Ворожей Горин – Фолиант Силы (СИ)

В общем, ситуация была крайне напряженной, если не сказать — критической. К счастью, моей ворожейской проницательности хватило на то, чтобы просчитать все нюансы и последствия применения Пелагеей моей силы через Фолиант. Била она только по мне, и я с этим ударом справился — чего, собственно, и добивался.
Вышло, как в аптеке: примерно треть моих сил Пелагея потратила на обряд развоплощения вурдалака, другою третью пыталась угробить меня после того, как поняла, что я раскусил ее план, и еще примерно треть использовал уже я для того, чтобы отразить ее атаку. Оставалось совсем немного, как раз столько, сколько мне и нужно было, чтобы положить конец этому противостоянию.
  
— Все, выдохлась? — еле дыша, уточнил я у Пелагеи, когда ощутил существенное ослабление ее натиска.
Ворожея действительно выглядела не лучшим образом, от ее самоуверенности не осталось и следа. Изменилась она и внешне. Ее взгляд был чернее тучи, черты лица стали угловатыми, колкими, резкими, а в глазах разве что молнии не сверкали. Лицо ее посерело, кожа обвисла, появились разнокалиберные морщинки по всему лицу и шее. Кроме того, Пелагея осунулась, ссутулилась и даже как-то ссохлась вся. Признаться, смотреть на нее сейчас было крайне неприятно. И пусть она еще не превратилась в ту древнюю бабку, коей являлась в реальности (а в посмертии так и вовсе оставалась в привычном для меня облике демонессы), все же раньше с ней было общаться приятнее. Уж не знаю, дефицит ли силы был тому виной или же тот обескураживающий удар, что я ей нанес, но сейчас Пелагею было не узнать.
— Ты за это ответишь, — еле дыша и глядя на меня исподлобья, прошипела она.
«Ох ты ж ежик… — подумалось мне. — Если бы могла убить взглядом, наверное, сделала б это несколько раз уже. Давненько я так сильно никого не доводил».
— Ой, только не нужно этих клишированных фраз, — махнул я на нее рукой. — Ты же не думала, что всю дорогу будешь вот так за здорово живешь водить меня и всех остальных за нос? Рано или поздно тебе самой его утерли бы, так почему бы мне не сделать это первому? И почему не сегодня?
— Ты даже не представляешь, что натворил…
— А что я натворил? — плохо изобразил удивление я. — Я хотел остановить разбушевавшегося вурдалака. И остановил. Моя сестра, мой нож — что хочу, то и делаю, — я перевел взгляд на труп и вновь изобразил изумление. — Батюшки! Ай-ай-ай! А как же такое вышло⁈
Возможно, я слегка перегнул палку. Пелагея сейчас выглядела настолько свирепо, что если бы я дал ей такую возможность, она и без всякой силы смогла бы стальные арматурины узлом вокруг моей шеи завязывать. Признаться, в этот момент мне стало как-то не по себе. Я прямо-таки видел ее злость и боль. И боль эту, казалось, можно было руками потрогать, взвесить и расфасовать по сотне пакетиков. И было этой боли столько, что каждого такого пакетика хватило бы, чтобы изуродовать жизнь любому смертному.
— Неужели ты ее так любила? — поинтересовался я, немного смутившись этой картиной истинной скорби и прекратив ерничать. В конце концов, человек действительно понес серьезную утрату.
В моем голосе сейчас невольно сквозили нотки сочувствия. Да, Пелагея была моим врагом, и врагом непримиримым. Да, она, по сути, убила мою сестру и сделала все, чтобы отравить мою жизнь. Но я — не она, меня чужое горе все еще трогает, особенно если причиной этому горю являюсь я сам.
Пелагея молчала, яростно сверля меня взглядом. Было ощущение, что она никак не решит, что именно со мной сделать. Я взглянул на свои руки, на которых алела чужая кровь. Нож мой так и остался торчать в трупе, сейчас он был мне ни к чему.
Мысль, которая крутилась сейчас в моей голове, могла все испортить. Ох, не стоило мне поднимать эту тему — сперва дело, после раскаяние. Но себя не обманешь, гаденькое чувство во мне росло пропорционально росту волнения.
«Горин, а ведь ты только что убил человека, — наконец сформировалась эта мысль в моей голове. — Хладнокровно. Своими руками. Убил».
— Ты мать мою убил, ворожей, — словно уловив подуманное, процедила наконец Пелагея.
Ей, кстати, еще только предстоит осмыслить эту данность. Осмыслить и принять. Уж не знаю, какие на самом деле между ней и Радмилой были отношения, но есть у меня ощущение, что их показная борьба за наследство Варвары в большой степени была именно что «показной».
Как же быстро сменялись в Пелагее эти пресловутые пять стадий принятия горя. Сперва было явное отрицание — ее крик и буквально секундное замешательство. Затем почти сразу — гнев. Именно на него я рассчитывал, разыгрывая эту партию — мне нужно было опустошить свой резервуар силы. После того, как силы иссякли, Пелагея вступила в стадию торга, о чем свидетельствовала её фраза: «Ты за это ответишь». Сейчас теоретически была стадия депрессии — тот период, когда горе осознается в полной мере, но в человеке все еще нет сил сопротивляться этому чувству. Следующей стадией, до которой я не собирался доводить свою визави, по идее была стадия принятия. Именно в этой стадии Пелагея станет для меня не просто опасной, а смертельно опасной.
И да, вы не ослышались, я не Верку свою убил, а именно Радмилу, мать Пелагеи. Именно она все это время играла роль моей сестры в этой хитроумной постановке. Именно для этого Пелагея подсунула ее Марте под клык. Идея была проста — Марта роднится с Пелагеей посредством обретения новой дочери из ворожейского племени и получает от ворожеи гарантии безопасности в грядущем переделе мира Ночи. Пелагея же в результате этой сделки приобретает своего человека в дружных вурлалачьих рядах. Радмила должна была стать для Пелагеи как информатором, так и главным инструментом влияния на Веру. Когда же стало ясно, что Вера не планирует творить те зверства, к которым ее подталкивали эти две беспринципные суки, в действие был приведен план Б, по которому именно Радмила под личиной Веры творила основную массу бесчинств и крошила направо и налево честной народ, сильно тем самым будоража нашу власть. Сама же Вера тем временем охотилась за главным организатором убийства наших родителей — бизнесменом и политиком Белкиным. И действовала она, скорее всего, не самолично, а по наводкам, которые ей подбрасывала сама Пелагея. Конечно, в этой охоте Вера нет-нет да убивала других людей, причастных к смерти наших родителей — тут я с нее ответственности не снимаю. Но то, что ее кто-то вел по следу Белкина, лично у меня сомнений не вызывало.
Вся эта кутерьма была организована лишь для того, чтобы я поверил в безумие и полноценное перерождение своей сестры в вурдалака. На меня стали бы давить люди из Совета, а я бы поддался их влиянию и начал охоту за сестрой. Пелагея знала, что Фолиант мне не откроется полностью, и все рассчитала наперед. Знала она и то, что у меня попросту не будет выбора — дабы остановить и излечить Веру, мне неизбежно придется обратиться к ней за помощью. А чтобы ни у меня самого, ни у тех, кто имеет на меня влияние, не возникло никаких иных вариантов решения проблемы, была устроена эта масштабная провокация. В нужный же момент Веру попросту вывели из уравнения и заменили Радмилой. Далее уже дело техники — Пелагея выставляет всему миру ультиматум, и якобы только я могу все разрулить, отдав ей свою силу. В итоге Пелагея при помощи моего Фолианта и моей же силы убивает сразу двоих зайцев — и мать к жизни возвращает, и овладевает столь желанной ею силой своей бабки Варвары.
Единственным персонажем, который действительно мог помешать реализации столь хитрого плана, была сама Вера. Именно поэтому настоящую Веру занимали по полной программе «аниматоры» из Совета и других спецслужб. Просто для того, чтобы не путалась под ногами. Радмила же тем временем делала все, чтобы сильные мира сего крепко разобиделись на мою сестренку в частности и на всех вурдалаков в целом.
  
Как я все это понял? Для начала я просто не поверил в те зверства, которые творила моя сестра. Да, она могла начать мстить за смерть родителей, и да, отчасти ее к этому подтолкнуло мое вынужденное исчезновение. Но что я знал точно, так это то, что моя сестра не могла перейти на сторону зла целиком и полностью. Кто-кто усердно пытался ее подтолкнуть к этому, но окончательно расчеловечить Веру им все же не удалось.