Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый

— Восемь минут двенадцатого, восемь минут двенадцатого, восемь…
Павел положил мембрану в карман.
— Ты хочешь сказать, что мне пора спать? — спросил Павел.
— А ты, кажется, намерен провести ночь без сна? Майя, отведи Павла… Спокойной ночи!
— Я хотел поговорить с тобой, Бойко!
— Завтра, завтра, дорогой! Во-первых, поздно, во-вторых, осенние вечера прохладны, и, в-третьих, световые симфонии для твоих расслабленных нервов не годятся… Спокойной ночи!
Бойко ушел. Павел взглянул с сожалением на бешеную симфонию цвета и света, опоясавшую город пламенным кольцом, но, повинуясь требованию Бойко, направился к лифту.
  
Глава вторая
 
Рано утром Павла разбудил неприятный, режущий шум.
За стеклянной дверью сновали, сгибаясь и выпрямляя нелепые члены, сверкающие никелем машины. Огромные пылесосы взлетали вверх и, сделав неверное движение, с металлическим звоном падали вниз.
Павел улыбнулся. Ему показалось забавным, что он не узнал своих старых знакомых. Он сбросил одеяло, подошел к стеклянному шкафу и, выбрав верхнее платье, начал быстро одеваться.
Вчерашнего утомления как не бывало.
Прилив необычайной бодрости наполнял его радостным ощущением.
Одеваясь, Павел болтал ногами, чувствуя, как мускулы его упруго перекатываются под свежим, прохладным бельем.
Огромная шумная птица билась в груди Павла, расправляя могучие крылья.
Павел, смеясь, начал напевать вполголоса любимый марш «Звездного клуба».
— Ты уже проснулся? — услышал он знакомый голос.
— И даже оделся! — весело сказал он, подходя к микрофону. — Кстати, конструкция местных телевоксов отвратительна. Убирая помещение, они производят такой шум, как будто копируют допотопные фордзоны.
— Попробуй поругать городской совет, — сказал тот же голос, — местные члены совета, очевидно, не могут найти в себе смелости, чтобы заменить эту дрянь каптилерами. Я уже давно говорю, что скупость прежде всего является матерью неудобств.
А я полагаю, что они держат их, как память о далеком детстве. Между прочим, эти сувениры вот-вот ворвутся сюда и покроют меня мыльной пеной. Кроме того, я голоден, как пещерный человек перед охотой.
— Войди в лифт и поднимись на крышу. Завтрак готов!
В это время стеклянные двери распахнулись и в помещение ввалились коммунальные телевоксы [4]. Жидкое мыло, кипя и пенясь, поползло по полу. Отвратительно зашипели пылесосы. Круглые, проворно вращающиеся щетки со скрежетом поползли по мокрому, покрытому пеной полу.
Павел кинулся в лифт.
Поднявшись на крышу, он увидел Майю, которая шла навстречу, протягивая руку и приветливо улыбаясь:
— Вид у тебя замечательный!
— Скажи об этом Бойко!
— Ты думаешь, на этом основании он разрешит тебе работать?
— У меня, — сказал Павел, — есть тысячи оснований, но, увы, я боюсь, что для Бойко мои доводы покажутся неубедительными.
— Ты прав, конечно! Когда человек исполняет волю Республики, его никакими доводами не заставишь поступить против этой воли. Впрочем, завтрак готов. Садись, пожалуйста!
Они прошли под тень причудливых гибридов и сели за стол.
В воздухе стоял гул, точно над городом катился ураган. Почтовые аэропланы и дирижабли, гудя моторами, мчались в лазурном небе. И над крышами многоэтажных домов, точно мошкара, сновали крылатые люди.
Вдыхая полной грудью очищенный электроозонаторами воздух, Павел с интересом наблюдал, как Майя приготовляла завтрак. Белый кувшин с молоком, терпкие плоды тропиков, аппетитный паштет, кисти бледно-зеленого винограда, золотистый бульон и прекрасное кавказское вино были поставлены среди пышных цветов. Желтая голова сыра сочилась под искрящимся хрустальным колпаком. В узких, сверкающих бокалах качались причудливые солнечные блики.
Майя придвинула к Павлу фарфоровую тарелку с паштетом.
— Между прочим, — сказала Майя, — тебе придется познакомиться сегодня с собственной популярностью. До двенадцати тебя не тронут. Как видишь, ни один человек не пролетел еще над нами. Но тебя уже видят. За тобою следят тысячи глаз. И как только ты кончишь завтрак, твои друзья детства, представители клубов, поэты и художники будут здесь. Бойко разрешил им…
  
— Говорить со мной? Какая неосторожность, — съязвил Павел. — А вдруг от разговоров с моими друзьями мое так нужное для Бойко тело растает?
С крыши Магнитогорск был виден, точно на ладони. От центра, где высились небоскребы статистических отделов, улицы расходились симметричными кольцами, пересекаемые радиальными бульварами. Гигантские голубые и белые здания научных учреждений сверкали отражением солнечного света.
Над центром города творческим порывом взлетел в высь аэровокзал. Смелый взлет его башен с причальными мачтами для дирижаблей, стремительный бег пилястр от подножья к колоссальному аэродрому, гигантские своды, как бы пытающиеся раздвинуть стены и слить дыхание с дыханьем пространства, — все это напоминало застывшую симфонию прекрасной эпохи. Уступами воздушных линий стекла и бетона городские площади и улицы пробирались сквозь парки и сады к голубеющим горизонтам. Отдаленные улицы города тонули в прозрачном серебристом тумане. Вдали поднимались в облака шестидесятиэтажные отели с темными садами на крышах. И в смутных и неясных очертаниях голубели далекие корпуса промышленного кольца.
Залитые солнцем открытые пространства и широкие геометрические линии улиц, смягченные зелеными садами, кипели повседневной суетой.
Сквозь пролеты застекленных ажурных мостов, повисших над улицами, точно над виадуками, мчались пневматические поезда цвета морских туманов. Внизу в широких улицах непрерывным потоком неслись автомобили, мотоциклы и автобусы. Бесчисленные толпы людей сновали в улицах, вливаясь в открытые пасти метрополитена. Люди поднимались лифтами на крыши домов и, взмахнув крыльями, взлетали к голубому небу.
Павел заметил, как со всех сторон к солярию летели сотни крылатых Икаров.
Засвистели крылья, и шум голосов упал на крышу.
— Ой-ла! Здорово, Павел!
— Алло! Как ты себя чувствуешь?
— Привет!
— Как жив, дружище?
Над головой трепетали крылья аэроптеров. Веселые, улыбающиеся лица смотрели на Павла сверху, плавая в воздухе то поднимаясь, то опускаясь вниз.
— Спасибо! Чувствую себя великолепно! — засмеялся Павел.
Звонкий девичий голос крикнул:
— Может быть, ты поразмял бы мускулы аэроптером? Воздух сегодня чудесный. Пружинит, как никогда!
— Нет, нет! — сказала Майя. — Он еще слаб. Пусть отдохнет.
— Кто там говорит? Аптекарша?
Дружный хохот встретил этот вопрос. Майя, смеясь вместе со всеми, вскочила на стул.
— Это ты? — крикнула она, стараясь схватить за ногу краснощекого парня. Но тот взмахнул крыльями и, взлетев вверх на несколько метров, захохотал.
Он взбудоражил крыльями воздух, кувыркнулся и, вытянув окрыленные руки вперед, ринулся вниз, оглашая воздух веселым свистом.
За ним полетели и другие, прокричав на прощанье:
— Пока!.. Пока!..
— Выздоравливай, дружище!
— Хорошие ребята, — сказал Стельмах, провожая их взглядом.
— Замечательно верно! — крикнул высокий человек, падая на крышу. Он свернул крылья и, прислонив их к балюстраде, оглядел Павла с головы до ног. Потом протянул ему руку:
— Меня зовут Якорь! Главный портной Магнитогорска! Можешь уделить мне несколько минут?
— Конечно.
Якорь подошел к столу, налил в бокал вина, но, сделав несколько глотков, поставил бокал обратно.
— Сегодня изрядная жара, — сказал Якорь, — а вино дрянное.
Он повертел в руках бутылку и лукаво подмигнул:
— Вы не находите, что этот номер вина годен для свиньи?
— Ты прав, — сказала Майя, — тут есть алкоголь, но ведь оно прописано для выздоравливающего. Так что…
— А-а, — удовлетворительно кивнул головой Якорь, — в таком случае… извиняюсь.
Он взял кувшин с молоком и налил себе полстакана. Пока Якорь пил молоко, Павел смотрел на него, стараясь угадать причину этого посещения. Но Якорь не дал ему долго задумываться.