Бесстрашная (ЛП)

Блэр провела ветку сквозь грудь Адины с помощью силы. И с улыбкой на лице.
Когда я смотрю в глаза Пэйдин, в них отражается жажда мести. И у меня такое чувство, что только кровь Блэр будет единственным, что доставит ей удовольствие.
— Я должен поддерживать мир, — медленно произносит Китт. — Ее отец — генерал, которому доверяют, и я не могу допустить, чтобы будущая королева затевала бойню в замке. Я знал, что ты будешь преследовать ее, и решил, что поставить Ленни между вами двумя — самый безопасный вариант. — Он проводит рукой по волосам, растрепав светлые пряди. — Мне нужно, чтобы ты вела себя идеально, если ты хочешь, чтобы эта помолвка состоялась.
  
— Ты действительно хочешь, чтобы она состоялась? — Пэйдин говорит неожиданно спокойно. — Наша помолвка. Объединение Обычных и Элитных.
— Чтобы спасти Илию, да, — уточняет Китт. — Нам нужно возобновить торговлю, а это возможно лишь в том случае, если соседние королевства перестанут нас ненавидеть. Я бы рассказал больше про нашу свадьбу, но, кажется, ты и так уже все услышала…
Она кивнула, и ее серебристые волосы взметнулись.
— Да, я… услышала большую часть. Кроме одного вопроса, который ты предпочел обойти стороной. — Она делает шаг вперед, бросая дневник перед нами. Ее пальцы обхватывают край стола, почти касаясь моих. — Ты меня не ненавидишь? После всего, что я сделала?
Китт делает длинный, дрожащий вздох. Я перевожу взгляд между ними, становясь свидетелем этого вежливого противостояния.
— Дело не в ненависти или любви, — наконец заявляет он. — А в том, что будет лучше для всех. А я не могу править королевством, которое падет.
— Я убила твоего отца, — резко бросает она. — И ты мне это прощаешь?
— Ты ведь еще не извинилась.
— Я защищалась, — шепчет Пэйдин. — Ты должен знать это. Он напал на меня. И я едва вышла живой из того боя. — Ее голос дрожит, но она высоко поднимает голову. — Мне жаль, что я убила твоего отца. Но я никогда не буду извиняться за убийство тирана.
В комнате воцаряется тишина, такая громкая, что почти оглушает.
Я наблюдаю за выражением лица Китта, пытаясь уловить хоть малейшее изменение, и знаю, что Пэй делает то же самое со своей псевдоэкстрасенсорной наблюдательностью. Но он даже не моргает, возможно, даже не дышит. Когда он все-таки говорит, его слова звучат слегка отрывисто:
— Тебе не нужно мое прощение. Тебе нужна моя защита. И теперь… — его голос становится холодным, совсем не таким, каким он говорил со мной, — теперь я дал тебе цель.
Костяшки ее пальцев, вцепившихся в край стола, побелели. Она моргает, на ее лице отражаются шок, обида и приглушенное понимание. Но Китт имеет полное право питать неприязнь к Обычной, убившей его отца, поэтому Пэйдин просто кивает в ответ на его искренность. Она больше не настаивает на прощении, не сейчас.
— А как насчет остального? Болезни, в которой вы обвиняли нас, Обычных? — Она тянется к дневнику, перелистывая потрепанные страницы, пока не становится виден неровный почерк. — Моим отцом был Адам Грэй, Целитель в трущобах. Он записал все.
Я скрещиваю руки на груди.
— В его записях говорится, что отец подкупал Целителей, предлагая им серебро на вес золота, если они подтвердят ложь о том, что Обычные отбирают у Элиты силу. — Я вздыхаю. — Как бы мне ни было противно это признавать, но все в дневнике сходится. Неудивительно, что все Целители живут в роскоши и на широкую ногу. У них есть все и нет никакого желания помогать тем, кто живет в трущобах.
Когда мой взгляд останавливается на Пэй, она кивает в знак молчаливой благодарности и продолжает:
— Каждый Элитный в этом королевстве презирает Обычных. Получать деньги за распространение лжи — лишь приятный бонус для Целителей. А король… — она делает паузу, — он воспользовался этой ненавистью. Пытался купить молчание моего отца. Не один раз. Но он был одним из немногих Целителей, кто остался в трущобах. Он знал, что все это ложь, но не мог ничего изменить.
— Поэтому он и создал Сопротивление, — тяжело вздыхает Китт, все еще избегая взгляда Пэйдин. — Калум рассказал мне все. Как и письмо, что отец оставил. — Он выглядит уставшим, пока массирует пальцами лоб. — Я знаю о лжи, которую распространяли Целители десятилетиями.
— И ты собираешься рассказать об этом королевству? — Пэйдин сглатывает.
Китт отмахивается:
— Да. Хотя и оберну правду в более удобную форму. Я, возможно, и начал презирать отца, но это не значит, что я хочу очернить наше имя. — Он наклоняется вперед, глядя на кольцо на ее пальце, на которое я не могу даже смотреть. — Я защищу наследие Эйзеров. Но… — он произносит неохотно, — я также защищу тебя, Пэйдин. Королевству поведают о том, что на самом деле произошло за пределами той арены между тобой и королем…
В его голосе слышится резкость и горечь, которых я раньше не замечал. Я киваю в сторону стола:
— А что насчет записей? И Калума? Они изменили твое мнение об Илии?
Китт поворачивается ко мне, и выражение его лица смягчается.
— Это не произошло сразу. Я много говорил с Калумом, пытался понять причины атаки. А он все говорил о том, почему вообще возникло Сопротивление. Я узнал больше о трущобах, и о том, куда катится Илия. — Он переводит взгляд на Пэйдин. — Все, что он говорил, совпало с тем, что я увидел, Когда ты тайком меня вывела из замка. Я понимаю, что для Сопротивления это было больше, чем просто предательство, — он почти смеется, — но, тем не менее, это помогло мне понять. Калум, как Чтец Разума, знал, что я начинаю видеть правду. Он стал моим советником. Предложил мне жениться на Пэйдин, чтобы спасти Илию. Сначала я отказывался. — Китт снова смотрит на меня. — Но я навестил королеву, твою мать, и она рассказала мне о письме, которое оставил для меня отец. По ее словам, это был план на будущее… — Он прочищает горло. — И только когда я прочел его, я понял, что нужно делать. Отец не заботился о королевстве, он ненавидел Обычных. А чертовы записи о дефиците пищи и перенаселении это только подтвердили. Он пытался построить общество Элитных и провалился. Теперь нам придется расплачиваться за его ошибки.
Каждое слово наполнено отвращением и предательством. И я рад этому. Наконец-то, после всех этих лет, в течение которых он пытался ему угодить, Китт видит нашего отца таким, какой он есть, точнее был.
Выражение лица Пэйдин отражает выражение лица Китта, как будто он выплюнул все свое отвращение ей в лицо.
— Его мечты об Илии были разрушительными. Примитивными. И он хотел, чтобы я продолжил их. — Китт качает головой, будто вспоминая, как готов был на все ради одобрения. — Он разрушал королевство ради глупой идеи. Он жаждал величия. А добился посредственности.
Мои брови взлетают от удивления. Это уже не тот брат, которого я оставил. Что-то изменилось. Может, все началось с разочарования.
— Значит, — осторожно спрашивает Пэйдин, — ты больше не хочешь исполнять волю отца?
Она спрашивает об этом, прекрасно зная репутацию Китта. Вся его жизнь была направлена на то, чтобы угодить одному-единственному человеку, которому он бросил вызов одним-единственным указом. Я перевожу взгляд на короля, сидящего перед нами, и наблюдаю, как слова слетают с губ, тронутых улыбкой:
— Зачем повиноваться человеку, если я могу превзойти его? Раньше я считал, что его планы достойны моей преданности. А теперь вижу, что нет.
Мне сложно сдержать улыбку. Китт, наконец, вырвался из цепких рук отца.
— Ты делаешь это только ради спасения Илии, — говорит Серебряная Спасительница. Это не вопрос, а разочарованное утверждение.
  
Китт складывает руки на столе.
— Я делаю это ради величия.
— Ты не хочешь единого королевства? — не отступает она.
— Это не причина, по которой я иду на это. — Его голос спокоен, несмотря на ее пристальный взгляд.
— Возможно, для кого-то это станет приятным исходом. Но мне не нравится, что силы Элитных ослабеют из-за смешения с Обычными. Хотя, по сути, Примитивные уже составляют половину населения. Но с этим мы разберемся позже.