Бесстрашная (ЛП)

Голова раскалывается, кровь, которая струится по моему телу, лишь усиливает головокружение. Только лунный свет на коже дает обещание и заставляет меня преодолевать боль. И когда пальцы касаются щепки дерева, свисающей сверху, я чуть не смеюсь от облегчения.
Пальцы, шаря вслепую, нащупывают, похоже, остатки люка. Глубоко вдохнув, я обхватываю деревянный край окровавленными пальцами и тяну. Я действительно смеюсь, но истерично, вымученно. Не проверяя прочность, подтягиваюсь вверх, хрипя от усилия.
  
Два события происходят почти одновременно. Сначала моя голова сталкивается с торчащей щепкой от разрушенного люка, я выдыхаю сквозь боль и удивление. А потом меня охватывает тревожное ощущение, что я больше не одна.
Холод пробегает по коже, когда я выбираюсь на пол пещеры. Не успеваю вдохнуть как следует, как уже поднимаюсь на ноги и бегу к пятну ночного неба в конце туннеля.
Ледяной страх охватывает меня при мысли о том, что я, возможно, только что сделала. Корона на моем плече будто тяжелеет, будто тянет обратно к своей владелице. Панический всхлип вырывается из груди. Мертвых нельзя тревожить. А я, возможно, пробудила нечто, что никто не осмеливался тревожить прежде.
Я качаю головой от абсурдности всей этой ситуации.
— Игры разума, — шепчу, спотыкаясь. — Это все в моей голове.
Чем ближе выход из пещеры, тем чаще я оглядываюсь через плечо, в бездонную тьму позади. Это тьма, которая пожирает. Я почти окаменела от ужаса, но заставляю себя идти вперед.
Кровь затекает в глаз, и мне приходится смахнуть ее тыльной стороной грязной ладони. Этот рой огромных летучих мышей основательно разодрал мою кожу и оставил на моем теле отметины в форме когтей.
Впереди меня ждет звездное небо, всего в нескольких шагах. Я ускоряю шаг, сердце бьется в предвкушении встречи с ночью. Я касаюсь стены, ощущая холодный камень — последний участок перед свободой…
Тени скользят по земле, подкрадываясь к моим ногам.
Три фигуры встают у выхода из пещеры, загораживая путь. Лунный свет очерчивает их силуэты. Я отступаю, едва сдерживая крик, наполненный страхом и разочарованием.
Разбойники.
— Спасибо, что достала для нас эту корону. А теперь отдай, — рычит один, из-под прикрывающей рот банданы его голос похож на шорох гравия. — И если поторопишься, может, мы не снимем это блестящее колечко с твоего пальца.
Мои раны болят, но я заставляю себя собраться с оставшимися силами. Поигрывая пальцами, я сосредотачиваюсь на ощущении своего кинжала, планируя свои дальнейшие действия.
Только собрав всю жестокость, которая таится во мне, я говорю. Мой голос испуганный и тихий, и если бы мужчины прислушались повнимательнее, они могли бы услышать в нем опасность.
— Забирайте. Мне все равно. Только… только не причините мне вреда, когда будете снимать.
Я протягиваю руку с кольцом. Грязный алмаз блестит, и один из них делает шаг вперед. Я чувствую его ухмылку под банданой, когда он тянется к моей руке, чтобы снять кольцо с пальца.
Я успокаиваю свой разум. Забываю о своем мягком сердце. И снова очерняю свою душу.
Пальцы сжимают его запястье, я резко притягиваю его к себе — на клинок, что уже в другой руке. Лезвие входит в живот с хлюпающим звуком. Кровь хлещет из раны, пока он слабо хрипит.
Я не обращаю внимания на боль в груди. Именно этого я боялась — самой себя.
Свет Адины внутри меня гаснет.
Я вытаскиваю кинжал и смотрю, как он падает к моим ногам. Двое оставшихся замерли. Я снимаю корону с плеча и сжимаю ее в кулаке.
— Хотите это? — хриплю. — Заберите.
Самый крупный из двух оставшихся мужчин бросается на меня, словно очнувшись от оцепенения. Он взмахивает массивной рукой, под которую я легко подныриваю. После стольких часов во тьме зрение будто обострилось. Я выпрямляюсь и с размаху вбиваю корону в его висок. Он вскрикивает, когда из его виска хлещет кровь, и, спотыкаясь, отступает, чтобы дать возможность последнему ударить меня.
Танцуя на носочках, я подавляю каждое болезненное движение. Когда последний разбойник вытаскивает из-за пояса длинный кинжал, я роняю корону на пол пещеры и крепче сжимаю рукоять своего оружия.
Он делает выпад, размахивая клинком. Мне удается увернуться, прежде чем он успевает ударить меня в грудь, но внезапная жгучая боль в плече говорит мне, что я была недостаточно быстрой. Он снова атакует, загоняя меня вглубь пещеры. Анализируя каждое его движение, я позволяю ему снова нанести удар. Вытянув руку и раскрыв грудь, он сделал себя легкой мишенью.
Держа кинжал за лезвие, я взмахиваю рукой и выпускаю оружие. Оно пронзает его грудь, и он, пошатываясь, отступает назад, а затем приваливается к стене пещеры. Я смотрю, как его тело скользит по камню, оставляя на нем алую полосу.
Я моргаю, глядя на два распростертых тела передо мной. Снова моргаю, когда ко мне устремляется единственный оставшийся в живых разбойник. По его лицу течет кровь из раны, которую я нанесла ему столетней короной. У меня нет возможности сдвинуться с места, прежде чем меня обхватывают большие руки.
Он толкает меня к стене, и мой череп ударяется о камень. Перед глазами плывут пятна, затуманивая и без того слабое зрение. Мой крик боли слаб, уставшее тело не может выдать ничего больше.
Грубая рука обхватывает мое горло. Пальцы сжимаются до тех пор, пока я не перестаю дышать.
Он смотрит, как я задыхаюсь, и улыбается при виде этого. Я царапаю его руку, бью по ногам. С затуманенным зрением я нахожу в себе остатки сил. Какая-то частичка моей души умоляет остаться в этой жизни. И с последней каплей решимости, спрятанной глубоко внутри моего измученного тела, я бью его коленом в пах.
Его рука соскальзывает с моего горла, когда он сгибается пополам, и я успеваю отскочить от стены. Моя окровавленная рука сжимается на его склоненной шее. Я не позволяю себе думать, когда снова и снова бью его голову о стену пещеры.
Кровь брызжет от удара, заливая мое лицо болезненной теплотой чужой жизни. Это так по-животному, — потребность остаться в живых, разорвать на части все, что стоит между мной и моим следующим вздохом. Рык в моем горле принадлежит не мне, как и руки, которые снова и снова впечатывают череп в камень.
Когда ярость стихает, я позволяю его обмякшему телу упасть к моим ногам.
Тепло Адины возвращается робко, как будто ее память не узнает существо, которым я стала. Я дрожу, каждая частичка меня трепещет от страха перед тем, что я сделала. От страха перед самой собой.
Меня охватывает какое-то оцепенение, когда я обхожу неподвижные тела. Корона невинно лежит на земле, несмотря на то, что некоторые драгоценные камни покрыты кровью. Она блестит рядом с телом, украшенным моим кинжалом. У меня сжимается желудок при виде его пустого взгляда, широко раскрытого от шока из-за внезапного прихода смерти.
Я отвожу взгляд до того, как выдергиваю лезвие из его груди. И, зажав острые зубцы короны между пальцами, я поворачиваюсь к ожидающей меня свободе.
Не отрывая взгляда от дороги, я не осмеливаюсь посмотреть вниз, на каменный пол, теперь залитый кровью. Вместо этого я сосредотачиваюсь на той звездной ночи, которая манит меня вперед. Я спотыкаюсь о собственные ноги в предвкушении открытого неба.
Выбравшись из зияющей пасти пещеры, я падаю на колени на каменистой тропе. Из меня вырывается безумный смех, когда я поднимаю голову к небу. Лунные лучи ласкают мое лицо, а легкий ветерок запутывает грязные волосы. Я провожу рукой по лицу, размазывая грязь, кровь и липкий осадок вины.
Но я снова смеюсь, натянуто и в то же время с облегчением.
  
Свет Адины, хоть и слабый, снова во мне.
Я жива. Я — Обычная — выжила. Снова.
Мой взгляд падает на длинную дорогу впереди и успокаивающее маковое поле за ней. Еще дальше — город, через который мне придется пройти, прежде чем войти в замок с короной в руках. Я поднимаю безумный взгляд на луну, не зная, сколько времени у меня осталось до полуночи.