Принятие (СИ)

Дверь распахнулась и вошла княгиня Дадиани. Лицо княгини было непривычно серьёзным:
— Что сидишь? Иди к ней! Никого не хочет больше видеть!
— Я не могу, Нино, — граф говорил с княгиней так, словно они очень давно знали друг друга.
— Вай, не узнаю тебя, Андрей, ты же самый крутой мужчина, которого я знаю, ну после моего мужа, конечно, послушай старого друга. Я же друг тебе?
Забела грустно и устало улыбнулся:
— Конечно, друг, Нино
— Так послушай меня, я же не просто друг, но и женщина, и я тебе говорю, иди к ней, и поговори, расскажи, что собираешься делать, а самое главное, расскажи, что чувствуешь.
Забела допил бокал, поставил его на стол, посмотрел какими-то больными глазами на княгиню и сказал:
— Не могу я, Нино, завтра надо уезжать, скоро Мирослав вернётся, лучше распорядись, кто там со мной поедет, что на рассвете выезжаем. И… ей скажи.
 Глава 43. 
Все уже знали, что утром Ирэн поднимается ни свет ни заря. Поэтому, когда она вышла, чтобы обойти спокойным ранним утром «свои владения», то обнаружила, что не только она вспомнила «старые добрые привычки», но и Морозов, и дети, и Никодим, все уже тренировались на площадке, а звонкий смех Танюши перемежался с воинственными выкриками мальчишек.
На завтраке объявила, что едут к Картузову, а потом к помещице Красновой. Мальчишки, довольные, что здесь им не приходится сидеть в доме, как это зачастую было в столице, побежали собираться.
Танюшу не пришлось уговаривать остаться, потому что у рыжей кошки народились котятки, и Танюша торжественно рассказала всем, что «тепель она будет их хозяйкой», а хозяйке надо обязательно заботиться о своих подопечных.
Мальчишек посадили в карету, с ними поехал Леонид Александрович, на всякий случай взяли с собой ещё одну. А Ирэн, Али-Мирза и Якоб поехали верхом. Учитывая, что с ними ехал внушительный отряд охраны, смотрелась это крайне занимательно.
Ирэн в изумрудно—зелёной амазонке, Али-Мирза, как и любой пустынник, предпочитающий яркие наряды, Якоб Морозов весь в чёрном, за ними следует внушительный отряд янычар, сопровождающий наследника, с десяток казаков, и четверо охранников из отряда Никодима.
Те крестьяне, кто ехал куда-то по своим делам, или работали в полях, провожали взглядами эту процессию, снимая шапки и уважительно кланяясь вслед.
У Картузова все переобнимались, чувствовали себя так, словно приехали к любимому дядюшке. Из литейки выбежал Проша, которого Ирэн даже не сразу узнала, он стал какой-то весь гладкий, оказалось, что Проша всё-таки решил остепениться, и путь к его сердцу нашла красотка из Златоуста, которая кормила его «таким пирогами, Ирэн Леонидовна», рассказал Проша, мечтательно закатывая глаза.
Картузов стал сразу в дом зазывать, но Ирэн очень хотелось сначала все дела обсудить.
— Иван Иванович, да мы все плотно позавтракали, вы же знаете Пелагею нашу, она же из дома не выпустит, пока не накормит так, что из-за стола еле вылезаешь, — Ирэн, конечно, преувеличивала. Но слава о хлебосольности Пелагеи и вправду «бежала» далеко впереди неё.
Картузов посмотрел на мальчишек, потрепал каждого по голове, одобрительно крякнул на крепкое рукопожатие Сашеньки.
— Ну что, будущие гвардейцы, пойдем металлы смотреть или всё-таки сначала подкрепитесь? — зычно спросил мальчишек.
Может мальчишкам и хотелось что-нибудь перекусить. Они в этом возрасте постоянно голодные, но услышав волшебное слово «металлы», они сразу же забыли про свои животы и преданно уставились на Картузова.
Тот по-доброму рассмеялся:
— Понял, понял, ну что же, тогда вперёд
В литейке застряли надолго, Али-Мирза, допущенный в святая святых «стоглавого булата», «приросло» всё-таки название, никак не мог оторваться, брал в руки меч за мечом, кинжал за кинжалом, словно мальчишка побежал в тестовую комнату, когда Картузов объявил конкурс, что, кто продержится дольше всех и не допустит промаха, получит то оружие, которое захочет, и вскоре оттуда послышались звуки бросков и точных попаданий.
 
— Силён, — спустя десять минут уважительно сказал Картузов, продолжая прислушиваться к тому, что происходило в тестовой, — ещё ни одного промаха не сделал.
Вышел из тестовой Али-Мирза с совершенно умилительным выражением на лице, прижимая к себе два одинаковых кинжала.
Картузов качнул головой:
— Надо же саму лучшую пару выбрал!
Лицо Али-Мирзы вытянулось, как у ребёнка, у которого хотят отобрать любимую игрушку, но Картузов улыбнулся:
— Дарю, заслужил, ещё никто так долго не продержался в тестовой как ты! Пусть настоящее оружие служит настоящему мастеру.
Потом пошли в «каменный цех». Там было жарко, конечно, «камню» требовалась пропарка.
Пока Морозов с Али-Мирзой ходили и рассматривали как происходит процесс, Ирэн стала рассказывать Картузову о том, о чём попросили её мужики строители.
— Понимаете, Иван Иванович, я с ведь с ними согласна, конечно, это очень почётно, что церковь так высоко оценила наш с вами «камень», но мы же с вами не просто о том, что почётно.
—Я бы хотела, чтоб города строились из «камня», а не только храмы в них, — немного волнуясь говорила Ирэн, очень ей хотелось, чтобы Картузов всё правильно понял, и он понял.
— Я с вами Ирэн Леонидовна, ко мне уже знаете сколько простого люда приезжало. Всем хочется жить в каменных домах, а наш «камень» многим будет по карману, но если церковь решит, что такой «камень» только для них, нам с вами против не выстоять, — сказал Картузов и горько улыбнулся.
Ирэн подумала, что у него, столько лет бившегося за лучшую сталь для империи наверняка были всякие истории, в том числе и с церковниками связанные.
—Ладно, захочет, потом расскажет, —про себя подумала Ирэн, а вслух сказала:
— Есть у меня одна идея. Зовите сюда вашего Фёдора, обсудим.
Для обсуждения всё-таки прошли в другое помещение, потому как в пропарочной долго находиться было невозможно, уж очень жарко.
—Как вы назвали? Пропарочная? — Ирэн удивилась, потому что в её мире камера для пропаривания бетонных изделий тоже носила такое же название.
— Дык, пропариваем же, значить пропарочная, — кивнул Фёдор
Ирэн вкратце описала свою идею Фёдору и Картузову, сказала, что хочет для простого люда делать серый «камень», а для церкви оставить белый.
— А что добавлять-то будем? — Фёдор запустил пятерню в шевелюру
Ирэн улыбнулась:
— Золу
Картузов и Фёдор вместе уставились на Ирэн, как будто она что-то сказала, что никогда и никто им не говорил, но они этого очень ждали.
Иван Иванович повторил:
— Золу, слышь, Федька, золу
Посмотрел на Ирэн:
— Ну Ирэн, ну ты, ну Леонидовна, даёшь! Золу!
Ирэн, всё ещё не понимая, в каком шоке находится Картузов, оттого что решение настолько гениальное, настолько и простое, кивнула и тоже повторила, попытавшись пояснить:
— Ну да, золу, она ещё и усилит морозостойкость «камня», зимой будет прочнее.
Иван Иванович громко засмеялся:
—Слышь, Федька, мо-ро-зо-стойкость. Наш камень-то ещё и стойкий будет к морозу.
В этот момент в комнату зашли Морозов и Али-Мирза и с ними Леонид Алесандрович, увидели хохочущего Картузова, посмеивающегося в кулачок Фёдора и непонимающе уставились на троицу.
— Якоб Александрович, вот вы ходите рядом с Ирэн Леонидовной, а того не знаете, что она… ГЕНИЙ! — Картузов ухватил Ирэн за руку и поцеловал, — ГЕНИЙ! Вот вы угадаете, что она только что придумала? Ни за что вы не угадаете! Потому что вы, я, вот он, — показал он на Леонида Александровича, — мы с вами просто люди, а она, — Картузов посмотрел на Ирэн, — она богом поцелованная.
Ирэн сидела вся красная, пока Картузов рассказывал всем про её задумку с золой, постоянно «взрываясь» словами восхищения в адрес её «светлого ума», вот не ожидала даже, такой реакции от Картузова на её предложение.
Подумала о том, что ещё про шлаки хотела сказать, которые на литейном производстве образовывались в большом количестве, но не стала, побоялась, что ещё больше восхищения она сегодня не переживёт.