Вне Системы (СИ)

— Ну вот так вот и живём, в основном постоянно передвигаясь. Как цыгане или кочевники какие-то.
— В смысле, дом на колёсах? — я сделал глоток, наслаждаясь горячим напитком, который, казалось, проникал в самые замерзшие уголки души.
— Ну, практически, да, — кивнул Саня. — То есть, собираются группы людей, есть по пятнадцать-двадцать машин. Есть большие скопления и по пятьдесят. Выбирают любое свободное место, встают в круг так, чтобы в случае чего отбить нападение. И живут неделю. В конце шестого дня, как правило, срываются и едут в другое место.
  
Он сделал ещё пару глотков, а затем продолжил, глядя на небо:
— Таким образом, и червоточины не плодятся, и меньше риск, что проснёшься от того, что тебя будет грызть очередной зомбак.
— Познавательно, — пробормотал я, переваривая информацию и пытаясь представить эту кочевую жизнь. — А что там в этих червоточинах?
  
Глава 10
 
— Червоточины… Это прорехи в ткани реальности, являющиеся без спроса и исчезающие так же внезапно. Они появляются, как мы сказали, сами по себе — никто не может предсказать место и время их возникновения. Иногда посреди городской улицы, иногда в глухом лесу, а порой и в чьём-то подвале. Но не их происхождение самое жуткое, а то, что служат они мостами между нашим миром и чем-то, что все называют просто «изнанкой».
А в этих червоточинах и обитают те самые зомби. Вернее, не обитают — они туда попадают из изнанки. Поначалу червоточина словно кокон — тонкая, едва заметная, но с каждым часом она набирает силу, разрастается, становится плотнее, и вот тогда из неё начинают вываливаться «они».
— А что такое изнанка? — спросил я, вспоминая дрожащую пелену воздуха в больнице.
— Изнанка, — протянул он, — это Terra incognita. Неизведанная земля. Никто не знает, что это на самом деле. Кто туда попадает, тех больше никто не видел. Живыми, по крайней мере.
— Все эти умники из лабораторий выдвигали кучу теорий. Параллельный мир, карманное измерение, материализованное подсознание… Хрень всё это. Важно лишь то, что мы видим собственными глазами.
— А видим мы вот что, — продолжил Саня. — Когда зомби попадают в червоточину из изнанки, они поначалу как новорождённые детёныши — вялые, слабые, дезориентированные. Но это обманчивое впечатление. Они там какое-то время словно набираются силы, питаются энергией самой червоточины или что-то вроде того.
— Потому что как только они проваливаются с изнанки в червоточину, — вмешался Серёга, передавая пустую кружку, — они все вялые и слабые, но уже буквально спустя несколько часов те набираются силы, и против них уже приходится конкретно сражаться. Не «пиф-паф и готово», а реально пот и кровь.
Я кивнул, показывая, что понимаю глубину сказанного.
— А спустя какое-то время, когда они набрались силы в червоточине, они находят прорыв в наш мир. С нашей стороны мы это видим как некую пелену в воздухе, — он изобразил волнистое движение сверху вниз рукой, — по которой сразу видно уровень червоточины.
— Уровень? — переспросил я.
— Да, у червоточин тоже есть градация, — Серёга крутил в руках пачку сигарет. — Редко когда встречаются серые, в основном начинаются с зелёной. Есть синие — те гораздо опаснее. Оранжевых никто не видел, это переходящий уровень. А красные… — он запнулся. — Красные — самые опасные. Туда попадать никому не советую.
— Так вот. Из них вываливаются зомби. Как правило, не выше уровня самой червоточины, то есть из зелёной могут выпадать только серые и зелёные, не больше. В неё же они попадают с изнанки, с этой самой Terra incognita. И вот, только попадая в червоточину, они сначала слабые и вялые. Их легко убивать. Улавливаешь момент?
— Постойте, так вы туда что, заходили? — я не смог скрыть удивления. Одно дело — отбиваться от зомби в нашем мире, и совсем другое — лезть в саму червоточину.
— Не перебивай, — отмахнулся Сергей. — Да, заходили. И не раз. Их можно легко убивать, пока они только появились. Но период, пока они слабые и вялые, он достаточно короткий — час-два, максимум три. После этого они начинают бродить по червоточине и набирать силу. И обязательно находят прорыв в наш мир, через который они и вываливаются.
Он открыл пачку сигарет и заглянул в нее. Потом снова закрыл.
— Сами червоточины внутри разных размеров, — продолжал Сергей. — От футбольного поля до небольшого города. И количество блуждающих в них зомби уровня червоточины тоже может быть разным. Может парочка шляться, а могут быть и сотни.
— И зачем же вам туда соваться? — задал я вопрос, который казался мне единственно разумным в нашей безумной реальности.
Серёга, державший в руках пистолет, демонстративно положил его на ладонь, позволяя тусклому свету сыграть на металле. Оружие выглядело ухоженным, даже новым — казалось — откуда оно может взяться в этом мире?.
— Вот ради этого, — его голос звучал так, будто он объяснял ребенку очевидные вещи.
— В смысле, там что, арсенал?
— Ну не совсем арсенал, — Серёга задумчиво провел большим пальцем по рукояти пистолета. — Но там в каждой червоточине есть некий участок, в котором… есть такое оружие.
Саня кивнул, подтверждая слова товарища.
— Не обязательно пистолет. Это могут быть автоматы, патроны. Кто-то даже гранаты находил, — он понизил голос, словно делился секретом. — Но суть в том, что там оружие есть. Гарантированно.
Я смотрел на них, пытаясь оценить, насколько серьезен риск. Червоточины — не то место, куда стоит соваться без крайней необходимости. Но с другой стороны…
— Как ты понимаешь, производство оружия… — продолжил Серёга, убирая пистолет обратно за пояс, — в принципе, встало.
— Ну, пытаются некоторые умельцы сами клепать, — вставил Саня с кривой усмешкой. — Только толку…
Серёга отмахнулся:
— Чтобы сделать приличный ствол, нужен не один человек, а как минимум несколько. Пробовали на заводах и в Туле, и в Ижевске собираться группами умеющих мужиков, чтобы запустить производство.
Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями.
— Но, как я уже говорил: больше семи дней — и появляется червоточина, с которой прут эти зомби. Можешь себе представить, сколько этих червоточин сейчас в Туле да в Ижевске на заводах?
Я поёжился, представляя эту картину. Целые заводские корпуса, наводненные мертвецами, бродящими среди станков и инструментов. Технологические линии, застывшие навсегда. И повсюду — червоточины, из которых лезут и лезут новые твари.
— Вот так-то, — кивнул Серёга, заметив мою реакцию. — Поэтому и приходится залезать в эти червоточины, чтобы обеспечить себя оружием, чтобы менять его на ресурсы.
Саня встал, потянулся, потом снова присел, сложив руки на коленях. Их снаряжение выглядело потрепанным, но функциональным. Патронташи, небольшие рюкзаки с минимальным набором для выживания, крепкие ботинки, изношенные, но прочные. Эти люди знали, что делают. По крайней мере, я на это надеялся.
— Тут же как: либо ты занимаешься мародёркой, ища старые запасы еды, — Саня начал загибать пальцы, — либо ты охотишься на зомби, собирая лут с крохами еды. Либо же, как мы, шаришься по червоточинам, находишь оружие, попутно уничтожая зомбаков, собирая лут…
— А оружием потом либо снабжаем своих друзей и соратников, либо меняем на еду или другие полезные вещи, — закончил за него Серёга.
В их словах была логика. Суровая, жестокая логика нового мира. Рисковать жизнью, чтобы потом иметь возможность эту жизнь поддерживать. Замкнутый круг, из которого нет выхода.
— Ах, да! — вдруг оживился Саня, словно вспомнив что-то важное. — У нас же валюта теперь поменялась. Теперь самая ценная валюта, не считая кристаллов, потому что это в принципе дорогая штука и его в здравом уме никто не будет продавать… это энергоядра.
  
Я вспомнил про инвентарь, где лежали энергоядра, которое я нашел в луте вчера. Тогда я еще не понимал его ценности.
— Да, я видел такое, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — У меня даже одно есть.