Порочный Принц (ЛП)

Я никогда не ощущала себя такой открытой и в такой опасности, как с ним. Я всегда думала, что люди, кроме моей семьи, в конце концов уйдут. Только не Ронан.
Никогда Ронан.
Он ворвался так легко, словно колодца никогда и не существовало.
И так больше продолжаться не может.
Ради него, а не ради меня.
В конце концов он возненавидит меня, так что я могу сделать это сейчас, а не позже.
Я стучу в дверь папиного кабинета.
— Войдите, — коротко отвечает он.
Я толкаю дверь и вхожу внутрь, делая глубокий вдох. Папа и Агнус сидят друг напротив друга. Оба их пиджака сброшены, а манжеты рубашек закатаны. Папа без галстука, но Агнус все еще в нем, и обычно он выглядит менее растрепанным. У каждого из них в руках свои планшеты, а это значит, что они обмениваются данными.
— Я не помешала? — я спрашиваю.
Папино лицо смягчается улыбкой.
— Ты никогда не можешь помешать мне. Иди сюда, Тил.
Я сажусь рядом с ним, на то место, которое похлопывает папа.
Агнус начинает вставать.
— Я буду внизу, если тебе что-нибудь понадобится.
— Тебе не обязательно уходить, — говорю я ему. — Я хочу поговорить с вами обоими.
Агнус успокаивается. Теперь, когда я смотрю на него, я понимаю, что все, что я чувствовала к нему в прошлом, было мимолетным. Он был рядом со мной и Ноксом всю нашу жизнь, и эта благодарность жила со мной столько, сколько я себя помню, но это все.
На этом все.
Единственные всепоглощающие чувства, которые я когда-либо испытывала, это к парню, который может заставить меня смеяться, когда я даже не знала, что могу.
Папа кладет планшет на стол.
— Что-то не так?
— Нет... Ну, возможно.
— Это связано с тем фактом, что ты не ходила в школу два дня? — спрашивает папа.
Почему я думала, что он был слишком занят, чтобы заметить это? Это папа. В какой-то момент он почувствовал мою боль прежде, чем я сама смогла это заметить.
— Папа, обещай, что не возненавидишь меня?
— Это не обсуждается — даже если ты кого-то убила.
Агнус приподнимает бровь.
— Мы всегда можем замести следы.
Папа бросает на него взгляд.
— Что?
Агнус приподнимает плечо.
— Я могу помочь ей избежать наказания за убийство.
— Не вкладывай ей в голову никаких идей... — папа сосредотачивается на мне. — Это не имеет никакого отношения к убийству, верно?
— Нет.
Пока.
— Так в чем дело? — спрашивает папа.
— Я знаю, что говорила тебе, что хочу быть помолвленной с Ронаном, но могу ли я передумать?
— Конечно. — папа даже не колеблется. — Как я уже сказал, я бы никогда не заставил тебя делать то, чего ты не хочешь.
Я глубоко вздыхаю, чувствуя, как часть веса исчезает с моей груди только для того, чтобы его заменил другой тип веса.
— Почему? — тихий голос Агнуса разносится в воздухе.
— Почему? — я повторяю.
— Ты была так одержима идеей обручиться с этим парнем, но теперь передумала. Не то чтобы я не думал, что у тебя были скрытые мотивы, но сомневаюсь, что это только из-за партнерства между нами и компанией Эдрика.
— Агнус. — папа качает головой, но это больше от смирения, чем от чего-либо еще. — Она попросила об этом, и теперь она заканчивает.
Внимание Агнуса не отрывается от меня.
— Это не детская игра, Тил.
— Я знаю это.
 Больше, чем кто-либо.  
— Я поддержу тебя в любом решении, которое ты примешь. — папа берет мою руку в свою, и тепло касается меня глубоко внутри. — Но я думал, ты ладишь с Ронаном? Эльза и Нокс все время говорят об этом, даже когда ты пытаешься их успокоить.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Пап... Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе нужно отпустить кого-то ради человека?
На секунду в кабинете воцаряется тишина, и я почти думаю, что он не ответит, но потом он говорит:
— Да. Это была мать Эльзы. Я должен был отправить ее на лечении, ради ее же блага.
— Но он этого не сделал, — говорит Агнус отстраненным, каменно-холодным тоном. — Он не следовал за своей головой, и эта ошибка стоила ему не только девяти лет жизни, но и жизней его детей.
— Прекрасное напоминание, Агнус, — в голосе папы слышится неодобрение.
 
— Этого бы не случилось, если бы ты послушал меня, — продолжает Агнус тем же тоном, листая планшет.
— И ты не позволишь мне жить с этим всю жизнь, не так ли? — спрашивает папа.
— Наверное, нет. — Агнус поднимает голову, и его бесстрастные глаза ловят меня в своей безжалостной хватке. — Если тебе и нужно чему-то у него научиться, так это тому, что ты никогда не должна следовать своему сердцу, Тил. Эта штука ненадежна, она навлечет на тебя неприятности и принесет сожаления.
— Не слушай его. Он старый и прагматичный, и я упоминал, что он одинок всю жизнь? — папа снова обращает мое внимание на свои добрые глаза. — Я признаю, что совершил ошибку с Эбигейл, но именно из-за нее у меня есть Эльза, ты и Нокс. Я бы никогда не пожалел об этом факте.
Я улыбаюсь этому.
Долгое время я верила, что папа взял нас к себе только из-за чувства вины, но я ошибалась. Он мог бы отправить нас в приют — или даже вышвырнуть обратно на улицу.
Он этого не сделал.
— Подумай об этом, — продолжает папа. — И, если ты считаешь, что твоё решение окончательное, я буду рад помочь.
Я киваю, хотя мое решение уже закреплено и громко и ясно звучит в голове.
— Могу я спросить еще кое-что?
— Конечно.
— Я знаю, что мы с Ноксом говорили тебе, что никогда не будем спрашивать о маме или о том, где она, но я думаю, что готова. Я хочу знать.
Папа и Агнус обмениваются взглядами, прежде чем последний возвращается к своему планшету.
— Что? — я спрашиваю.
— Твоей мамы больше нет, Тил, — говорит папа сочувственным тоном. — Она умерла в тот же год, когда вы сбежали. Я искал ее, чтобы заставить отказаться от родительских прав, когда узнал, что она умерла от передозировки.
Ох.
Я неподвижна, не зная, что чувствовать. Нет, я знаю, что я чувствую.
Ничего.
Я только что узнала, что моя мать и единственный биологический родитель — единственный, о ком я знаю, — мертва, и все, о чем я продолжаю думать, это о том, как ей не придется платить.
Она ушла, не заплатив.
Она умерла так, будто не сделала ничего плохого.
Мои ногти впиваются в колени, пока я не ощущаю жжение на плоти.
Теперь ее сообщник заплатит за них обоих.
Папа похлопывает меня по плечу.
— Ты в порядке?
Я киваю.
— Не знаю почему, но думаю, что отчасти подозревала это.
— Одним подонком в мире меньше, — говорит Агнус, не поднимая головы от планшета.
— Это бесчувственно, — говорит ему папа.
— Женщина издевалась над собственными детьми — вот что бесчувственно, — произносит Агнус своим обычным холодным тоном.
— Агнус, — предупреждает папа.
— Он прав, — говорю я, не желая, чтобы они ссорились из-за этого.
Не то чтобы я хотела найти ее ради благородного дела, или как будто я хотела помолвки с Ронаном по причинам, в которые я заставила всех поверить.
Я самый отъявленный подонок.
Думаю, вот что происходит, когда ты рождаешься дочерью шлюхи.
Пожелав им хорошего отдыха, я покидаю кабинет Агнуса и папы. Я резко останавливаюсь у двери. Нокс стоит там, скрестив ноги в лодыжках и прислонившись к стене. Именно тогда я понимаю, что не закрыла дверь, и мой брат, вероятно, слышал весь разговор.
На этот раз я обязательно закрываю дверь, прежде чем заговорить.
— Как много ты слышал?
— Я уже знал о маме.
— Т-ты знал?
— Хотел бы я быть таким же отстраненным, как ты.
В его голосе слышна боль, и я узнаю ее, не сопротивляясь. Боль Нокса была единственной болью, которую я могла чувствовать — до Ронана.
— Нокс...
 
— Я искал ее, когда мы были в Бирмингеме, и — подожди — я вернулся в тот бордель, когда мне было, возможно, пятнадцать. Когда мне сказали, что у нее произошла передозировка и она умерла, знаешь, что я сделал?