Милан (СИ)
Надо сказать, тренер прав на все сто, но как согласиться с ним, если только месяца два назад ты прыгала этот долбаный двойной лутц почти спокойно и ненапряжно, а сейчас он получается как будто из-под палки и в половине случаев полируешь задницей лёд?
Двойные рёберные у Люды получались хорошо. Даже зрелищно. Ещё бы. Стройная, высокая, длинноногая девушка, во время выполнения элементов она смотрелась на льду эффектно. Спокойно отработала сальхов, тулуп и риттбергер так, как надо. Настала очередь зубцовых.
Одногруппники сейчас прыгали двойные лутцы по очереди, друг за другом. Вот и Соколовская, прыгавшая перед Людой, разогналась через весь каток и прыгнула двойной. Очень чисто! С правильного внешнего ребра, с идеальной круткой, и с чистейшим приземлением, да ещё и с красивым выездом.
— Марина, молодец! — крикнул Левковцев. — Люда, следующая! Прыгай одинарный!
Люда вдруг подумала, что она никогда не услышит благодарности от тренера, если будет прыгать одинарные, которые и за прыжок-то почти не считались. Нет! Надо показать, что и она не хуже этой вреднюки Соколовской! Люда перебежками выкатилась к правому короткому борту, и от него стала разгоняться через весь каток. Левковцев поздно сообразил, что она задумала. А она задумала двойной лутц, вопреки указанию тренера!
— Стооой! — крикнул Левковцев. Голос его прозвучал в тот самый момент, когда она уже встала левой ногой на внешнее ребро и ударила зубцом левого конька по льду. Поздно. Люда вошла в группировку. Вошла под большим наклоном, и тут же почувствовала, что прыжок получится с большим недокрутом. Точнее, совсем не получится, и она упадёт на лёд в самом травмоопасном положении — головой вперёд, и, скорее всего, ударится затылком о лёд.
Боль она не успела почувствовать. Последнее, что видела — светильники на потолке. Значит, всё-таки она летит головой о лёд…
… Пришла в себя постепенно. Сначала услышала непонятный писк. Он доносился словно через вату, и казался хоть и приглушённым, но резким и противным. Что это? Сон? Люда медленно приходила в себя. Как только мозг всё более включался в работу, писк становился более тихим и спустя какое-то время почти пропал. Попробовала открыть глаза, и это не получилось. Тут же писк снова стал более громким. Но это продолжалось недолго. Через несколько секунд Люда решила повторить попытку, и глаза слегка приоткрылись. Приоткрылись лишь для того, чтобы снова зажмуриться — там, снаружи, было слишком светло.
Со второй попытки ей удалось чуть приоткрыть глаза. Над ней сиял ослепительной белизной потолок, настолько чистый и белый, какого она раньше никогда не видела, даже в больнице. На потолке горели необычные квадратные светильники, из матовой поверхности которых свет исходил равномерно, по всей площади. Как такое возможно?
Впрочем, о светильниках она ничего не знала, и вполне возможно, где-то такие и могли быть. Больница! Она в больнице! Конечно же! Она же упала и ударилась головой о лёд! Сейчас воспоминания полностью вернулись к Люде. И вернулось ощущение вины перед тренером. Вот говорил же, чтоб не прыгала двойной лутц! Подвела и его и себя…
Но что делать теперь? Что с ней? Если лежит в больнице, значит, случилось что-то серьёзное! Блин… А если у неё перелом позвоночника и она теперь недвижимый инвалид? Люда в панике попробовала пошевелить руками, потом ногами, и всё получилось! Она не была недвижима!
— Урааа! — хотела крикнуть Люда, но, естественно, из горла вырвался какой-то не то хрип, не то стон, похожий на «ряяяя». Но и его хватило, чтобы на Люду обратили внимание.
— Смотрите! Она пришла в себя! — негромко сказал женский голос, и Люда почувствовала, как к её руке кто-то прикоснулся. — Арина! Ты слышишь меня?
Естественно, Люда не была какой-то там Ариной, поэтому на вопрос не ответила, попытавшись сказать, что она не Арина, но всё же признак жизни дать попыталась: — Я… Не…рина… Но слышу…
Открыв глаза окончательно, Люда убедилась, что она действительно в больнице и лежит на белоснежной кровати под идеально белоснежным одеялом в идеально белоснежной комнате. К правой руке прикреплена капельница, а из носа торчат тонкие прозрачные трубки. Точно! Она в реанимации! С левой стороны находились какие-то суперсовременные медицинские приборы с множеством электронных табло, показывавших непонятные, изменяющиеся цифры. Один из приборов издавал тот самый писк, разбудивший её. Людмила сообразила, что пищавший прибор показывал её давление и пульс, которые в виде светящихся цифр горели на табло. 120−70 и пульс 60. Нормально! Странно, что на приборе все буквы латинские. Но так как Люда в реанимации никогда не была, посчитала, что так и должно быть. Может быть, их в Латвийской или Эстонской ССР сделали?
— Как себя чувствуешь⁇
Рядом стояла девушка в коротком розовом медицинском халате, из-под которого было видно её длинные стройные ноги в босоножках. Ногти на пальцах накрашены розовым лаком в тон платья. Девушка с удивлением смотрела на неё из-под длинных чёрных ресниц, завивающихся кверху. Люда никогда не видела таких ресниц! Как у Мальвины!
На груди девушки с правой стороны был приколот небольшой пластиковый прямоугольник, на котором написано «Яна Ковалёва, медицинская сестра». Медицинская сетра в розовом халате? Как такое может быть??? Все врачи и медсестры, кого видела Люда, всегда ходили в белых халатах и высоких белых колпаках, а эта… Эта девушка была в легкой розовой шапочке, из-под которой завивались волосы, крашеные в какой-то непонятный бежевый цвет с отдельными белыми прядями. Что за фигня??? Люда видела бабок, красящих волосы хной в рыжий цвет, но больше никаких красок для волос в магазинах не продавалось! Девушка была очень странной, как и обстановка в целом, и Люда ощутила лёгкое беспокойство.
— Где я? — с подозрением спросила она. — Что случилось?
— Тише, тише! Тебе нельзя говорить! — с тревогой сказала девушка. — Ты в Москве, в клинике имени Бурденко. Хорошо, что ты пришла в себя. Сейчас я вызову доктора.
Девушка вышла в коридор, а Людмила от удивления чуть не потеряла сознание снова. Она в Москве! Вот в чём дело! Разгадка всех этих странностей оказалась проста. Её перевезли в Москву, и она сейчас в какой-то очень важной больнице. Даже в институте! Значит, её падение было очень сложным, если её из Екатинска отвезли в Москву. Это, конечно, странно, но не невозможно. Людмила читала в «Комсомольской правде», что в сложных случаях больных могут на самолёте санитарной авиации перевозить из города в город, и даже в Москву. Так что ничего странного! Ведь в Москве, как известно, всё самое лучшее, да и вообще они, москвичи, как с другой планеты. Этим и объяснялся странный облик девушки-медсестры. Если в больнице Екатинска девушку выгнали бы с работы за такой странный наряд, в Москве он, наверное, считался нормой, да ещё в таком крутом институте!
Люда чуть шевельнулась под одеялом, боясь задеть трубки, и тут же ощутила нечто странное. Ей показалось, что её тело не полностью заполняет привычный объём. Это было очень странное чувство. Такое ощущение, что её стало сильно меньше. Словно под одеялом лежит ребёнок. Следовало проверить, что всё это значит. Уже хотела откинуть одеяло, как дверь в палату открылась, и вошёл доктор в сопровождении медсестры.
Но доктор… Разве это доктор? Он был совсем молод! Лет тридцать, не больше, однако при этом на халате у него была прикреплена табличка с надписью «Вадим Николаевич Гуляев, КНМ, заведующий отделением нейрохирургии и неврологии». Доктор был с длинными волосами, стянутыми в круглый пучок на макушке, и абсолютно небрит! Крупная щетина придавала его облику очень неприличный вид! Люда даже вытаращила от удивления глаза. Признаться, если бы не белый халат, с такой внешностью и лицом, доктор походил бы на тех людей, что вечно трутся у магазина «Вино и водка», и которых мама всегда говорила сторониться и не давать им денег. И эти волосы… С такими даже музыканты и артисты не ходили!