Разум в огне. Месяц моего безумия
Сюзанна Кэхалан
Разум в огне. Месяц моего безумия
Susannah Cahalan
BRAIN ON FIRE. MY MONTH OF MADNESS
Copyright © 2012 by Susannah Cahalan
Originally published by Free Press, a division of Simon&Schuster, Inc.
© Змеева Ю. Ю., перевод на русский язык, 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *Посвящается всем пациентам с моим диагнозом
Существование способности забывать так и не доказано: мы лишь знаем, что некоторые вещи не приходят на ум, когда мы того желаем.
Пролог
Сначала ничего не видно и не слышно.
– Мои глаза открыты? Здесь есть кто-нибудь?
Я не могу понять, движутся ли мои губы и есть ли в комнате кто-то еще. Слишком темно, я ничего не вижу. Моргаю раз, два, три раза. Нутро сжимается от необъяснимого страха. Потом я понимаю, в чем дело. Мысли преобразуются в речь медленно, словно продираясь сквозь патоку. Вопросы складываются из отдельных слов: где я? Почему голова чешется? Где все? А потом окружающий мир постепенно проступает – сперва его диаметр с булавочную головку, но постепенно окружность расширяется. Из тьмы возникают предметы, фокус настраивается. Через минуту я их узнаю: телевизор, занавеска, кровать.
Я сразу понимаю, что должна выбраться отсюда. Делаю рывок вперед, но что-то мне мешает. Пальцы нащупывают сетку ремней на животе. Они удерживают меня на кровати, как… не могу вспомнить слово… а, как смирительная рубашка. Ремни пристегнуты к двум холодным металлическим поручням по обе стороны кровати. Я хватаюсь за них и подтягиваюсь, но лямки впиваются в грудь, и мне удается приподняться лишь на пару сантиметров. Справа от меня закрытое окно – похоже, выходит на улицу. Там машины – желтые машины. Такси. Я в Нью-Йорке. Я дома.
Но не успеваю я испытать облегчение, как вижу ее. Женщину в фиолетовом. Она пристально смотрит на меня.
– Помогите! – выкрикиваю я.
Но выражение ее лица не меняется, будто я ничего не сказала. Я снова пытаюсь вырваться из ремней.
– Не надо так делать, – произносит она певуче, со знакомым ямайским акцентом.
– Сибил? – Но разве это возможно? Сибил была моей нянькой. В последний раз я видела ее в детстве. Почему она вернулась именно сегодня? – Сибил? Где я?
– В больнице. Ты лучше успокойся.
Нет, это не Сибил.
Мне больно.
Женщина в фиолетовом подходит ближе, наклоняется, чтобы расстегнуть мои путы сначала с правой, потом с левой стороны, и ее грудь слегка касается моего лица. Когда руки освобождены, я инстинктивно поднимаю правую, чтобы почесать голову. Но вместо волос и кожи нащупываю лишь хлопковую шапочку. Я срываю ее, внезапно разозлившись, и обеими руками начинаю ощупывать голову. Чувствую ряды пластиковых проводов. Выдергиваю один – кожу головы щиплет – и подношу к глазам. Он розового цвета. На запястье оранжевый пластиковый браслет. Прищуриваюсь, пытаясь прочесть надпись, и через пару секунд перед глазами проступают заглавные буквы: МОЖЕТ СБЕЖАТЬ.
Часть первая
Безумие
И мне знаком трепет крыльев в голове.
1. Клоповый блюз
Наверное, все началось с укуса клопа – постельного клопа, которого на самом деле не было.
Как-то утром я проснулась и увидела две красные точки на широкой фиолетово-красной вене, бегущей вниз по левой руке. Дело было в 2009 году, а тогда в Нью-Йорке все боялись клопов-паразитов: ходили слухи, что они полчищами наводнили офисы, магазины одежды, кинотеатры и даже скамейки в парке. И хотя по природе я не склонна поддаваться панике, уже две ночи подряд мне снились клопы длиною с палец. Пожалуй, мои волнения были оправданы, хотя я тщательно прочесала всю квартиру и не нашла ни одного клопа и никаких намеков на их присутствие. Кроме этих двух укусов. Я даже вызвала службу уничтожения насекомых, чтобы мою квартиру проверили. Усталый, перегруженный заказами латиноамериканец изучил каждый сантиметр моего жилища, даже приподнял диван и стал светить фонариком в такие углы, которые мне в жизни не приходило в голову убирать. После чего вынес вердикт: в моей однушке клопов нет. Я не поверила и вызвала его для обработки. Надо отдать ему должное, он предложил хорошенько подумать, прежде чем выкладывать астрономическую сумму за борьбу, как ему казалось, с воображаемыми клопами. Но я настаивала, так как была уверена: клопы захватили мою квартиру, мою кровать, мое тело, наконец. Тогда он согласился вернуться и опрыскать помещение.
Хотя проблема меня очень тревожила, я старалась скрывать свое растущее беспокойство от коллег. По понятным причинам мне не хотелось, чтобы меня считали человеком, у которого в кровати водятся клопы. И вот на следующий день я с как можно более невозмутимым видом шла по редакции «Нью-Йорк Пост» к своему рабочему месту. Укусы я замаскировала и старательно делала вид, что у меня все нормально, что ничего не происходит. Хотя в нашей газете «нормально», наоборот, должно было возбудить подозрения.
«Нью-Йорк Пост» известна своей гонкой за самыми актуальными новостями, но на самом деле газете столько же лет, сколько американскому народу. Александр Хэмилтон основал ее в 1801 году – это старейшая газета в стране, которая издавалась непрерывно два с лишним столетия. В первый век своего существования «Пост» сражалась с рабством, поддерживая аболиционистов; во многом ее стараниями был основан Центральный парк. В наше время редакция газеты занимает огромное, но душное помещение; ряды открытых кабинок и гора шкафов с картотекой, где хранятся никому не нужные, забытые документы за несколько десятилетий. На стенах висят давно остановившиеся часы, мертвые цветы, которые кто-то повесил, чтобы засушить; фото обезьянки верхом на бордер-колли и полистироловая перчатка из парка аттракционов «Шесть флагов» – напоминания о прошлых репортажах. Компьютеры на ладан дышат, копировальные аппараты размером с небольших пони. В крошечном чулане, когда-то бывшем курилкой, теперь хранится оборудование, а дверь украшает выцветшая табличка, напоминающая о том, что курилки тут больше нет, – как будто кому-то придет в голову забрести сюда и зажечь сигаретку среди мониторов и видеокамер. Я начала работать семнадцатилетним интерном, и вот уже семь лет редакция «Пост» была моим эксцентричным мирком.
Когда грядет дедлайн, офис оживает: клавиши стучат, редакторы орут, репортеры болтают без умолку – типичная редакция таблоида, как все ее себе и представляют.
– Где чертова картинка к этой подписи?
– Как можно было не понять, что она проститутка?
– Напомни, какого цвета были носки у парня, который спрыгнул с моста?
В такие дни у нас – как в баре, только без спиртного: куча наадреналиненных новостных наркоманов. Лица «Пост» уникальны, таких больше нигде не встретишь: авторы лучших заголовков во всей печатной индустрии; прожженные ищейки, выслеживающие директоров корпораций; амбициозные трудоголики, способные в одночасье расположить к себе, а потом настроить против себя всех вокруг. Но в другие дни в офисе тихо; все молча пролистывают записи из зала суда, берут интервью или читают газеты. Часто – как сегодня, например, – у нас тихо, как в морге.
Направляясь к своему столу, чтобы приступить к сегодняшним делам, я проходила мимо рядов кабинок, промаркированных зелеными вывесками с названиями манхэттенских улиц: Либерти-стрит, Нассау-стрит, Пайн-стрит, Уильям-стрит. Раньше редакция находилась в районе морского порта у Саут-стрит, и ее здание действительно стояло на пересечении этих улиц. Я работаю на «Пайн-стрит». Стараясь не потревожить тишину, сажусь рядом с Анджелой – моей самой близкой подругой из редакции – и натянуто улыбаюсь. Стараясь говорить тихо, чтобы эхо моих слов не разнеслось по безмолвному залу, спрашиваю: