Темное сияние (СИ)
— Я не передумал, — сухо произнес Теодор, схватив ее за запястья и вынудив убрать от него свои руки. — Но и не позволю причинить вред Кассандре.
— Тебе придется выбирать.
— А тебе — считаться с моим мнением. Если еще хоть раз самовольно тронешь моего демона — пожалеешь, Рин. Я серьезно.
— «Твои» демоны принадлежат клану, а клан пока что возглавляю я, не забывай.
— Я всегда могу основать свой. И многие пойдут за мной, ты это знаешь.
С минуту они сверлили друг друга почерневшими глазами. Затем, вздохнув, Риннон отступила и скрестила руки на груди.
— Я не хочу ругаться с тобой, Теодор. Я дам тебе время, чтобы ты мог договориться со своей Кассандрой. А потом… потом я прибегну к помощи Проводника и открою Разлом, с тобой или без. Дольше тянуть нельзя — ты сам видишь, что творится в Руннсе, да и во всем мире…
— Вижу, — кивнул он, остывая. — Пора положить этому конец.
— Я рада, что ты это понимаешь. Мне очень нужна поддержка того жесткого и решительного Теодора Хаммера, которого я всегда знала… и уважала. Сейчас же ты сам не свой.
— Как и ты. Раньше я мог доверять тебе, а теперь ты даже не считаешь нужным посвящать меня в свои планы.
— Потому что ты изменился. Но я признаю, что, возможно, слегка перегнула палку. И сожалею, что так случилось с Морок. Я не желала ей зла.
Теодор испытующе смотрел на Риннон, пытаясь оценить степень ее искренности, но лицо демоницы было непроницаемо, как и его собственное до недавнего времени. Кажется, он действительно несколько утратил контроль над своими эмоциями… Но ему вновь и вновь вспоминалась Морок, сидящая на больничной койке, поникшая, безразличная, с погасшим взглядом когда-то таких живых глаз — и сердце его, всегда бесстрастное, непривычно сжималось в груди.
— Что ж, надеюсь, ты будешь использовать ее силу достойным образом, — наконец, сказал он обманчиво спокойным тоном. — И отныне начнешь согласовывать со мной все свои действия.
— Разумеется. Хочешь взглянуть на Проводника? Он тут, в подвале…
— Пожалуй, в другой раз. Мне пора.
Риннон кивнула — несколько разочарованно — и он, развернувшись, направился к двери, за которой обнаружил Танка, подпирающего спиной противоположную стену коридора. Неизменный молчаливый телохранитель Риннон, ее верный, хоть и туповатый пес. Теодор, проходя мимо, не удостоил его даже взглядом. Холодная злость все еще кипела в его венах, смешанная с горечью, оставшейся после ухода Кассандры, и в голову ему вдруг пришла неожиданная мысль — что, если спуститься в подвал и прикончить этого Проводника, Алекса, разом избавившись от угрозы в его лице? Тот Теодор, что был отчаянно влюблен в Кассандру, мысль одобрил, но второй, рациональный и жесткий, которого так ценила Риннон, воспротивился ей — и победил. Слишком многое стояло на кону, и Алекс еще мог им пригодиться. А Кассандра… она исполнит свое предназначение в любом случае, сама или через Риннон. Как бы ни было ему больно ее терять.
Впрочем, у него еще оставалось время ее переубедить. Вот только это означало, что ему придется раскрыть Кассандре все карты — рассказать ей о плане Риннон и о Проводнике. Но выбора у него не было. Да и у нее, собственно, тоже…
Сев в машину, Теодор откинулся на спинку сиденья, закрыл на минуту глаза, приводя свои мысли и чувства в порядок. Перед его мысленным взором помимо воли возникла Кассандра, ее ладное обнаженное тело, рассыпавшиеся по подушке волосы… Он помнил ее запах, вкус ее мягких податливых губ, гладкость ее кожи под его руками так отчетливо, словно занимался с ней любовью лишь пару мгновений назад, и эти воспоминания сводили его с ума. Теодор думал, что знает все о влюбленности и страсти — но оказалось, что за эти годы он попросту не встретил женщину, способную разбудить его настоящего… Но почему этой женщиной оказалась Кассандра, почему он должен сделать выбор между ней и целью всей своей жизни?
И что он в итоге выберет?
* * *Вернувшись, Дар застал Кассандру сидящей на полу и укладывающей их с Асмодеем вещи в большие спортивные сумки. И, хотя это было вполне ожидаемо — не могла же она жить у него вечно — все равно растерялся, разом забыв о лишь недавно обуревавшей его злости.
— Возвращаешься к себе? — констатировал он очевидное, стараясь придать своему голосу как можно более равнодушный тон.
Кассандра, не отрываясь от своего занятия, кивнула.
— Уверена, что так будет лучше?
— Нет, но дальше я должна справляться сама. Мы оставили тебе завтрак на столе, — добавила она невпопад, подняв на него явно заплаканные глаза, и он едва удержался, чтобы не броситься к ней.
— Кэс…
— Не надо, Дар. Не отговаривай меня. Ты же видишь, я сама запуталась в своей жизни — а ты мне слишком дорог, чтобы втягивать тебя во все это. К тому же, я приняла решение уехать из Валкасии, так что…
— Послушай, — Дар все же шагнул к ней, опустился рядом на пол. — Мы можем уехать вместе, Кэс. С моими способностями мы можем выбрать любую точку мира — и менять место жительства хоть каждый день. Хочешь, отправимся на Бора-Бора, или в Швейцарию, или куда-нибудь в горы Исландии — куда угодно, где мы сможем затеряться и начать новую жизнь. Сбережений у меня достаточно. Нас никогда не найдут, и ты будешь в безопасности, как и весь мир — ведь некому будет открыть Разлом…
— А моя тетя? — пробормотала, явно ошеломленная его речью, Кассандра.
— Твою тетю и Асмодея мы, само собой, возьмем с собой.
— Почему ты мне это предлагаешь? Почему готов бросить все, отправиться со мной невесть куда, подвергать себя опасности? Да еще и после того, как я… — она запнулась, подбирая слова, — …обидела тебя?
— Да потому, что я влюблен в тебя по уши, — твердо ответил он, глядя ей прямо в глаза.
Кассандра едва слышно выдохнула, а где-то за диваном почти по-человечески фыркнул Асмодей. С минуту в лофте висела тишина, нарушаемая лишь доносящимися с улицы звуками, а затем демон тихо спросил:
— Так что скажешь, Кэс?
— Я… не знаю. Мне надо подумать. Не над тем, стоит ли ехать куда-то с тобой, — торопливо произнесла девушка, сжав его ладонь, — но над тем, не испорчу ли я своим решением всю твою жизнь.
— Не волнуйся, — он рассмеялся. — Я уже взрослый мальчик и вполне осознаю последствия своих поступков. Если ты вдруг когда-нибудь захочешь уйти от меня, я останусь не в обиде. Ты мне ничего не должна. Но… разве не стоит попробовать, а?
Кассандра вздохнула, окинув задумчивым взглядом почти собранные сумки.
— Дай мне немного времени, ладно? Мне нужно еще закончить кое-какие дела здесь, в Руннсе, и хорошенько все обдумать в одиночестве. Поможешь мне перенести вещи?
— Конечно.
Они одновременно поднялись на ноги, смущенно посмотрели друг на друга.
— Ты… не злишься на меня? — в голосе девушки звучала непривычная робость.
— Ужасно злюсь, — хмуро признался Дар. — А этого ублю… Хаммера готов на куски порвать. Ему же лучше больше не попадаться мне на глаза.
Наверное, в его глазах вспыхнула неприкрытая ненависть, потому что Кассандра отшатнулась, словно опаленная дыхнувшем ей в лицо огнем. Ее нижняя губа совсем по-детски дрогнула, и Дар, боясь, что она снова расплачется, поспешно наклонился к расстегнутой сумке.
— Давай я помогу тебе собрать оставшиеся вещи.
Девушка кивнула и принялась послушно передавать ему сложенную стопками на диване одежду. Дару страшно хотелось все бросить, прижать ее к себе, объяснить, что ее он вовсе не ненавидит и никогда не сможет ненавидеть — только Хаммера, без всякого зазрения совести использующего ее в своих целях — но волевым усилием он заставил себя промолчать. Вряд ли от его слов Кассандре станет легче. Время — вот что поможет им обоим. Время и расстояние. И уж он сделает все от него зависящее, чтобы они оказались подальше от Руннса, Разлома и всех этих чертовых демонов, жаждущих повергнуть мир в хаос, там, где их никто не найдет и не разлучит.
Глава 16. Прощание
Посчитав Артура Нуаре похожим на профессора, Кассандра нисколько не ошиблась: он действительно носил это ученое звание и уже много лет преподавал антропологию в местном университете. Для него это было своего рода хобби, официальным прикрытием его «демонической» деятельности, не всегда законной и уж точно не соответствующей образу благопристойного гражданина. Удивительно, но за все это время ни его коллеги, ни студенты не заподозрили в нем демона, как и биосканеры, абсолютно уверенные в его человеческой сущности.