Час гончей (СИ)

— Какой странный вопрос, — парировала Ника, — от девушки, которая с ним не спит.
— Просто я знаю себе цену, — заявила ведьмочка.
— Просто не привлекаешь его как женщина… Ай! — следом взвизгнула прима, когда целая куча змеек неласково шлепнулась ей между лопаток.
— Не ссорьтесь, — миролюбиво раздалось из кресла в углу, где сидела Уля, наглаживая своего Снежка. Одетая, а потому моя летучая мышка ее даже не сразу показала.
— В смысле, не ссориться? — возмутилась Агата, резко растирая скверну по обнаженной спине. — Мы же должны быть вдвоем против нее!
— Да с чего бы, — морщась, сказала Ника, — у нас с ней куда больше общего, чем с тобой.
— Ага, один член на двоих! — бросила ведьмочка.
— А ты вообще хоть один видела?
— К чему все эти ссоры? — снова раздалось из кресла в углу. — Мы живем в страшной сказке, — добавила моя умница, — а с Костей она не такая страшная…
Отмахнувшись от Ву, я мысленно развеял картинку. Мне-то зачем это транслировать? Я и так мог зайти в эту комнату в любой момент — в отличие от твоего прежнего хозяина, который мог наблюдать женщин только так. Нечем заняться? Покажи мне зеркало.
Мышка послушно, хоть и не слишком охотно оставила девчонок и влетела в гостиную, где зеркало в причудливой серебряной раме спокойно висело на стене напротив включенного телевизора. Темная тень, затаившись около ободка, увлеченно следила за каким-то сериалом. Голос веном подавал лишь, когда кто-то пытался переключить канал, требуя вернуть все, как было. Да время от времени, превращаясь в маску, пытался обсудить просмотренное с проходящими мимо девчонками. Однако раз за разом терпел фиаско: Ника испуганно шарахалась, Агата заявляла, что не смотрит такую чушь и вообще любит только ужастики, к Дарье он не приставал, а Улин щеночек начинал заливисто лаять, заглушая всю его болтовню. Отрабатывал мелкий паршивец свой хлеб — точнее, чай.
Отпустив Ву восвояси, я подтянул к себе «Седьмые Врата», которые тщательно изучал — местами с латинским словарем. Язык внутри был не просто мертвым, а еще и высокопарным, но такому древнему томику это позволительно. Листая ветхие, почти разваливавшиеся в руках страницы, я задавался вопросом, сколько же ему лет. Шесть сотен? Семь? Тысяча? Сколько людей читали эту книгу до меня? И главное — сколькие смогли воспользоваться прочитанным?
То, что внутри, было далеко не для всех. Даже отец, составляя свой мануал для меня, не думал о таких возможностях — похоже, даже он не верил, что однажды удастся раздобыть Врата. Я же читал эту потрепанную книжку и думал, что же будет, если собрать их все — все девять? Говорят, человек тогда перестанет быть человеком и сможет даже сравниться с Темнотой — но никто еще не собрал все. На ее месте, я бы сделал это невозможным.
Мой же томик от первой до последней страницы был посвящен структуре Темноты. Оплетая душу, она оставляет там что-то вроде оттиска — этакого внутреннего кода, с которым освоивший Врата способен работать напрямую. Это небыстро и нелегко, но если все сделать правильно, если суметь, то имя «мессир Павловский» может стать вирусом, страшной болезнью, которая будет поражать всех, кто ко мне сунется. Я смогу не просто сжимать чужие души, не просто ими управлять, а переписывать их содержимое — причем не только у живых.
Да что там, если все получится, можно даже на ту сторону ходить как в гости — когда захочется, а не когда Темнота соизволит разрешить.
Вот с этого и начнем. Отложив книгу, я подхватил смартфон и набрал номер.
— Константин Григорьевич, — сразу же раздался на том конце позитивный голос, — что вам угодно?
Знакомый делец — крайне убедительный парень в клетчатом костюме-тройке — всегда отвечал так, будто только и ждал моих команд. А ведь когда я набрал его в первый раз, чтобы найти помещение для агентства, думал, что вообще не дозвонюсь, что он выбросил телефон, сменил имя, уехал из страны или вообще сбежал на тот свет, лишь бы со мной не общаться. Но мой новый посредник ответил и довольно быстро нашел необходимое. После чего к нему обратилась Ника с просьбой сдать ее квартиру, потом с тем же Дарья, а затем подключился и Глеб, которому срочно понадобилось какое-то редкое оборудование для клуба. В каждом случае делец зарекомендовал себя отлично, так что сегодня заслужил задание поинтереснее.
 
— Нужная новая недвижимость.
— Еще одно помещение около дворца? — деловито уточнил он. — Знали бы вы, мессир, как это сложно.
— Нет, это будет проще, — заверил я. — Мне нужно кладбище.
— Чего?..
На той стороне повисла тишина. Когда мы только начали сотрудничество, я очень кратко объяснил, что не переношу всего две вещи: когда мне лгут и когда мешают. Что будет в первом случае, продемонстрировала моя вылезшая из тени крошка — детектор лжи, который у меня всегда с собой. От демонстрации второго случая мой деловитый собеседник отказался сам.
Несколько секунд он молчал, переваривая озвученное. Потом, отбросив лишние вопросы, уточнил, что именно мне надо: на сколько квадратов кладбище, старенькое или свеженькое, с каким удобствами. После бодро заявил «мессир, все будет в лучшем виде» и отправился искать требуемую недвижимость.
Только я отложил смартфон, как из открытого окна донесся вопль. Харон самозабвенно катал очередного бедолагу по газону. Мне даже стало жалко газон — трава на нем не успевала распрямляться. Я уже было хотел прикрикнуть на поганца, но тут незнакомый мужчина средних лет сумел высунуть голову из хватки темных пальцев и завопил, заметив меня:
— Павловский, твою мать! Так дела не делаются! Я из Клики, ты это понимаешь⁈..
О, опять Клика — рекомендация была отличной, так что я не стал останавливать поганца. Затолкав разоравшийся фейс обратно под пальцы, моя грабля продолжила приветственную экзекуцию, а я неспешно вышел из кабинета в гостиную.
— Поговори со мной! — тут же высунулась из зеркала маска. — Здесь со мной никто не хочет говорить!
— Некогда.
— А хочешь, — веном скользнул черными прорезями глаз за мной, — я тебе про мать расскажу?
Да не особо. Что она мне сделала хорошего, чтобы про нее слушать?
— Ну почему здесь все такие необщительные! — буркнул этот артист и вернулся к телевизору.
Я же вышел на крыльцо, где уже стояли Агата, явно закончившая массаж, и Глеб, и, ничего не делая, оба любовались картиной чужого унижения. Этой парочке не хватало только покорна.
— Подожди, — хором выдали они, когда я появился, — мизинчик!
Мужичок под Хароном, аж весь красный от напряжения, в этот миг отчаянно тужился, пытаясь поднять с себя темный костлявый мизинец. Поганец же усиленно вдавливал соперника обратно в траву.
— Давай, Хароша, ты сможешь! — подбодрила его ведьмочка.
Ладони гостя полыхнули чернотой и таки сумели отбросить один наглый палец из пяти. Однако уже через секунду его снова придавило огромной ладошкой.
— Ну блин! — буркнула Агата и, вытянув из кармана сто рублей, протянула Глебу.
— А я говорил, надо верить в людей, — заметил он, убирая деньги в свой карман и глядя, как костлявый пакостник продолжает удобрять землю мужичком.
Ага, вы скажите еще после такого, что людей надо уважать.
Реслинг человека и аномалии тем временем приближался к закономерному финалу, и мой поганец как всегда выходил победителем — по части подопустить кого-нибудь ему не было равных. Незнакомец уже не столько сопротивлялся, сколько вяло катался, пыхтел, кряхтел и, судя по всему, уже готовился отдать душу Темноте прямо на моем газоне.
— Достаточно, — я спустился с крыльца, — можешь закончить приветствие.
Харон напоследок надавил чуть сильнее, видимо, для полноты гостеприимства решив накормить гостя землей, а потом небрежно сполз со своего незадачливого соперника и триумфально удалился в дом вслед за поманившей его Агатой. Глеб остался на крыльце, предвкушая еще одно зрелище. Я же склонился над испачканным, растрепанным мужчиной.
— Ну и кто ты у нас?