Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Волков кричит исступленно:
— Стой… Стой, будем стрелять!
Казаки останавливаются. Переглядываются. Несколько человек сдергивают винтовки.
— А ну-ка, иди сюда! — кричит казачий офицер.
Мы стоим друг против друга. Мы уже знаем, что за птицы перед нами, но, судя по нерешительному виду казаков, они навряд ли подозревают, кто мы такие. Наши красные банты остались на могилах товарищей, красные ленты содрали с фуражек цепкие сучья леса. Мы знаем, кто перед нами, но мы должны выгадать время. За нашими плечами — отряд. Пять минут вполне достаточно. Да, да. За пять минут отряд успеет подойти.
— Наз-а-ад! — кричит Волков.
Мы пятимся. Входим быстро в лес. На дороге остается один Волков.
— Вы кто, ваше благородие? — кричит Волков.
— Иди сюда! — приказывает офицер.
С бьющимся сердцем я вижу, как Волков делает несколько шагов к офицеру.
— Ближе, ближе!
— Боюсь, ваше благородие! — мотает головой Волков.
Офицер выезжает вперед. В десяти шагах от Волкова он останавливается:
— Чего боишься?
— Боюсь, ваше благородие. Мы так-то вчера на краснопузых наскочили. Тоже с погонами были, а едва ушли.
— Какой части? — спрашивает офицер, надвигаясь с конем.
— Не могу знать, ваше благородие! Неграмотный.
За офицером медленно двигается отряд.
— Стойте, казачки! — выхватывает гранату Волков. — Остановите, ваше благородие. Греха как бы не было.
— Да ты что дурака валяешь?
— Никак нет… Ваше благородие, стойте. Боюсь я вас.
Пятясь задом, Волков сходит с дороги. Нащупав спиной дерево, он останавливается.
— Стойте, ваше благородие! Стойте, казачки. Стойте так.
Вильнув, Волков скрывается за толстой сосной и, подпрыгнув, кидает в отряд казаков гранату:
— Бей гадов. Ого-онь!
— Гу-у-ух!
Черный столб взлетает в куче казаков. Мы бьем из шести винтовок прямо в упор, в скучившихся казаков. Железнодорожник успевает бросить еще гранату.
Растерявшиеся от неожиданности казаки соскакивают с коней, бестолково бегают по дороге, сдергивая с плеч винтовки.
— Гранаты!
— Гранаты!
Шесть гранат взлетают столбами огня и пыли. Казаки бросаются на нас.
— Наза-ад!
Натыкаясь на деревья, мы мчимся к отряду, виляя из стороны в сторону. Из чащи навстречу нам бегут развернутые цепи красногвардейцев.
Я падаю на землю. Красногвардейцы прыгают через меня. Втянув головы в плечи, они без крика, точно волки, бегут, выбросив вперед штыки.
* * *Отдышавшись, я бегу за цепью. Я вижу, как бойцы молча бросаются на казаков. Когда я подбегаю, все уже кончено.
* * *Отец протягивает мне кусок хлеба.
— На-ко! Скажи спасибо, что запасливые казаки. Пожуй немного.
На горбушке бурые пятна крови.
* * *Покинув лес, мы идем полем, открытые со всех сторон. Идем без дозоров, волоча по очереди тяжелые пулеметы. Вдали всплывает деревня. Мы выходим на дорогу. Военрук строит нас по четыре.
— Песню!
Мы смотрим на него с удивлением, но думать не хочется. Волков подкидывает винтовку на ремне и хрипло затягивает:
Вы не вейтеся, черные кудри,Над моею больной головой.Задыхаясь под тяжестью пулеметов, мы хрипим, кашляем и с кашлем и хрипом подхватываем песню. Кутаясь в облаках пыли, мы с песнями входим в деревню.
* * *— Солдаты есть?
— Нет. А вы какие будете?
— Немаканные! Сухие!
Мы собираем сход.
— Молока! Хлеба! Чистого полотна для бинтов! Даем сроку полчаса.
— Да вы какие ж будете?
— Не разговаривай, дядя. Тащи, что приказано.
— На всех?
— Нет, на одного. Один будет есть — другие смотреть.
Через час мы уходим из деревни. За околицей Акулов останавливает отряд.
— До наших верст шестьдесят. Носы не вешай, братва. Теперь уж выберемся. В случае чего… может, меня или еще кого по дороге угробят, пойдете по этой карте. Смотри сюда.
Мы окружаем Акулова, тянемся через плечи, заглядываем на карту.
— Это компас… Кладете его так… На кромку… Стрелка всегда на север. Теперь гляди. Я провожу карандашом. Становлюсь так. Туда и будем идти. Прямо и прямо. А стрелка чтобы всегда вот так лежала и чтобы на этих значках. Понятно?
* * *К вечеру мы подошли к большому селу.
— Солдаты есть?
— Нет!
— Какое село?
— Село Вознесенское!
— Красные были?
— С неделю как ушли!
Мы занимаем крайние избы и, выставив часовых, устраиваемся на ночлег.
— Вы за кого ж это? — интересуются крестьяне.
— Сами за себя!
Мы не хотим разговаривать. Нам не о чем говорить теперь. У нас теперь может быть только один разговор о том, как пробиться к своим. Головы наши тяжелы от усталости. Глаза слипаются, как будто ресницы смазаны густым, вязким клеем.
Обняв винтовки, мы не раздеваясь ложимся на лавки.
* * *Просыпаюсь от сильных толчков в бок. Приподняв с трудом отяжелевшую голову, вижу встревоженное лицо отца.
— Вставай! Ну!
В избе шепчутся. Крестьяне смотрят на нас подозрительно.
— Выдь-ка во двор!
Мы выходим. В сенях отец шепчет на ухо:
— Казаки в деревне!
Во дворе стоят красногвардейцы. Серые лица хмуры. Все чего-то ждут.
Наконец в открытых воротах показывается Акулов.
— Выходи, строиться!
Мы идем один за другим. На дороге уже стоят красногвардейцы, выстроившись вздвоенными рядами. Мы пристраиваемся к флангу. В это время из-за угла выскакивают три казака.
— Эй! — кричит Акулов, поднимая руку.
Казаки осаживают лошадей.
— Вы, что ли, квартирьеры? — подходит к казакам Акулов и треплет коней по шее.
— Яки квартирьеры?
— Да нашего полка. Полковника Сергеева.
Казаки нерешительно переглядываются. Молодой губастый казак, тронув коня, затейливо матюгается:
— Няньки мы квартирьерам вашим, чи шо? Ну-ко, сторонись.
— Чтоб тебе, дьяволу, башку сломать! — кричит Акулов, отскакивая в сторону.
Матерщинничая, казаки скачут дальше.
Акулов тяжело переводит дыханье.
— На-пра-а… во!
Мы щелкаем каблуками. Звон шпор проносится по рядам.
— Скинуть шпоры, — командует Акулов. — Волков, запевай самую старорежимную. Петь, братва, как следует. Без волынки. Ну, кто там еще копается?
Правое плечо вперед, шаго-о-ом… марш!
Волков разухабисто затягивает:
Преображенцы удалые,Рады тешить мы царя.Не зная слов, мы подхватываем песню, орем, что придет в голову.
Мимо проплывают деревянные избы. Сквозь стекла мы видим лица крестьян.
Догадываются или нет?
Село остается за нашими спинами.
* * *Отошли не более километра.
— Не оглядываться! — кричит Акулов.
Уйдем или нет?
— Вместе, выходит, ночевали! — говорит Павлов.
— А к нам стучали ночью…
— Стучали?
— Стучали! Мужик не пустил только. «И так, — говорит, — полна изба солдат». А я-то еще думал: наши. А они вон какие.
Несмотря на запрещение оглядываться, бойцы то и дело повертывают головы назад. Оглядываюсь и я через каждые два шага.
Уйдем или нет?
Впереди поднимается столб пыли. Мы сдергиваем винтовки.
— Не сметь! — кричит Акулов. — Песню, братва. Волков!
Волков матерится и хрипло заводит:
Как на юрке, на крутой,Постоялый двор худой.Ка-а-алина.С песней, стараясь кричать как можно сильнее, мы равняемся с сотней казаков. Офицер наклоняется, что-то спрашивает. Акулов берет под козырек. Мы орем так, что того гляди лопнут глотки. Акулов кричит, показывая рукой на село:
