Сага о бескрылых (СИ)
Сага о бескрылых
Глава 1
Автор благодарит:
Михаила Рагимова
Ивана Блажевича
Юрия Паневина
Сергея Суслина
Пафосный пролог
Приближаясь к пределу, начинаешь слышать шепот богов. Небо здесь неистово-прозрачно и ярко. Подниматься выше смертному запрещено: слабеют и перестают держать крылья, легкие тщетно пытаются насытиться воздухом, кружится голова, мысль о святотатстве становится тяжкой, как камень, и забывший об уважении к своим прародителям, боред, кувыркаясь, несется вниз. С такой высоты удар о волны будет столь же милосерден к безумцу, как и острые гребни береговых скал.
Уайксс неизменно оставался благоразумен, хотя и любил слушать шепот богов. Почти замерла далеко внизу необъятная, черно-синяя чаша моря: едва угадывались черточки парусов, на севере из предзакатной дымки вздымались смутные горные пики, окружающие бухту Сюмболо. Лишь солнце, на этой высоте бледное и обжигающее, оставалось на месте. День истекал, невидимые отсюда тени уже сгущались под стенами Акропоборейсеса.
Уайксс еще раз вслушался в голоса богов: негромкие и насмешливые, они звучали в голове, заставляя виски болеть. Пора домой. Подходящий воздушный поток встретился почти сразу, и молодой боред отдался невидимой огромной ладони — его плавно понесло вниз, ветер привычно звенел, пел, трещали полы короткого хитона, хлестали по спине длинные локоны. Юноша наслаждался скоростью, недоступной простым смертным, лишь изредка взмахивал крыльями, контролируя полет, не давая телу набрать ту опасную скорость, из которой уже нет возврата. Вытянутые вперед руки удерживали короткий дротик-тичон — легчайшее священное оружие служило каждому бореду кормилом в божественном чуде полета: легкое движение левым, утяжеленным наконечником концом оружия — тело устремлялось вниз, правый, «мирный» конец древка уводил летуна вверх. Ведь взмахи крыльев лишь поддерживают детей ветра, истинной же магии тела учишься с малого детства.
Уайксс уже видел подводные гряды: дно у побережья знаменитого мыса Конца Мира напоминало лабиринт, созданный безумным морским гигантом-пахарем. Длинные гряды рифов образовывали концентрические круги, длительные «улицы» и «каналы», свивающиеся в непостижимую головоломку. Кое-где гребни подводных гряд подчеркивались белоснежными кружевами прибоя, но чаще волны свободно перекатывались через скрытую преграду, храня тайны благодатного подводного мира. Зашедшие в лабиринт многочисленные косяки рыбы, отмели, набитые моллюсками, «колодцы» кишащие креветками, крабьи гнезда — боги наделили великий народ боредов поистине неисчерпаемым богатством. Ежедневно рыбаки Нижнего Города выводили свои лодки к гряде, где повинуясь мудрым указаниям крылатых вождей, ставили сети и ловушки, окружая косяки рыбы и неизменно наполняя корзины отборным уловом. Сытно и беззаботно жила чернь Сюмболо, отдавая во дворец две десятины добычи, вознося громкую хвалу благородным боредам и жалостливо ропща в дни зимних штормов, туманов и безделья.
Сейчас рыбачьих лодок почти не видно — рано ушли к берегу. Ленивы и беспечны бескрылые люди полуострова, нет в них мудрости матери Орифии, да и откуда умение мыслить у созданий обделенных богами?
Уайксс вновь набрал высоту — трудно объяснить, но наслаждение взмахивать молодыми сильными крыльями, оставалось грубоватым и острым, почти непристойным, словно дивно умелая девка из «ночных» прислуживала плоти юного воина-бореда. Стены Акропоборейсеса приблизились: вот уже видна верхняя недостроенная площадка и пока пустующий постамент будущей статуи Матери-Орифии. Возвращался в свою гордую обитель народ боредов — опускались на стену внуки богов, сверкали в заходящих лучах солнца белоснежные крылья. Уайксс не спешил, поднялся еще выше над просторным зданием дворца, за скалой открылся провал к бухте, дорога… И Нижний Город: неряшливый порт с сотнями семечек-лодок, десятками скорлупок-кораблей, тысячи убогих домишек черни, площади с колодцами, рынки, неуклюжие прямоугольники домов-кварталов зажиточных кораблевладельцев, купцов и кормчих. Очаги пачкали вечерний воздух грязноватыми дымами, полосы садов уродовали некогда живописные террасы склонов. Уайксс отвернул от ямы Города, попытался рассмотреть среди крылатых силуэтов, планирующих к стене дворца, изящную Аглеа — будущую жену, прекраснейшую из прекрасных. Обряд свадьбы свершится лишь весной, но молодой воин мечтал о счастливом дне уже давно. Боги даровали удачу недостойному — Уайксс знал, что слишком грубоват и неуклюж для бореда. Унизительно высокий, ростом почти со среднего человека из внуков смертных, с грубоватым лицом и недостаточно синими глазами, с крыльями, слишком крупными чтобы быть по-настоящему изящными. Но именно ему боги даровали счастье союза с блистательной и гордой Аглеа. Весною, после празднования, новобрачные взойдут на Ложе Рода, и будет ли во дворце в тот миг боред счастливее Уайксса? И Аглеа наверняка не пожалеет, что даровала право зачать ребенка именно ему…
На верхней стене почему-то оказалось очень мало дневных слуг. Уайксс, гася скорость, коснулся тверди стены, босые ступни легко пробежали по теплым каменным плитам, молодой воин сложил мощные крылья за спиной. Пришлось ждать, пока прислужник подаст плащ-хламид.
Мимо проходили взрослые бореды, в своих богатых плащах, уже причесанные и достойно обутые. Один из молодых мужчин, приветливый Зозимос, поздоровался на древнем языке Отцов. Уайксс постарался ответить безупречно. Язык Отцов был неимоверно труден: пока молодые бореды знали лишь несколько фраз. Пройдут еще долгие годы, пока новое поколение возвысится и научится вести беседы, достойные истинных внуков богов. Уайксс всем сердцем стремился постичь красоту Древнего слога, но пятнадцати лет в Низшей гимнасии — этого слишком мало. Впрочем, отдавать приказания дневным и ночным слугам ему пока приходилось куда чаще, чем вести философские и поэтические диспуты. В колыбели ребенок познает лишь грубую речь кормилицы — таково печальное положение вещей, так повелел непреклонный Логос-созидатель.
Уайксс был юн — ему едва исполнилось тридцать пять. Возраст простительной несдержанности и наивности, простейших желаний плоти и иных смешных безумств. К пятидесяти боред станет разумен, к восьмидесяти образован и мудр, позже начнет наставлять юных. Лишь суетливые внуки смертных жадно спешат жить, бездумно размножаясь, упиваясь своим невежеством и глупостью. Несчастные, безобразные создания, маложивущие, недостойные внимания богов.
Молодой воин отдал дротик-тичон почтительному слуге-оружейнику, скрывая раздражение, подождал, пока молодой неумелый прислужник завяжет ремни сандалии бореда и, наконец, направился в банные покои. Неспешно омыть утомленное тело — уже появляются ночные слуги, они приведут в порядок прическу господина, бережно очистят крылья, подадут свежие одежды. Зал трапез, музыка, ужин в окружении мудрых мужчин, мимолетная улыбка Аглеа, ужинающей в женской половине зала. Потом свои комнаты, танец ночной служанки… По правде говоря, в Акропоборейсесе утомляет изобилие неуютных и недостроенных комнат, и недостаток умелых и привлекательных служанок. Старейшинам Нижнего Города следовало бы куда чаще менять девушек, прислуживающих внукам богов. Скучные ласки одних и тех же девиц не только скучны, но и оскорбляют уважение к божественным предкам крылатых.
…Гонг — вибрирующее торжество удара звонкой бронзы разнеслось над строениями Акропоборейсеса. Замерли слуги, Уайксс в изумлении обернулся — для трапезы слишком рано. Идти не омывшись, непричесанному, с неумащенными волосами? Что за странная спешка? Не иначе сама Мать Орифия сошла к потомкам.
Вновь ударил гонг, и еще раз — на памяти молодого бореда такое случалось лишь однажды — во время Долгого шторма. Слуги исчезли. Уайксс, поддерживая полы длинного домашнего хитона поспешил в трапезную…