Без права на слабость (СИ)
Поставив пустую кружку на тумбочку, устраиваю голову на его плече и принимаюсь обводить пальцем витки татуировок. Хочу уйти от разговора, потому что ни прощение, ни осознание его мотивов ничуть не облегчают груз унижения. Кауров по-прежнему волен поступить с ними на своё усмотрение: рассматривать, мусолить, показывать другим. И это как раз та грязь, которую не отскоблить принятием. Я никогда не смогу с этим полностью смириться.
– Откуда на тебе столько шрамов? – в попытке отвлечься, поглаживаю многочисленные бороздки на предплечье его левой руки, скрытые под искусно набитым чёрным солнцем.
– Оконное стекло. Порезался осколками.
– А что это у тебя над одним из лучей – надпись? Ром… – щурю глаза, пытаясь разобрать витиеватый мелкий шрифт, но окончание убегает куда-то к локтю. – Согни руку, хочу прочитать целиком.
– Ничего особенного, всего лишь имя.
Тимур склоняется, чтобы задвинуть свою кружку под кровать, но я успеваю заметить, как холодеет прищур серых глаз.
– Кто такой Роман? Только не ври, будто твоё второе имя.
– Ты ведь не отвяжешься, доставала, – улыбается он, удручённо качая головой. – Ладно, не такой уж это и секрет. Роман мой чокнутый папашка. Занятный на самом деле мужик. Жил себе не тужил, любил жену, баловал нас с Маринкой. Как-то вечером, примерно на тринадцатом году семейной жизни, пошёл он с друзьями в баню. Обычный мужской междусобойчик, ничего особенного. Точно не знаю, чем его в тот раз накрыло, толи коньяк попался палёный, толи беленой закусывал, но притопав домой, батя возомнил себя Питером Пеном и решил, что мне самое время немножечко полетать. Так как никакой волшебной пыльцы он мне с собой не отсыпал, я пролетел всего два этажа и бездарно шлёпнулся на клумбу. В итоге горячо любимый отец мной разочарован, у мамы нервный срыв, у меня куча вопросов, гипс и переезд в задницу мира. Как видишь, ты была права, все мои тараканы родом из детства. Теперь иди ко мне, моя проницательная, хитрая лисица.
– Тим, подожди, – утыкаюсь носом ему в ключичную впадину, уворачиваясь от требовательных и настойчивых губ.
– Я и так слишком долго ждал.
– Потому что идиот! – захожусь хохотом от щекотки под рёбрами.
– Тише, Холера. Твой отец купил вчера новый секатор, а я, знаешь ли, не готов повторить участь соседского кота. Мои бубенчики нам ещё пригодятся.
– Тогда убери руки за голову и отвечай на мои вопросы. Иначе я заору.
– Твои угрозы по прежнему не блещут разнообразием, – его пальцы неторопливо скользят по моим рёбрам к затылку и сжимают волосы, срывая неосознанный стон от тепла, резко опалившего низ живота. – Мотивировать можно более приятными способами. Давай, малыш, попробуй, тебе понравится.
– Ладно, умник, – забираюсь на Тимура и, оседлав его ноги чуть ниже бёдер, с удивлением смотрю, как он послушно хватается руками за металлические прутья у изголовья кровати. В полуприкрытых глазах тлеет вызов, ожидание чего-то смутного дерзкого… но я понятия не имею, что делать дальше. Растерянность рождает нервный смешок.
– И-и-и? – иронично взлетает тёмная бровь.
Медленно выдыхаю, выигрывая время, чтобы взять себя в руки и пытаюсь сконцентрироваться на начатом разговоре.
– Почему его имя? Всё ещё любишь?
Тишина и упрямая усмешка, подогревающая вязкое томление меж разведённых ног.
Повторяю вопрос, медленно проводя ногтем указательного пальца от его груди вниз, до впадины пупка. Сомневаюсь, что это тянет на горячий допрос, но Тимуру нравится. Глаза под пиками ресниц становятся совсем чёрными, гипнотическими, а дыхание – гулким, волнующим, напрочь сжигающим вдолбленную в меня родителями скромность.
Осмелев, усиливаю нажим и опускаю ноготь еще на пару сантиметров ниже. Теперь дыхание сбито у обоих. Предвкушение обостряет все органы чувств. Пряный запах страсти с цитрусовыми нотками его геля вызывает дрожь, на языке отчётливо играет мятный вкус недавних поцелуев, и тепло чужой кожи шипит ожогами на нервных окончаниях... невероятно.
– Так и будешь молчать? – убираю волосы за спину, открывая жадному взгляду ноющую от грубых прикусов грудь. В ответ на мою лукавую улыбку, Тимур нервно цепляет зубами краешек искусанной губы рядом с серьгой.
– Повтори вопрос…
Низкие колебания его голоса погружают мои мысли в кромешный ад. Наверное, именно так звучит искушение и похоть. Боже, что я вообще спрашивала?
– Почему его имя? – неуверенно выдыхаю, опуская руку ещё ниже. Среди чешуек змея на его плече выхватываю взглядом затейливое «Ира», почти незаметное, если не искать целенаправленно, но в дурмане желания даже это отходит на второй план.
– Чтобы запомнить боль и больше никогда к себе не подпускать, – раздаётся стальной шёпот, где-то на задворках уплывающего сознания. Грубые ладони, сорвавшись с прутьев, сжимают мои бёдра и рывком приподнимают над собой. Кровать под нами мгновенно заходится истошным скрипом. – Чтоб её… Завтра же придумаем предлог купить тебе новую.
Пара мгновений и он жёстко вжимает меня в шершавую стену, заставляя задыхаться от задушенных стонов.
Эту ночь и всю последующую неделю мы почти не спим. Тимур уходит на рассвете, за полчаса до пробуждения матери, не забыв предварительно вынести мне мозг на тему нелепости всех этих игр в прятки. Поддавшись на уговоры, даже иду с ним смотреть съёмную квартиру – уютную однушку недалеко от центра, но «радовать» отца я пока совершенно неготова.
Не то чтобы я стеснялась своего выбора, просто… не знаю, как объяснить. Нам слишком мало лет, чтобы поверить в раз и навсегда. Настойчивость Тимура порой пугает больше печальной статистики ранних браков. Мы знакомы всего три месяца, почти два из которых были друг для друга набором символов во всемирной Сети. Этого не может быть достаточно для таких кардинальных перемен.
Что если эйфория первых отношений схлынет, и однажды мы проклянем ту ночь, когда так опрометчиво переступили черту? Разве не будет проще тихо разойтись в стороны, не марая своё имя пересудами знакомых и общей родни? Моя неуверенность передаётся Тимуру, он всё чаще злится, давит, пытается влезть мне в голову, но при этом смотрит, как ребёнок на уходящий состав, который уносит все, что ему дорого. Поэтому я молчу и улыбаюсь. Улыбаюсь и молчу…
* * *– Лер, на черта тебе тухнуть в этом спортзале? – обхватив ладонями моё лицо, Тимур упирается лбом в мой лоб и закрывает глаза, словно делая в памяти беглые зарисовки. Должно быть, никак не привыкнет к нашему счастью и тоже боится, что оно вот-вот просочится как песок сквозь пальцы. – Лучше иди домой, поспишь пару лишних часов. Наберёшься сил. Я по тебе жутко проголодался.
– А ты умеешь подбирать аргументы, – обвиваю его шёю руками и целую смеющиеся губы.
– Шла бы ты, милая, подобру-поздорову, пока я не затащил тебя в раздевалку и наглядно не продемонстрировал всё, о чём подумывал, пока ты стягивала те проклятые стринги.
– Звучит заманчиво, – мурлычу, наслаждаясь приятным теплом, разливающимся в районе солнечного сплетения, которое разжёг его сорванный выдох. Мне нравится, как трещит выдержка Тимура рядом со мной.
– Лер, я серьезно. Там не отапливается. Не хочу, чтобы ты заболела. Беги.
Помня о том, что время без него тянется бесконечно медленно, прогулочным шагом направляюсь в центральный сквер. Там рядом стоит бутик со всякой мелочёвкой вроде талисманов и прочей чепухи. Хочу выбрать ему подарок к Новому году, вдруг амулеты и в правду хоть отчего-то способны уберечь. Упрямец продолжает работать на Армана, отговариваясь необходимостью нормально встать на ноги и самим оплачивать счета, а мне страшно за него. Так страшно, что уже пару дней вижу один и тот же сон, где он стоит в темноте в оконном проеме, и кто-то со всей силы толкает его в искрящуюся осколками бездну.
Чувствуя, как противный холодок привычно сковывает внутренности, спускаюсь в недра подземного перехода и невольно застываю.
Звук откуда-то сбоку…
Этого просто не может быть…