Росток (СИ)

— Не хочешь отвечать?
Тот снова промолчал равнодушно.
— Почему он молчит? — спросил торговый гость, вернувшись на латынь.
— Потому что я ему не разрешил! — хохотнул хозяин.
— Ну так разреши!
— Отвечай, когда спрашивают! — рявкнул этот дородный персонаж, обращаясь к рабу.
Мужчина в ответ лишь едва заметно усмехнулся.
— Твой сын жив. — подойдя ближе, вкрадчивым тоном сказал купец.
Никакой реакции.
А вот женщина и юная особа рядом с ней ахнули.
— Он жив, — повернувшись к ним, повторил гость. — Ныне он ведун Близнецов, и зовется Беромир. Это его имя в пробуждении.
— Быть такого не может! Наш Неждан умер! — вскрикнула женщина. — Я сама видела, как он бездыханный упал в реку!
— Его спасли боги. Он вышел из реки, обретя великие знания. И теперь возглавил восстание против роксоланов. Поговаривают даже, что он метит в князья.
— Зачем ты это говоришь нам? — впервые произнес хоть что-то мужчина-раб.
— Я торгую с ним. И хочу сделать ему приятно — вернуть семью.
— Не лучше ли их передать Сараку? — поинтересовался хозяин.
— Если ты настолько не дорожишь своей жизнью, то да, это будет хорошее решение. — излишне нервно ответил купец.
— При чем тут моя жизнь? — немало напрягся упитанный персонаж, развалившийся на кушетке.
— Скажи мне, что сделает с тобой наместник, если узнает о срыве по твоей глупости жизненно-важной для империи торговли?
— Какая торговля⁈ Что ты несешь⁈
— Вот, — достал гость из кармана компас. — Перед тобой устройство, созданное при участии бога. Личном. Оно неказисто на вид. Но оно всегда указывает на север. Видишь? — покрутил он компасом.
— Вижу, — несколько ошарашенно ответил хозяин.
— Знаешь, КАК оно поможет нашим морякам?
— Представляю. Но при чем тут эти лесные оборванцы?
— Этот делает Беромир. Только он. И только там — в глуши. Такова воля бога, который его вернул к жизни. А еще их сын может в глухих, диких лесах добывать сахар и особое железо, идущее к нам из Индии за совершенно невероятные деньги. Хочешь это сорвать?
— Ну что ты начинаешь⁈ Я ведь только предположил!
— А вот думать надо, когда предполагаешь! Или ты думаешь, я бы прибежал сюда сразу после тяжелой торговли из-за каких-то глупостей⁈ Делать мне больше нечего. Пока по всем этим рекам и протоком пройдешь — с ума сойдешь. Но сам ведаешь — не из-за горсти ячменя туда ходим. — разошелся купец, которого по какой-то причине слова этого персонажа задели не на шутку.
— Спокойнее! Хочешь, я тебе подарю новую молодую рабыню?
— Не заговаривай зубы! Что с женой и сестрой?
— Да ничего, — развел он руками. — Они служанкам помогали.
— Ты ведь понял, о чем я спросил. Не так ли? Почему от ответа увиливаешь?
— Младшая — хороший товар. Никто ее не портил. А старшую я несколько раз давал в награду за покладистый характер и старательный труд.
— Несколько раз это сколько?
— Ну… я не знаю. Эй, — обратился он к старшему надсмотрщику. — Сколько ее отдавали?
— Три десятка раз, не меньше.
От этих слов хозяин немало удивился, а купец поморщился и произнес:
— Подумай над компенсацией.
— Что⁈ — охренев, переспросил упитанный персонаж.
— Я их забираю. И тебе нужно подумать над компенсацией. Им. Если они сдохнут или окажутся недовольны твоим приемом, это может сказаться уже на твоем здоровье. И, я надеюсь, ты их отпускаешь. Не так ли?
— Может тебе этого… как его? Бе… бе… что?
— Беромир. Медвежий человек.
— Медвежий! О-о-о… прям так серьезно? Может тебе его просто силой взять? И тоже в рабы обратить? Зачем все это? Какой-то варвар и оборванец в какой глуши. Плюнуть и растереть! У тебя своих ребят не осталось? Так я дам тебе десяток своих. Они любого, даже самого буйного изловят.
— Ты меня вообще слушал? — как-то очень скверно улыбнулся купец.
— Да. А что не так?
— ОН ПОДНЯЛ ВОССТАНИЕ! Это тебе ничего не говорит⁈ — рявкнул он. — Беромир постоянно окружен учениками. Пока плохо вооруженными, но их два десятка. В их руках я видел копья со щитами и пилумы. А также ножи, топоры и булавы. Да и иное. Чему он их учит, догадываешься? Я своими глазами видел поле для воинских упражнений. По прошлой осени ни учеников, ни поля еще не было, как и всего этого оружия.
  
— Пилумы, говоришь? — нахмурился хозяин, которого это слово сильно напрягло. Он, как и купец в прошлом служил в легионе и отлично понимал весомость этого аргумента, если правильно применять. Собственно, там, на службе, они и познакомились.
— Да. Пилумы. Иди — возьми. И он, насколько я понимаю, прекрасно понимает, что это и зачем. Он мог перебить всех моих ребят и захватить корабль. Легко. Почти без потерь. Мы ведь без лорик ходим. Да и вооружены умеренно.
— Неужели на него не найти управы?
— А зачем? Вот выделит мне наместник центурию. Схожу я к нему. Возьму в полон. И что дальше?
— Как что? Будет сидеть в Оливии или еще где и делать тебе такие штуки, — кивнул он в сторону компаса. — Как честно добытый в бою раб.
— А если нет? С его слов — этот сделано с помощью бога. Его бога. И у меня нет никаких оснований ему не верить. Думаешь, богу понравится эта выходка?
— Ну… мы можем принести ему жертву.
— Ой дурак… — покачал головой купец. — Там, в тех лесах, есть какое-то место силы. Как у кельтов. Он связан с ним. В таких делах не врут. Тем более, я помню этого Беромира, когда он был еще мальчиком. Он преобразился невероятно и обрел знания, которыми и лучшие ученые мужи Рима не владеют. В рабы… — покачал головой купец.
— Ну…
— Что «ну»? Слажу с Беромиром — сделаю карьеру. Провалюсь — головы не сношу. И будь уверен — тебя я не забуду и молчать не стану.
— Ты не серчай! Не серчай! — затараторил упитанный персонаж, явно струхнув. — Видишь — объяснил, и я все понял. Большую компенсацию надо?
— А ты у него лучше спроси. — кивнул гость на раба.
— Ну, чего хочешь?
— Смелее, — подбодрил его купец.
— Одежду хочу, новую, дорогую, ярко-крашенную всем нам. Чтобы выглядели достойно. Украшения жене и дочке из серебра и золота. Мне нож да тугой кошель серебра. И его, — указал он на злобного надсмотрщика.
— Как его? Зачем? Почему? — удивился хозяин.
— В рабство мне его отдай.
— Зачем он тебе? — удивился гость.
— Перуну в жертву принесем. В благодарность за справедливость.
— Фу… варварство! — фыркнул хозяин. Надсмотрщик же нешуточно струхнул и побледнел.
— А почему именно его? — поинтересовался гость торговый.
— Он в усладу людей бьет и мучает. Это говорит о гнилой душе. Да и не только это. Увидев, что меня это особо злит, он жену мою старался как можно чаще отдавать в награду. И сам ее пользовал прямо на моих глазах. Будет справедливо, если этого мерзавца принести в жертву небесному судье.
— Он тебе дорог? — поинтересовался купец у хозяина.
— Что вы его слушаете⁈ — взвился надсмотрщик. — Как же меня можно в рабство⁈ За что⁈ За то, что обязанности свои выполнял?
— Я не могу сдавать своих людей. Так нельзя. — покачал головой хозяин. — Кто из них сохранит мне верность, если я с ними так обходиться стану?
— Видишь? Никак. — развел гость руками, обращаясь к рабу. — Выбери иное.
— Нет. Или так, или никак. — причем взгляд его очень нехорошо сверкнул. Этот год рабства сильно изменил мужчину. Иного бы сломал, а у него словно хороший скульптур оголил натуру, сделав ее фактурной.
— Вот заладил! — выкрикнул хозяин, которому этот взгляд очень не понравился.
— Он лгал тебе. Он вредил тебе. Он воровал у тебя. А ты его защищаешь. Хочешь, чтобы над тобой и дальше все посмеивались? — холодно поинтересовался мужчина.
— Вот не надо выдумывать! — взвился хозяин.
— Посмотри в его мошну.
— Что⁈ Зачем? — обеспокоился злобный надсмотрщик.
— Что у него там?
— Посмотри.
— Да что вы его слушаете⁈ Вы чего⁈
Старший надсмотрщик подошел к этому кадру и молча сорвал кошелек с пояса. Распустил завязки. Открыл. И удивился.