Час гончей (СИ)
Моя змейка молнией выскочила из моей тени. Сделала выпад в воздух, пытаясь поймать мелкую тварь — однако та проворно увернулась, но при этом не слишком удачно, потому что спикировала прямиком в руки ко мне. Летучая мышь отчаянно захлопала перепончатыми крыльями по моим ладоням, задергала лапками, показала зубки. Следом на меня вылупились круглые темно-коричневые глазки — и на долю секунды в их глубине я вдруг увидел того, чьи глаза были с другой стороны, наблюдая за нами с помощью аномалии. И он понял, что я его вижу, и в детском ступоре уставился на меня — в том самом, который я уже однажды наблюдал у одного визитера в клубе Глеба.
Совершенно невзрачное, ничем не запоминающееся лицо, которое даже через пару секунд сложно описать. Он и правда урод — только урод моральный. Хотя это было не новостью. Новостью было то, что он отлично об этом знал сам — поэтому и носил повсюду маску. Больше за ней было нечего скрывать.
Бешено дернувшись, тварь умудрилась частично исчезнуть даже в тени моих ладоней, словно проскользнула сквозь них и мелькнула уже лишь у окна, уносясь в ночной мрак. Надо же, какая ловкая зараза. Однако это сейчас было неважно — шарик, сделав последний совсем маленький круг, закрутился в одном месте, как волчок. Причем не в красной зоне, а в серой — аккурат среди Пулковских высот.
— А что тут? — спросил Глеб.
— Пулковские скотобойни, — мрачно отозвался Арчи. — Я идиот. Как раньше не догадался?
— Нет, это исключено, — отрезала Дарья, косо глядя на него. — Посмотри цвет на карте. Серый! Забыл, что это значит?
— Особая подконтрольная территория Синода, — рассеянно пробормотал глава «Валькирий», словно отвечая зазубренный урок. — Говорят, там земля на километр вглубь пропиталась кровью. До двадцати тысяч голов в день забивали. День за днем на протяжении полутора веков…
— Именно, — Дарья оторвалась от своего смартфона, где что-то лихорадочно искала. — Полвека назад там случился масштабный прорыв скверны. Синод зачистил территорию и оцепил. И с тех пор это место на особом контроле.
Это на каком же — с табличкой «Осквернено» на въезде? То тут, то там я теперь замечал на карте серые зоны, не сразу бросавшиеся в глаза, однако выделенные. Мой дом, кстати, тоже был одной из них — крохотная серая точка на карте столицы, которую, кроме меня, по сути никто и не контролировал.
— А когда его в последний раз проверяли? — спросил Арчи.
— Да не может такого быть… — проворчала наша мадам и вновь полезла в свой всезнающий смартфон. — Регулярно ее проверяют, — торжествующе выдала она. — Согласно инструкциям. Последняя проверка была всего две недели назад.
— И кто проверял? — продолжал наседать Арчи.
— Так вы же и проверяли, — она перевела взгляд на главу «Валькирий». — Твой отряд под твоим руководством.
— Две недели назад? — переспросил он.
Дарья кивнула.
— Но нас там не было две недели назад, — тихо произнес глава. — Нас там вообще ни разу не было…
Шарик уже давно перестал вращаться и замер, как приклеенный, на карте, явно показывая, кто здесь прав.
— Значит, господа, — прервал я эту уже бесполезную дискуссию, — самое время взять и проверить.
Пулковские высоты встретили заросшей дорогой, которой, судя по виду, не пользовались уже полвека. Немного попетляв, мы добрались до бывших скотобоен. Местечко было пустынное, заброшенное, удаленное от ближайших жилых домов, словно спрятанное от любой жизни — в общем, идеальное для маньяка. За старыми воротами виднелись облупившиеся стены нескольких корпусов, а по периметру висели уже совсем ветхие, выцветшие от солнца и проржавевшие от дождя знаки Святейшего Синода, сообщавшие, что зона осквернена. Как будто эта тусклая табличка могла хоть кого-то остановить.
Тишина вокруг была напряженной — неподалеку от ворот уже стояло с десяток машин, и топтались несколько вооруженных спецотрядов Синода. Правда, часть сотрудников, чьи задачи из уборки резко перешли в охрану, осталась в моем доме. Там же остался и мой поганец, которого я обнаружил под входным крыльцом. Он лежал тихо-тихо, спрятавшись весь — лишь кончик потрепанного мизинца высовывался наружу. Гораздо бледнее, чем обычно, с рваными густо-черными полосами — так у аномалий выглядят раны, из которых вытекала скверна. На земле вокруг застыло несколько темных вязких пятен, которые он не пожалел, защищая дом и девчонок.
— Молодец, — наклонившись, я погладил его по высунутой конечности.
Харон аж застыл.
— Присмотри за девчонками, — добавил я.
Он мигом высунулся из-под крыльца и, сложившись, показал мне большой палец, после чего довольно бодро проскользнул в дом. В гостиной сразу послышались грохот и ругань оставшихся сотрудников Синода, которым этот зачаточный разум, видимо, захотел показать, кого оставили за хозяина. Сколько его ни бей, характер не меняется.
Так что за дом я не волновался — он остался в надежных руках. У меня же были дела здесь. Этой ночью я просто обязан кое с чем разобраться.
Все отряды бесшумно и слаженно занимали места, обходя территорию бывших скотобоен по периметру и готовясь к началу операции. Почти у всех в руках специальные автоматы, чьи выстрелы способны разрывать тушки аномалий на части. А у некоторых даже солидные тяжелые ружья — чтобы уж наверняка не оставить от нечисти ничего, кроме темной лужицы.
— Мессир, — подошел к нам глава «Валькирий», — вам с братом, наверное, лучше бы остаться здесь…
Остаться здесь? Пока все самое интересное будет происходить там? Как этот собачатник вторгся в мой дом, так и я посещу его — не могу себе отказать в подобном удовольствии.
— Не останавливай, — вмешался Арчи. — Они знают, что делают. К тому же он будет только рад увидеть мессира.
— Тогда пройдите туда и возьмите оружие, — не став спорить, глава указал на одну из машин.
Что мне ваше оружие? Это вы идете отстреливать собак — я же иду пообщаться с их хозяином. Тем не менее автомат я взял, чтобы расчистить дорогу поскорее.
Дарья, как заботливая сестричка, все это время мрачно сопровождала каждый наш шаг, словно пообещав себе ходить за нами по пятам.
— Надеюсь, хотя бы здесь обойдется без самодеятельности? — спросила она, хмуро нас осмотрев, и тут же сама ответила на свой вопрос: — Хотя, кому я говорю… Постарайтесь хотя бы не умереть.
Да, это было бы весьма досадно.
— Не, ну мне-то можно, — хмыкнул Глеб.
Вскоре, разделившись, отряды проникли на территорию с разных сторон и стали осторожно подступать к корпусам. «Валькирии» же направились к парадному входу, а с ними и мы. Внутри главного здания скотобоен было просторно, но при этом безумно душно — настолько густо воздух пропитался скверной. Да что там, казалось, шагни посильнее — и она начнет сочиться сквозь потрескавшийся бетонный пол.
Отряд двигался практически бесшумно, не нарушая царящую вокруг тишину — тягучую, вязкую, обернувшую все пространство как саваном. Ни шороха, ни рычания — только тени расползались по углам. Темноты здесь было так много, словно, сами не заметив, мы ступили прямиком на ту сторону. Лишь луна сквозь проломившуюся крышу попадала в помещения и освещала их, проводя среди мрака светлые полосы.
— Шеф, ну что? — тихо спросил глава отряда у шагающего рядом Арчи.
Дарья возмущенно, но тоже тихо фыркнула.
Вместо ответа наш новый знакомый снял очки, открывая черные колодцы глаз, сквозь которые будто смотрела сама Темнота, и медленно обвел ими пространство, изучая каждый глухой угол.
Среди потрескавшихся стен, словно насквозь пропахших смертью, расхаживал человек в плотной кожаной маске. Шаги гулко отдавались от пола, почерневшего от всей крови, которая когда-то пролилась здесь. Гончая сердился — на каждого непрошеного гостя, заявившегося в его дом. На двуличного Бладхаунда, который как всегда его подставил. Вот уж кому точно нельзя верить! Кинжал на его гербе — это кинжал, который эта сука вставит тебе в спину.