Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
— Люди добрые, сюда… Караул!..
И вот как раз в ворота, к чрезвычайному удивлению боярина, въехали несколько румынских офицеров и жандармов. Обрадованный Дука бросился навстречу дорогим гостям с радостными объятиями. Схватился за стремена.
— Помогите… помогите мне…
Офицер удивленно вскинул бровями:
— Что такое?
— Вот… Вот большевик, — крикнул Дука, указывая на спокойно стоящего Степана, — расстреляйте… расстреляйте его скорее!.. Это коммунист… большевистский шпик.
Офицер захохотал:
— Смотри, на знакомого нарвался… Это что, твой приятель, Степан?
Македон усмехнулся:
— Встречались когда-то, давненько, правда, но встречались.
«Офицеры» и «жандармы» подхватили под руки до смерти удивленного Дуку и подвели к Степану. Офицер — Загареску, — спросил:
— Ну… что с ним делать? Расстрелять или?..
— Да нет, для такой собаки много чести расстреливать… Эту суку мы повесим на его воротах. Пусть из петли осматривает свои поля.
— Правильно… Эй, веревку!
Дуку, бессильно сопротивлявшегося, подтащили к воротам.
Один из повстанцев полез на ворота с веревкой.
— Ишь, хорошо нажрался… Мало тебе было? — спросил Загареску. — Глянь, пузо как расперло. Не хнычь — в рай попадешь… К богу же посылаем!..
К Степану, искоса смотревшему на побледневшего боярина, подбежал Кодрияну.
— Можно всем заходить?
Степан кивнул головой.
— Аплугурулы знают?..
— Да.
Кодрияну после этих слов сунул в рот два пальца и громко свистнул. И тут же из огромного боярского сада пестрой толпой полились во двор повстанцы, вооруженные с ног до головы.
Загареску отпрыгнул от боярина, сказав ему:
— Ну, прощайся, боярин, с поместьем… Тяни-и-и-и!..
Боярин икнул, дернулся и, болтая ногами, поехал в царство небесное, в светлые дворцы боярского бога.
Через полчаса усадьба пылала. Плугурулы соседних сел, ранее предупрежденные, спешно вывозили с боярского двора зерно, муку, фрукты и угоняли к себе скот. Загареску командовал:
— Бери, бери, люди добрые! Этому мертвяку все равно уже ничего не нужно.
…Вернулись снова в родные Кодры. За спиной пылал горизонт — светился багряным пожаром боярской усадьбы.
Ай, вы испачкаете мне белье!
Через два месяца в Кишиневе, на квартире у Мушатеску, в кругу партийных товарищей Степан рассказывал о себе. Рассказал, как встречали их крестьяне, с какой радостью и искренностью исполняли они поручения повстанцев и как заботились об их отряде, предупреждая о румынских войсках.
Но потом нагнали слишком много войск, и им пришлось спрятаться. Очень плохо стало. Куда ни сунься, повсюду пулеметы, а людей губить зря не хочется. Вот почему они переехали и засели в Буджаке. А сейчас придумали новый план: раздобыть побольше оружия и денег, связать свое выступление с рабочим и однажды вступить в последний бой…
Только наутро Степан ушел от Мушатеску, прижимая к груди продолговатый тюк нелегальной литературы и ощущая в кармане солидную сумму денег.
Сердце Степана радостно стучало при мысли о том, что половина дела уже сделана и что вопрос с оружием все-таки более-менее решен. Не было никакого сомнения, что оружие они получат. Быстро шагая по шумным улицам, весело поглядывая на лица прохожих, Степан шел к рабочим окраинам, где его ждала подвода, которая через два дня перенесет Македона в далекий пещерный Буджак. От этой мысли становилось еще веселее и приятнее.
Но вот на углу одного из переулков Степан встретился с кривым, седым человеком, с каким-то неприятно-знакомым лицом. Где он видел этого человека?
Степан быстро оглянулся и снова увидел неприятное лицо человека, который тоже оглянулся на Степана. Македон тут же почувствовал неприятность этой встречи и вместе с тем ощутил нависшую над ним опасность. Но он никак не мог вспомнить, где ему приходилось встречаться с этим неприятным лицом. Он напрягал свою память, но ничего не мог вспомнить. А прохожий стоял и словно думал о чем-то, нерешительно поглядывая в спину Македону.
Когда Степан в очередной раз оглянулся, он заметил, что за ним идет седоватый человек, высоко подняв воротник и спрятав лицо под низко надвинутыми полями фетровой шляпы.
И вспомнил Степан, узнал по резким движениям рук, упрятанных в глубокие карманы. Так двигал руками человек, которого били рабочие у фабрики Левинцу.
Вспомнил Степан — и узнал.
Холодом пронеслось в уме Степана, что это — шпик.
Он пошел быстрее, путая шаги в глухих закоулках, пытаясь сбить с толку шпика Кавсана.
Кружил Македон по закоулкам больше часа, но шпик не отставал. Забежав за угол глухого переулка, Степан присел, разъяренный, возле водостока. Послышались быстрые шаги шпика. Он подбежал к углу, но не успел повернуть в закоулок, как его сбил с ног страшный удар кулаком в зубы.
Степан перепрыгнул через него и побежал, все время сворачивая то направо, то налево. Но и шпик, быстро очухавшись, тут же вскочил на ноги и, вытащив револьвер, бросился вдогонку за Степаном.
Задыхаясь от быстрого бега, Степан покружил несколько минут по глухим переулкам и оказался у высокого забора, который отгородил большой сад от дороги. Недолго думая кузнец перемахнул через забор и притаился в густых кустах бузины, прислушиваясь к топоту ног приближавшегося шпика.
Возле забора Кавсан остановился и внезапно, подстегнутый истым чутьем опытного шпика, полез наверх, держа револьвер наготове.
Ничего опасного нет… Тихо.
Шпик, поколебавшись минуту, тяжело прыгнул в кусты, но не успел подняться, как на него посыпались удары кузнеца. Степан нещадно бил, молотил тело шпика…
Убедившись, что шпик находится на полпути на тот свет, Македон забрал у него револьвер, поднял тело шпика и, перебросив его обратно за забор, быстро пошел через сад.
Однако нужно быть слишком наивным, чтобы думать, будто шпика можно послать на тот свет таким кустарным способом. Его лупили кулаки и покрепче. Старого Кавсана молотил не один десяток рук, но разве после этого шпик работал с меньшим запалом или, может, у него ослабло здоровье? Ничего подобного.
Ударившись о землю так, что затрещали все кости, шпик приоткрыл глаза, болезненно прищурился и, охая и кряхтя, поднялся на четвереньки. Пошарил по карманам. Револьвера нет. Но под пальцами оказался кругленький жандармский свисток. Кавсан сунул его в рот. Тревожные свистки понеслись по щелям переулков, призывая кого-то. Где-то свистнули в ответ. Быстрой рысью подбежали трое жандармов. Кавсан заговорил с ними.
…Выскочив из сада, Степан повернул направо и попал в какой-то двор. Где он оказался, как ему выйти туда, куда надо, где его ждала каруца, Степан не знал.
Увидев во дворе какую-то женщину, развешивавшую белье на туго натянутых веревках, Македон крикнул:
— Эй!.. Куда ближе всего пройти для…
И не договорил Степан — так быстро забилось сердце. В глаза Степану впился радостный взгляд Стехи. Она бросилась к нему:
— Степан… Степан!
Упала головой на широкую грудь, и слезы покатились из ее глаз весенним половодьем. Они замерли, не находя нужных слов, и стояли, пока пронзительный свисток полицая не разрезал тревожно воздух. Степан тут же очнулся и опасливо прислушался:
— Гонятся… За мной бежит шпик… Говори, где спрятаться?
Стеха отшатнулась, испуганная:
— Тебя ловят гоцы… Гонятся?
И, не раздумывая долго, потянула Степана за рукав в сарайчик. Толкнула его туда, сказала, чтобы он лег, и прикрыла разным тряпьем. Степан прижался к стене, и через минуту его огромное тело было спрятано под грудой желтых циновок и разного старья.
Стеха поспешно выбежала во двор, быстро перетащила веревки к двери и поспешно начала развешивать возле самых дверей широкие полотнища разного белья.
И весьма своевременно.
Потому что во двор вбежал, ковыляя и спотыкаясь, избитый до крови шпик Кавсан в сопровождении двух полицаев. Шпик бросился к сараю, какое-то особое чутье шпика гнало его туда. Но Стеха завизжала: