Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
— Прекрасно.
Телефотор потух.
* * *Павел нашел Киру у главного входа в аэровокзал. Окруженная толпою школьников, она что-то объясняла. Ребята слушали ее внимательно. Она подняла руку вверх, и тотчас же ребята кинулись в сторону гаража.
— Не опоздал? — протянул руку Павел.
— Нет. Вовремя пришел. Сейчас едем.
Из гаража медленно, один за другими выкатились автомобили, управляемые мальчиками и девочками, которые грозно хмурились и неизвестно почему старались казаться свирепыми.
— Тебе, Павел, придется взять на себя десять авто. Эй, ребята, смотреть сюда, садитесь по пяти в машину. Та машина, в которой поедет вот он, — она показала на Павла, — должна ехать в середине. Остальные авто следуют так, чтобы слышать объяснения водителя. Первая колонна — вперед. Садись, Павел! По местам, ребята!
Павел вскочил в авто, в котором уже сидели три девочки и два мальчика.
Кира махнула рукой.
— Вперед!
Автомобили помчались по широкому проспекту.
— Ну, вот — громко сказал Павел, — сейчас мы едем по городу, который, как вам известно, называется Москвой. Этот город отличается от других тем, что здесь нет ни одного завода, нет ни одной фабрики. Зато здесь находятся самые лучшие лаборатории, самые богатые музеи, самые крупные библиотеки.
Сюда каждый год города Республики командируют выдающихся ученых, исследователей и изобретателей для научной работы в московских академиях, институтах и лабораториях.
Постоянно же здесь живут одни академики.
— А члены Совета ста? — спросил кто-то из ребят.
— Каждый из них живет в Москве три года. Через три года назначаются перевыборы, и сюда перебираются вновь избранные.
— Значит, ученых очень много в Республике? — спросила вдруг одна из девочек.
— Почему ты так думаешь?
— А как же иначе. Ведь это же для них построен такой большой город.
— О, нет. В Москве ученых не так много. Во всяком случае, меньше миллиона. Но кроме ученых живут работники Всесоюзного статистического управления.
— Они постоянно живут здесь?
— Тоже нет. Штат статистиков пополняют поочередно все города Республики. В силу этого статистики работают здесь не менее трех-четырех декад. Однако и ученые и статистики составляют только одну сотую того, что может вместить Москва. Большинство жилых помещений пустует почти весь год.
— Весь год?
— Почти… Лишь два раза в год, во время осенней и весенней сессий, в Москву прибывает около двух миллионов делегатов, которые живут тут одну-две декады. В это время в Москве не остается ни одного метра свободной жилой площади. Для этой цели и построено огромное количество отелей.
Автомобили пролетели через парк и понеслись по шоссе в сторону старой Москвы.
— Мы верно держим путь? — крикнул передовой.
— Совершенно верно. Доедем до озера — повернем вправо.
— Знаем, знаем. Кира говорила уже.
— Тем лучше.
— Тебя как звать? — спросило у Павла сразу несколько голосов.
— Павел.
— Ага!
Ребята с удовлетворением кивнули головами.
— Ты ученый? — задал вопрос мальчик, сидящий с Павлом рядом.
— Нет.
— Жаль…
— Почему?
— Мы думали, ты ученый…
— А разве вам так нравятся ученые?
— Я непременно буду ученым, — проговорил кудрявый мальчик.
— Почему ты хочешь быть ученым?
— Потому что они приносят Республике самую большую пользу.
— Я думаю, все люди приносят пользу.
— Это верно, но ученые самую большую. А я хочу приносить самую большую пользу.
— Над чем ты хочешь работать?
— Мне хотелось бы открыть разложение атомной энергии.
— Скромное желание! — рассмеялся Павел. — А ты знаешь, что над этим вопросом работают около сотни лет и все безрезультатно.
— Что ж, — в раздумье ответил мальчуган, — если люди так долго бьются над этим вопросом, значит, он достоин того. Учитель нам говорил, что тот, кто добьется разложения атомной энергии, сделает для людей самое большое. Ты знаешь, что это даст?
— Знаю. Но это очень трудно.
— А если было бы легко, давно бы уже открыли.
— Ты прав, конечно.
С переднего автомобиля кто-то крикнул:
— Павел, это Москва?
На горизонте всплыли очертания старой Москвы. Показалась Крестовская башня. Заблестели купола церквей. Зачернели высокие трубы старых заводов.
Не прошло и десяти минут, как первая колонна влетела в пустые улицы Москвы. По сторонам побежали угрюмые дома, пузатые церкви, вывалившиеся боком на тротуары, кооперативы с бутафорией на окнах, замолкали вывески учреждений, гостиниц, почтовых отделений, аптек, кинематографов и парикмахерских.
Старая Москва имела такой вид, как будто люди, жившие в реконструктивный период, вышли из города на несколько часов.
Двери кооперативов были открыты, и можно было видеть полки с товарами и продуктами, над которыми висели таблички, указывающие, как называется этот товар, с какой целью вырабатывался он и т. д. В окнах парикмахерских стояли манекены с вызывающими недоумение прическами. У входа в кино висели под стеклом афиши. Мрачные пивные останавливали внимание выставками вареных раков и внушительных пивных бочек.
Мертвая тишина царила в мертвом городе-музее. Узкие, изогнувшиеся улицы покрывались густой пылью. На площадях копошились воробьи. Под пыльными мостами меланхолично звенела вода.
— Ух, какой унылый! — воскликнул будущий ученый.
— Да, — согласился Павел, — старая Москва производит невеселое впечатление. Но десятки лет назад это был самый оживленный город. Весь мир прислушивался, как шумит красная Москва. Ярость и надежда кипели вокруг этого слова когда-то…
Теперь я попрошу замедлить ход машин.
— Есть! — отозвались молодые шоферы.
Автомобили поплыли по улицам медленнее.
— Спрашивайте, — сказал Павел.
Ребята начали оглядываться по сторонам.
— Что это такое? — спросила девочка, показывая на церковь.
— Это церковь. Внутри церкви висят доски… на них нарисованы люди, называемые святыми.
— А что такое святые?
— Святыми называли людей, которые отказывали себе в некоторых удобствах, в еде, были отшельниками, ничего не делали и жили за счет других. Они становились иногда на колени, бились головой о пол, или, как говорили тогда, «молились».
— А для чего их рисовали?
— Рисовали их для того, чтобы, в свою очередь, стоять перед ними на коленях и кланяться им.
— А для чего?
— Думали, что это очень необходимо. Некоторые считали, что если постоять немного перед такой доской, помахать руками и головой, то жизнь станет легче.
— Что значит легче?
— Это означало, что доска поможет человеку вкусно и много есть, а также поможет ему приобрести лишний костюм.
Ребята поглядели на Павла с недоверием.
— Неужели они верили в производительные силы дерева!
— Были такие, что и верили. Кроме того, когда люди отправлялись убивать других людей, они просили у этих досок сохранить им свою собственную жизнь и помочь убить других как можно больше.
— А когда Ленин жил, люди тоже молились?
— Да, молились и тогда. Но в это время церкви посещались самыми темными и невежественными людьми.
— Они молились, чтобы был социализм?
— О, нет! Они просили святых о другом. О том, чтобы не было социализма.
— Этого не может быть. Неужели им нравилось жить в таких грязных домах. Раз они были темными, значит, они не были буржуями. Как же они не хотели социализма?
— На этот вопрос я вам отвечу в Музее быта. Задавайте другие вопросы.
— Что такое пивная?
— Это место, куда собирались люди отравлять себя алкоголем.
— А зачем?
— Ну… — смущенно кашлянул Павел, — я затрудняюсь ответить точно, что именно заставляло людей отравлять себя. Я слышал, что пили алкоголь для того, чтобы быть веселыми. Но в старой литературе часто можно встретить такие описания пьяных людей, которые опровергают эту гипотезу. По словам очевидцев, у пьяного тряслись руки и ноги, подгибались колени, мутился разум, слабело зрение. Пьяный шел по улицам, шатаясь. Он кричал, плакал, лез ко всем драться и успокаивался лишь после того, как у него начиналась рвота. Как видите, гипотеза о том, что алкоголь пили для веселья, не выдерживает критики.