Глаза ведьмы

Влюбиться в служителя? Вот уж чего ей не грозит! В тот миг, когда не стало названной сестры, сердце Гали остыло и превратилось в лёд. Она знала, что никогда не сможет полюбить. Она была в себе уверена. И не ошиблась.
Галя не останавливалась несколько лет, пока не добилась своего. Ей удалось скрывать свою сущность достаточно долго, чтобы подобраться к главарю ордена Максиму Яровому и привязать его к себе, и мыслями, и телом. На тот момент ему было тридцать восемь лет, он воспитывал двоих детей и был примерным семьянином. Однако кто устоит перед юной ведьмой, которая хочет получить мужское сердце, несмотря на то, чем за него придётся платить? А если прибавить месть, ведь по его приказу не стало лучшей подруги? Самого светлого человечка, которого знала Галя?
Никто не смог бы её остановить.
Вскоре Максим всем своим нутром принадлежал ведьме. Уверенный в полном превосходстве мужчин над женщинами, кичащийся своими «достижениями» и состоянием, он был сосредоточием всего того, что Галя ненавидела. И она могла сделать что угодно – развести его, разорить, уничтожить. Но выбрала то, что посчитала для него самым болезненным, самым подлым. То, что станет глодать его до последнего его вздоха, что испортит каждый миг существования до того последнего, когда он испустит дух.
Она ушла, оставив послание, в котором говорила, что вскоре у него родится дочь. Дочь, которую он никогда не увидит. Дочь – ведьма.
Через несколько месяцев на белый свет появилась ты».
 
Глава третья
 
Когда Дашка поняла, что сидит неподвижно и сидит так давно, потому что спина и руки затекли, кошки уже стояли рядом и орали, как оглашенные.
Дашка разжала пальцы, письмо плавно опустилось ей на коленки. Просто клочок бумаги. Нож можно воткнуть в живот и убить, но разве кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы убийство совершалось клочком бумаги?
До сегодняшнего дня и Дашка не слыхала.
Старшая кошка сидела у ног, задрав треугольную голову и орала. Её глаза требовательно горели жёлтым огнём.
– Чего тебе? – бездумно спросила Дашка, с тоской смотря вперёд.
– Мэ-у! Мэ-у! Мэээууу!
Вторая орала не так оглушительно, скорее поддакивала, но тоже смотрела будто чего ждала.
Не выдержав, старшая вдруг отпружинили от пола и запрыгнула Дашке на колени, заодно спихнув письмо, улеглась и приняла тот самый вид, который принимают кошки, когда требуют, чтобы их погладили.
– Ты чего? – Удивилась Дашка, но руку протянула. Чёрный мех красиво переливался и блестел, приятно тёк под пальцами, кошка тут же заурчала и развалилась ещё больше, вытянула лапы, а вторая в момент забыла, чего орала и уже вылизывала себе бок.
– Ну, конечно! Вам плевать. Да, я понимаю. У кого-то горе, а кому-то главное, чтобы за ухом почесали.
Дашка вздохнула и вдруг поняла, что-горя-то и нету. Есть здесь и сейчас, есть живой урчащий зверь на коленях. Есть прошлое – жухлые семейные тайны. По сути, какое ей дело, по какой причине мама решила её родить? Её собственная история началась, когда она вышла из материнской утробы и впервые закричала. Всё, что было до – дела минувших дней. Теперь Дашка само по себе, сама себе хозяйка, ни от кого не зависит. Об отце мечтать она ещё в детстве перестала. Зачем ей вешать на себя этот якорь? Пусть её предки живут со своими ошибками и раскаянием сами.
Продолжая гладить кошку, Дашка пожала плечами:
– Ну и что с того, что мой отец – Служитель? Искать меня он не станет, это же позор среди своих. Мне он тоже даром не нужен. И то, что он большая сволочь – его проблемы. Я в наследственность характера не верю. Так что ничего, в общем-то, не изменилось.
Кошка недовольно буркнула, будто голос мешал ей спать.
– Бедная мама.
Дашка посмотрела на пол, решительно столкнула кошку с колен и подняла письмо. Но вовсе не для того, чтобы над ним рыдать. Нужно его сохранить. Мама старалась, писала будто от стороннего наблюдателя. Значит, боль до сих пор сильна, раз она отгораживается от прошлого. Ах, мама, ты пыталась не просто открыть правду, ты пыталась извиниться, что не подумала в пылу мести о том, как будет расти такая дочь, какая судьба ждёт собственного ребёнка.
  
Не ей судить, да и платит с тех пор мама исправно, и до сих пор не расплатилась. Ведьмы знают, что каждый сам платит за принятые решения, даже дети и подростки. И эту плату не переложить на чужие плечи. Жестоко, но ничего не изменить. Месть сказывается не только на том, кому отомстили, она остаётся и на мстителе. Вот чего по сути добилась мама? Да, отомстила, но теперь мучается виной перед собственным ребёнком.
Письмо Дашка спрятала под обложку паспорта и решила, что новость не из тех, на которые стоит обращать внимание. Главное сейчас что? Главное, забыть Сашку.
М-да, только и остаётся, что скептически усмехаться. Невозможно представить, что когда-нибудь наступит день, когда Дашка его забудет. Вот так вдруг вскинет удивлённо тонкую бровь и скажет: «Ну надо же, а я этого, ну, как его звали-то, уже сто лет не вспоминала»!
Не верилось, что такой день настанет. Но ведь вся дурь, как говорят ведьмы, от безделья. Значит, нужно заняться делом.
Дашка не знала, когда вернутся Катя и Раиса Викторовна, так что придумывала себе занятия на ходу. Вначале решила изучить новое жилище. Походила по квартире, по чисто вымытому полу, особенно приятно было по нему ходить на кухне, там он состоял из пластиковых плиток, холодящих ступни.
Ковров в доме не было, только в коридоре лежала серо-синяя дорожка. Пол в комнатах деревянный, стены обклеены простыми обоями, в комнате Кати и Дашки – светло-зелёными с белыми мелкими цветами, в комнате хозяйки – бежевыми. Мебель такая старая, что почти антиквариат. А шторы новые, тонкие, и там и там в жёлто-зелёную полоску.
Основная комната в доме – кухня, уютная и светлая, на окне голубые прозрачные занавески. Большой стол, как два обеденных, мягкий уголок, телевизор. В комнатах, похоже, просто спали, а на кухне проводили всё остальное время.
Из кухни вела дверь в небольшую кладовку. Дашке вроде неловко было в чужом доме заглядывать в закрома, но дверь она всё же открыла. Раз не заперто, значит, можно!
И восторженно вздохнула. Кладовка была забита вещами, похожими на обычный хлам… если ты не ведьма. Но для ведьмы это буквально клад, собранный скрупулезным и рачительным хозяином.
Старые тряпки в пакетах с приклеенными этикетками были ничем иным, как чьей-то памятью. По ним сильно тоскующие могли найти родного человека, а добрые могли передать немного покоя. В банках была не совсем консервация, ну, насколько подозревала Дашка, в бумажных коробках сухие ингредиенты для зелий. В стеклянных и пластиковых пузырьках с медицинскими этикетками вместо лекарств лежали разные смеси. Два котелка разной величины совсем не для похода – в толстых стенках правильно распределяется тепло.
Воспоминания нахлынули на Дашку. В детстве они с бабушкой и мамой тоже имели своё хранилище. Сколько времени они там проводили! Сколько сокровищ хранились так же – в стеклянных банках, бумажных пакетах и полотняных мешочках. А запахи… Вот так пахнет лаванда, а так – сухой чеснок. Запахи смешались, но Дашка смогла их различить. В маленьком ведре лежали сосновые шишки – чем не мусор? – но они тоже бывают нужны для зелий и ритуалов.
Дашка переводила взгляд с предмета на предмет, и каждый раз в памяти всплывало, что это и для чего используется. Оказывается, память хранила невероятно много информации. Как, как ей удалось всё это затолкать, утрамбовать так глубоко, что она действительно почти забыла? Столько лет могла делать вид, будто обычная? Верить, что ей это никогда не понадобится? Как?
Дашка вдруг почувствовала, будто предала саму себя. Тогда, когда ушла жить в мир людей, отринув свою сущность. Она так стремилась быть обычной… что забыла о матери и о бабушке. Она вычеркнула из своей жизни не только часть самой себя, она ведь вычеркнула и членов своей семьи. Просто отбросила словно мусор тех, кто её знал и любил.