни за что теперь не отпустит, наверно, месяц. Убить бы Макса за то, что он так его напугал, но сейчас я слишком счастлива и наконец могу дышать. Иду ему на встречу, а потом присаживаюсь, чтобы тут же обнять свое главное сокровище.
— Малыш… — еле слышно, еле шевеля языком выдыхаю с таким огромным облегчением, которое не ощущала никогда прежде, а он также шепчет.
— Ты плачешь…почему?
— Потому что я очень сильно по тебе скучала, родной…А ты почему не спишь?
Август тихо цыкает, будто я спросила глупость. Ладно, не будто, я спросила глупость, и сейчас он, наверно, во всю хмурит брови.
— Я тебя ждал.
Конечно ждал. Знаю, милый, прости, что так долго…
— Ты кушал?
Мотает головой.
— Почему?
Молчит. Знаю я, но надо же как-то разрядить обстановку, и я поднимаю его на руки, поглаживая по спине.
— Ну ты чего? Все нормально, успокойся…
— Ты меня не забрала, — бурчит мне в шею, и я прикрываю глаза с горечью, но потом через силу улыбаюсь.
— Прости, но это был сюрприз.
— Мне не понравился.
Бросаю взгляд на Макса. Он стоит чуть поодаль, как статуя, но не сводит с нас взгляда, и от этого выражения мне снова хочется рыдать. Испытания похлеще предыдущих, вот правда, и теперь улыбнуться мне гораздо сложнее, но я это делаю. Слегка тереблю Августа по спинке и шепчу.
— Ну же, не прячься. Ты же хотел с ним познакомиться. Не трусь. Это твой папа.
Я не хочу видеть, что происходит с Максом в тот момент, когда я произношу это слово, но я вижу. Краем глаза выцепляю, как он вздрагивает, будто от удара, застывает. Волнуется. Кадык дергается, и он сверлит Августа, словно вот-вот сорвется с места, и, черт возьми, какой же тварью я себя сейчас ощущаю…Груз моих ошибок давит в этой светлой, просторной гостиной, как монолитная плита, и только Август может ее с меня снять, что он и делает еще через мгновение.