Без права на слабость (СИ)

Я не настаиваю, мне ли не знать, какими дикими могут быть выходки Тимура. И всё равно, после всего, что он успел натворить за прошедшие пару дней, я не чувствую к нему должного отторжения. В чём-то осуждаю, не больше. Я даже бояться его толком не могу, хотя всё вокруг кричит, что стоило бы.
В аудиторию заходит преподаватель логики, освобождая нас от неловкости затянувшейся паузы. Мы встаём, чтобы его поприветствовать, после чего Астахова прерывисто вздыхает, но уже через секунду смотрит на меня с грустной улыбкой.
– В общем, если нужна будет поддержка, ты всегда можешь на меня рассчитывать, подруга.
– Спасибо, – благодарно шепчу, глядя в мутную от слёз зелень её здорового глаза.
Обычно до меня никому нет дела. До четырнадцати лет, пока сверстники сбивались в компании, я ходила в музыкалку, потом просиживала остаток вечера за уроками, поэтому такой жест просто не мог не отозваться симпатией. Изгои всегда тянутся друг к другу.
А дальше лекция идёт своим чередом, только мысли упорно возвращаются к предостережению Иры. Папа учил меня с осторожностью доверять своим глазам и ещё меньше верить чужим словам. Один раз я пренебрегла этим советом, приняв басни Беды за чистую монету и соблазнившись его открытой улыбкой. Последствия своей безалаберности приходится разгребать по сей день. Но ведь искренность Астаховой ещё не значит, что она не может ошибаться.
Пожалуй, старые грабли лучше обойти, сама разберусь. Одновременно с принятым решением на душе становится чуточку спокойнее. Мне почему-то кажется, что не рубить сплеча в моём положении будет правильно. Возобновить вражду никогда не поздно.
Сам Тимур меня демонстративно игнорирует: первую перемену, вторую, третью…
За день пару раз разгорались дискуссии на тему, кто ж осчастливил физрука своим бельишком, но сплочённое трио Лихо-Беда-Степашка пока меня не выдало. Немного успокоившись, я перечитываю конспекты и воодушевлённо настраиваюсь на тихий вечер за игрой на скрипке. Оно хоть почти не приносит удовольствия, но многолетняя привычка действует успокаивающе.
В самом конце учебного дня в кабинете английского остаёмся только я и флегматичный Степа, который дожидается вызванных в деканат дружков. Эти два идиота сегодня умудрились сорвать последнюю пару, затеяв какой-то совершенно дикий спор на тему любви. Лиховский патетически утверждал, что любовь спасёт мир, в то время как Беданов доказывал ему, а заодно и вставшему на сторону оппонента преподу, что та раздутый поэтами обман и вообще сверхприбыльный бизнес.
Стыдно признаться, но я тоже сижу на подоконнике в ожидании Тимура. Очень уж впечатляющей оказалась драка за гаражами, увиденная утром по дороге в универ. Ещё бы – семеро на одного, зрелище не для слабонервных. Беданов, конечно, постарался заслонить меня от происходящего и даже спокойно поздоровался за руку с каждым из отморозков, прежде чем продолжить путь, только мне теперь никак не отделаться от липкой тревоги, поселившейся в сердце против воли. Что их может связывать?
– … для проформы всё. Куда она денется, родная кровь не вода, – хрипловатый голос Тимура разрезает тишину кабинета одновременно со скрипом открываемой двери. Ну наконец-то!
– О, Уварова, а ты чего ещё здесь? – я недовольно отстраняюсь, когда ладонь Лиховского фамильярно ложится мне на плечо. – Эй, лапуля, хватит дуться. Дадим друг другу второй шанс.
– Прости, Матвей, но я не даю вторых шансов придуркам и верблюдам, а у тебя комбо, – бросаю небрежно, спрыгивая с подоконника, чтобы обойти его. У меня внутри всё ещё кипит обида за вчерашний плевок.
–Что ты сказала? – недоверчиво оскаливается он, перехватывая мою руку, и без лишних церемоний заламывает её за спину. – Степашка, а ну-ка встань на стрёме. Сейчас деточка извиняться будет.
– Пошёл к чёрту, – отзываюсь, вперившись в Беданова требовательным взглядом. Защитник он или кто?
Мне кажется, на несколько секунд выражение его лица смягчается, но губы так быстро растягиваются в своей обычной ублюдской улыбке, что решаю – точно показалось. В груди начинает колоть от холодного недовольства, которое горит в устремлённом на меня взгляде.
 
– Я предупреждал тебя насчёт провокаций? – многозначительно напоминает Тимур, демонстративно отступая на шаг в сторону, и у меня перехватывает дыхание от какого-то смутного разочарования. – Следи за языком, здесь тебе не центр. Извиняйся давай.
– Да пошли вы. Оба, – опускаю глаза, чтоб никто не увидел пелену беспричинных слёз. С чего я вообще взяла, что он за меня заступится?
  
Пропасть между нами
 
– Лера, если тебе так будет проще… — с непроницаемым лицом заговаривает Тимур, не отрывая взгляда от пятерни своего дружка, заламывающего мне руку. — Все косячат. Каждый. Просто признай свой промах, извинись и можешь с чистой совестью топать дальше. Чего ты упёрлась, не пойму? Если твоя воображаемая корона держится на упрямстве и высокомерии, то и нечего за неё цепляться. А гордость от простого «извини» ещё ни у кого не отваливалась.
– Да, – подхватывает Лиховский. – Кончай строить из себя жертву, будто мы на речке, а ты ведро котят.
– Он плюнул мне на парту! – ворчу не столько себе в оправдание, сколько обоим в упрёк. Неужели они совсем не понимают?
– А ты ему в душу. Вы были квиты. Для большинства эта экскурсия единственная отдушина, шанс осознать, что чего-то в жизни можно достичь честным трудом, без риска оказаться по ту сторону решётки. Увидеть столицу, в конце концов! Воочию, а не по телику или обнюхавшись клеем. Лихо единственный кормилец в семье, как думаешь, он может позволить себе такую поездку? Нет! Так что на будущее: если хватило духу грубить, позаботься, чтобы хватило и ответить за дерзость.
– И твоей здесь вины, конечно же, ноль!
– Со своей виной он пару минут назад разобрался, – лениво встревает Лиховский. – В итоге мы едем на экскурсию, а Беда в одну каску драит полы в спортзале. До конца учебного года. – Вопреки ситуации он заходится весёлым смехом. – Трусы папиной тёлки? Чувак, как деканша вообще на это повелась?
– Ты же сам слышал: я трудный ребёнок и вообще редкостный придурок, – напряжённо передёргивает плечами Тимур. – Причём последним весь в отца.
– А если б Лукреция сообразила брякнуть твоему бате?
– Вряд ли нашим с ним отношениям есть куда портиться.
Я впервые вижу, как Беданов сходит с лица. От прежней невозмутимости – только ровный голос. Если бы не бульдожья хватка Матвея, от которой начинают гореть суставы, то мне бы никак не удержать нелепый порыв сжать его пальцы, успокоить...
Да – того самого, кто пару дней назад хладнокровно заставил меня пройти через ад. Я точно свихнулась. И всё же…
– Извини, Матвей, – негромко, но искренне говорю, глядя в пол.
– Так-то, куколка, – довольно басит Лиховский, разжимая тиски, и тут же с оттяжкой шлёпает меня по ягодицам.
Я едва успеваю открыть рот, чтобы возмутиться, как Тимур одним коротким ударом кулака отбрасывает его на преподавательский стол, а вторым валит на зашарканный пол.
– За что? – недоумённо шипит парень, приваливаясь спиной к стене. Из-под зажимающих нос пальцев на бежевый свитер густо срываются бурые капли.
А ведь правда – за что?
– Ещё раз облапаешь мою сестру – сломаю руки.
Господи, ну почему всё так сложно? Минуту назад я сама была готова ему вломить, но когда это сделал Тимур, выяснилось что вид стирающего кровь Матвея не вызывает во мне ничего кроме сострадания и чувства вины. Что с нами всеми происходит?
Кусая губы, перевожу взгляд на бледного и тяжело дышащего сводного брата, который всем своим видом выказывает едва сдерживаемое рвение добить. Тонкие ноздри ритмично и тяжело раздуваются, взгляд из-под сведённых вместе бровей давит свинцом, губы поджаты в бледную линию. Жуткое зрелище. Всё-таки я была права – у парней скорее общие интересы, чем дружба. Сомневаюсь, что Беданов в принципе на неё способен.
В оглушающей тишине слышно как судорожно сглатывает Стёпа.