Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
— Хорошо все-таки жить! — вздыхала Кира.
Иногда в рассветный час она врывалась к Павлу, заставляла его одеваться и тащила на пляж.
— Довольно спать! — кричала она. — Мир проснулся и вода тепла… Можно уже купаться.
Они бежали к морю.
Сильные и здоровые, они возились, поднимая тучи брызг. Фыркая, точно тюлени, плавали в розовой от зари воде, уплывали далеко от берега, пели песни, кричали, смеялись, потом усталые, мокрые взбирались на скалы.
Огромное солнце вставало над морем. Кира протягивала к солнцу руки и, дурачась, кричала:
— Солнце, здравствуй!
Заражаясь ее настроением, Павел делал в сторону светила приветственный жест:
— Здорово, старина! — фамильярничал Павел с солнцем.
Незаметно пролетел месяц отдыха в Солнцеграде.
* * *В день отъезда Киры Павел старался шутить, однако в глубине сознания ворочалось что-то неприятное, и это чувство не оставляло Павла весь день.
— Ты недурной товарищ! — бормотал Павел, пожимая сильную руку Киры. — И я, пожалуй, без тебя пролью немало слез.
Улыбаясь, он смотрел в глаза Киры, но, не будучи в силах выдержать встречный взгляд, щурился, надвигал шляпу на нос и говорил в свое оправдание:
— Я, кажется, сегодня ослепну от солнца.
На аэровокзале они сидели в ожидании самолета больше часа, и за это время у них не нашлось ни одного слова для разговора, но в ту минуту, когда самолет упал на площадку и пассажиры поспешили в кабины, они, перебивая друг друга, начали говорить вдруг обо всем.
— Мы неплохо здесь жили, — твердил Павел.
— Но ты непременно должен побывать в совхозе, — бормотала Кира.
— Обязательно, это я уже твердо…
— Непременно… Хорошо?
— И там, где была ты… Я очень заинтересовался… Павел ласково взял руку Киры и неожиданно для самого себя спросил:
— Ну, ты теперь мне можешь сказать, что было в письме?
— Что? — вспыхнула Кира.
— Я говорю про то письмо.
— Про то письмо… — повторила Кира в замешательстве потом, улыбаясь, сказала; — Теперь мне кажется… со временем… ты узнаешь…
Самолет рванулся и через минуту превратился в черную точку, которая затерялась в голубом сияющем просторе.
Глава девятая
Остаток последней декады отдыха Павел изнывал от нетерпенья. Ему хотелось как можно скорее вернуться к своей работе. Так, по крайней мере, он уверял себя. Но дни, как нарочно, тянулись медленно. Павел волновался и наконец, за день до окончания срока своего пребывания в Солнцеграде, решил вылететь в Магнитогорск.
— Несомненно одно, — рассуждал Павел, — мой организм окреп. Лишние дни пребывания здесь уже ничего не дадут мне. Пора работать. Да, да…
Приняв решение, Павел повеселел.
Сняв пиджак, он с воодушевлением принялся за уборку помещения, потом взял горячую ванну, переменил одежду и не медля двинулся на аэровокзал, насвистывая бравурный марш «Труд свободен».
Большое внутреннее чувство согревало его, распирало грудь, заставляло сердце биться особенным, радостным ритмом.
Ему хотелось работать, проявить себя. Увидев приближающийся самолет, он сдернул с головы шляпу и весело размахивал ею. Когда же самолет упал на площадку, он бросился в кабину управления и, не отдавая себе отчета в своих действиях, крикнул пилоту:
— Алло, дружище. Хочешь, сменю тебя?
— До Магнитогорска?.. А почему?
— Надоело бездельничать… Четыре декады без работы.
Пилот торопливо сбросил с себя комбинезон.
— Садись! — крикнул он. — Само небо посылает тебя… Мне до зарезу нужно быть сегодня в Одессе, и если бы не ты…
— Ладно, ладно! — хлопнул его по плечу Павел. — Поменьше слов, дружище. Где маршрутная карта?
Облачившись в комбинезон, Павел влез в кабину управления, и спустя несколько минут самолет отделился от земли, управляемый новым пилотом.
* * *— Как так? — удивился Нефелин, встретив Павла. — По нашим расчетам, ты должен прибыть завтра, и вдруг…
— Что делать?! Я не оправдал ваших надежд…
— Скучновато?..
— Я мог бы сойти с ума от безделья, если бы мне пришлось отдыхать еще две декады… Ну, что здесь нового?
— Будет бой…
— Положение серьезное?
— Для оппозиции, дружище. Для оппозиции. Впрочем, садись и слушай.
Друзья сели.
Нефелин постучал пальцами по столу:
— Как мы и предполагали, оппозиция в Совете ста составляет меньшинство. По нашим сведениям, человек десять или пятнадцать будут поддерживать Молибдена. Но…
Нефелин поднял палец вверх и сдвинул брови.
— Но можно ожидать больших неприятностей. Все дело заключается в докладе Василия Иванова.
— Этот?.. Юноша?..
— Да. Юноша…
— Он с Молибденом?
— Он с нами. Но дело вовсе не в том, кому принадлежат его симпатии. Решающее слово принадлежит его докладу о состоянии энергетического хозяйства.
— Ты думаешь?..
— Пока я еще ничего не думаю… Прежде всего я хотел бы знать, как серьезна проблема энергетики. Думать мы будем после.
— Иначе говоря…
— Иначе говоря, работа в этой области еще не закончена. Я ничего еще не знаю. Отдельные цифры… Разрозненные факты… Все это чепуха. Но если Молибден не преувеличивает значения вопроса…
Нефелин положил руку на плечо Павлу:
— Будем откровенны… Ведь ты же не станешь настаивать на продолжении опытов, если Иванов поставит нас лицом к лицу с энергетическою катастрофой.
— Зачем ты спрашиваешь? — пожал плечами Павел.
— Ну, вот… Ну, вот… Так решили мы. Сейчас подготовительные работы закончены. Миллионы ждут доклада. И если дело с энергетикой не так плохо, — от Молибдена и его группы останется пыль. Мы разнесем его в пух и прах.
— Значит, ждать?
— Да… Придется две декады подождать.
— Сессия Совета семнадцатого?
— Семнадцатого! Начало работ в 12 часов.
— Так.
Павел задумался.
— Думай, не думай, а приходится ждать. Ничего не поделаешь.
— Я не о том… Видишь ли, я хотел бы повидать перед сессией Молибдена… Не поехать ли мне в Москву? Как ты думаешь?
— Не понимаю, для чего тебе понадобилось это свидание.
Павел смутился:
— Я и сам не знаю… Но Молибден так настойчиво приглашал меня. Может быть…
— Как хочешь. Можешь, конечно, побывать и у Молибдена. Работать ты все равно ведь не станешь сейчас. Я на твоем месте ничего не мог бы делать до разрешения вопроса.
Павел встал.
— Ты убедил меня! — протянул он Нефелину руку. — Я лечу в Москву… Значит, до сессии!
— До сессии!
Через час он покинул Магнитогорск.
Уезжая, Павел даже не предполагал, при каких необычайных обстоятельствах он попадет обратно в этот город. В эту минуту мысли Павла витали уже далеко впереди, в центральном городе СССР, Москве.
* * *Этот особенный, единственный в СССР город, построенный в начале третьей пятилетки, сверкал внизу под солнцем белыми и голубыми красками дворцов, синевой искусственных озер, зеленью огромных парков.
Широкие проспекты лежали правильными геометрическими линиями, пересекаясь под прямыми углами, образуя то там, то тут строгие четырехугольные площади. Зеленые бульвары стрелами пронизывали белые и голубые шеренги строений, вонзаясь в круглые сады и парки.
Там, где кончался город, на южной стороне, поднималось розовое циклопическое здание. Оно стояло над Москвой, точно гигантская гора, и проспекты с десятиэтажными дворцами казались по сравнению с этим зданием микроскопической пылью.
Стеклянный свод поднимался к облакам, которые курились вокруг, точно папиросные крошечные дымки.
— Совет ста! — крикнул кто-то за спиной Павла.
Стеклянный коридор самолета наполнился пассажирами, спешившими лишний раз полюбоваться чудом архитектуры. Восторженные восклицания сыпались со всех сторон. Особенное же восхищение вызывал дом Совета ста среди тех, кто видел его впервые.
Ни в одном городе мира нельзя было встретить такого здания. Американские небоскребы и те во многом уступали этому колоссу. Дворец Совета ста вызывал уважение еще и потому, что в СССР глаза всех привыкли к десяти, пятнадцатиэтажным зданиям, а это чудовищное сооружение опрокидывало все представления об архитектуре, врываясь в мозги, как потрясающее сновидение.