Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый

— Здесь подъем! — предупредительно сказал Нефелин, помогая Павлу пройти к кабинам.
В полной тишине они поднялись по лестнице в репортерскую и, толкнув дверь одной из кабин, вошли в полукруг, полный фиолетового света.
Первое, что бросилось в глаза Павлу, был экран, который струился фиолетовыми огнями. Потом Павел увидел стол и за столом фигуру человека.
— Как дела, Яхонт?
Человек за столом, не поворачивая головы, буркнул:
— Ловлю Керчь, но она ускользает, точно вода между пальцев.
— Что-нибудь интересное?
— Интересное? Не знаю. Я хотел только посмотреть, как поживает нефть в Джарджавах.
— Она еще идет?
— Вряд ли, но я все-таки должен убедиться в этом.
— Со мною Стельмах. Он хотел бы познакомиться с репортажем.
— А-а Павел Стельмах? Привет, привет! — сказал Яхонт, не поворачивая головы. — Ну вот, может быть, с твоим приходом дело пойдет лучше. Хотя должен сказать, моя линия весьма капризная.
Разговаривая, он сновал руками по столу, работая на системе выключателей, как на пианино.
— Между прочим, — сказал Павел, — как это, может быть, ни странно, однако я до сего времени не удосужился познакомиться с устройством телефотоприемников.
— Как? — удивился Нефелин. — Ты не знаешь таких пустяков?
— Представь себе!
— Но ведь это же проще автомобиля…
— И однако… Впрочем, принципы устройства телефотоприемников мне знакомы по школе. Помню, что вся суть заключается в быстро вращающейся оптической системе, которая отбрасывает изображение наблюдаемого предмета на экран, причем оптическая система устраивается так, чтобы изображение все время смещалось в перпендикулярном движению направлении, пробегая по фотоэлементу, который помешается за экраном.
— Ну, ты прав, — хлопнул его по плечу Нефелин, — ты действительно не знаком с устройством телефото. Так эти аппараты работали много лет назад. Сигналы, которые дает фотоэлемент, настолько слабы, что даже при помощи мощных радиотелеграфных усилителей можно было производить наблюдения лишь в пределах небольшой комнаты.
Принцип работы наших приемников иной. Та оптическая система, которая раньше отбрасывала изображение предмета на фотоэлемент, в новом ее приложении сама служит для освещения предметов. Объекты же передачи освещаются острым, ослепительно-ярким лучом, который обегает всю поверхность объекта, отбрасывая рассеянный свет на батарею больших фотоэлементов, соединенных параллелью. Ты, конечно, понимаешь, что импульсы при таком устройстве гораздо сильнее, они легче поддаются усилению и без труда могут быть переданы в линию.
— Ну, это приблизительно то же самое. Меня более всего интересует техника приема. Вот здесь-то уж я полный невежда.
— Прием так же прост, как и передача. Поступающие на приемную станцию электрические токи трансформируются в световые пятна, которые располагаются на экране в таком же порядке, как они были на освещенном объекте. Это достигается при помощи неоновых ламп, поставленных в фокусе оптической системы аппарата. Теперь представь себе, что механизмы оптических систем приемной и передающей станций движутся совершенно синхронно…
— Линии совпадают и…
— Совершенно верно! — подхватил Нефелин. — Я удивляюсь, как ты не знал этого. Ведь это же стариннейший аппарат. Первые опыты телевидения по этой системе были осуществлены телефонной компанией Белля в Нью-Йорке в 1927 году. Правда, последние годы внесли в передачу и прием ряд весьма существенных изменений, но принцип действия остался тот же.
Во время этого разговора на полупрозрачном экране скользнули темные тени.
— Поймал! — вскричал Яхонт.
Фиолетовый свет потух.
Полупрозрачный экран потускнел, но тотчас же засветился снова, и перед глазами всплыли знакомые очертания Керчи — промышленного центра старого Крыма.
По экрану проплыли длинные корпуса йодных заводов, бетонные громады заводов химикалии, фабрики минерального мыла, консервные заводы, рыбные промыслы, заводы строительных материалов, химические и металлургические заводы.
Экран, пронизывая пространство, мчался сквозь ряды промышленных колец.
  
Вдали показались дымы над судостроительной верфью. Яхонт сделал переключение, и по экрану промелькнул гигантский 60-километровый акведук, переброшенный через голубой пролив.
Новое переключение понесло экран по хлопковым и табачным плантациям. Быстро пронеслись санатории-отели грязелечебниц.
— Стоп!
Экран, как бы вздрогнув, остановился. На полупрозрачной поверхности медленно потянулись черные нефтяные промыслы Джарджавы.
— Дай крупный план! — сказал Нефелин.
Яхонт повернул выключатель. Но тотчас же фиолетовый свет брызнул по экрану, и телефото прекратило прием.
— Седьмой раз сегодня! — с досадой произнес Яхонт. — Только-только поймаешь и вот на самом интересном месте — обрыв.
Нефелин взял Павла под руку.
— Ладно, лови! Мы пойдем посмотрим другие линии.
Переходя из кабины в кабину, где репортеры неутомимо ловили события и тут же составляли отчеты о виденном, Павел не мог отделаться от странного, волнующего впечатления. Ему казалось, что из темного зала репортерской он глядел телескопическими бесстрастными глазами на мир, открывая, точно клапаны, один глаз за другим.
Уловив его настроение, Нефелин сказал:
— Первые дни работы в репортерской оставляют сильное впечатление. У меня было такое чувство, как будто, оставив где-то все туловище, я воткнул сюда гигантскую голову и рассматриваю человеческий муравейник. Но это ощущение быстро пропадает.
Они вошли в кабину северных линий.
На экране, перед которым сидел репортер, тянулись водные пространства. Прекрасные города теснились по берегам. Пароходы, катера, моторные боты, шхуны и парусные лодки сновали по реке, и белые клубы дымков распускались ватными цветами над водной поверхностью. Вздымая волны, мчались быстрые глиссеры. Легкие байдарки пробирались в этом живом лабиринте бортов, ловко лавируя и прыгая на волнах.
— Новосибирск? — спросил Стельмах.
— Ангароград! — ответил Нефелин.
— Как? Это Ангароград? Я не предполагал, что он…
— Так вырос? Но если ты не веришь — получай доказательства! Неон, дай гидростанцию!
Человек за столом сделал переключение. Город перевернулся и боком вышел из плана. На экране взлетело циклопическое здание. Оно — точно руку — протянуло поперек Ангары величественную плотину, властно взнуздав реку бетоном и турбинами [6].
— Узнал?
— Теперь да! Но лет пятнадцать назад, когда я осматривал Ангарскую гидростанцию, здесь был захолустный город.
— Мало ли что было! — пожал плечами Нефелин. — В 1928 году берега Ангары и вовсе были пустынны.
— Но все-таки…
— В этом нет ничего удивительного. Уже один Ангарский комбинат с его электролитными и металлургическими заводами вызвал к жизни обширнейший город. А с тех пор как были пущены гидростанции Малая Ангара и Мунку-Сардык на Иркуте, этот район в несколько лет перегнал крупнейшие города Республики. Большое значение на развитие этого края оказал, конечно, Черемховский угольный бассейн и богатейшие выходы богхедов. Как видишь, здесь крепким узлом увязаны нефть из богхедов, уголь, дешевая электроэнергия и прекрасное водное сообщение с месторождениями руды. Теперь понятен тебе необычайный рост в этом районе металлургических и машиностроительных заводов? Ну, а там, где индустрия, естественно возникают и города.
— Как я отстал, — задумчиво произнес Павел. — Я вижу, что за годы работы в сферическом гараже Республика стала для меня прекрасной незнакомкой.
— Я хотя и не вижу в этом большой опасности, однако мне кажется, что нашим ученым не вредно было бы читать газеты повнимательнее.
— А время? Время? — возразил Павел. — Человеку так мало отпущено жизни на земле и так много задач он должен разрешить за короткий срок своего существования, что, право, порою не знаешь, что же в данный момент наиболее важно для тебя. Иногда, думая о прошлом человека, когда половину дня он отдавал производству, я прихожу к выводу, что у людей тогда все-таки было больше времени познавать. Мы же, работая для Республики всего лишь 20 часов в месяц, не имеем времени, чтобы знать даже половину того, что крайне необходимо для нас.