Запах Вереска (СИ)

Семья была всеми своими конечностями только «за». Накал страстей в Блодхарте неумолимо приближался к очередной отметке «БЛЯ, СЕЙЧАС ОПЯТЬ РВАНЕТ!!!». Так что, все обитатели в это весьма милое утро собрались на кухне замка, чтобы решить, что делать и как жить дальше. И это ни в коем случае не было массовым бегством! Они совершенно не прятались и поминутно не бросали настороженные взгляды в сторону забаррикадированных дверей.
- А вдруг, пока мы тут, они опять подерутся? – встревоженно спросила Эрика и крепче прижалась к своему парню.
- Да, лучше бы подрались, чем все это! – зло рыкнул Уолтер и до треска сжал в руках кружку с ароматным кофе.
- Типун тебе на язык, – сверкнув глазами, проворчал Джулиан, и его передернуло, – мне и последнего их раза хватило.
- И что будем делать? – растерянно спросил Эдвард.
Семья тяжело вздохнула, а слуги молча поддержали. Ответа на этот вопрос не было. Шла третья неделя Холодной Войны...
Флешбэк
- ... Беспринципные, глупые, недальновидные, безмозглые идиоты! Какого... – взбешенные «бла, бла, бла» Кайрена Валгири были слышны если не во всем замке, так уж точно в большей его части.
В данную минуту вышеупомянутый индивидуум щедро полоскал мозги своих племянников, а те, опустив головы, молча соглашались со всеми словами. А резон возражать? Это то же самое, что переть против скоростного экспресса. Алана хватило всего лишь на семь минут. После, он просто поморщился и вернулся в огромную гостиную, где находились их «гости». Испуганно вздрагивающие после каждого рыка и насторожено косящиеся на натянутые улыбки Маркуса и Дианы. Эрика с Джулианом бегали вокруг пострадавших, пытаясь помочь каждому и четко исполняя каждый отрывистый приказ доктора Эбота.
В комнате царила неразбериха, а в воздухе витало нервное возбуждение вперемешку с резким запахом лекарств и каких-то настоев. Даже будучи человеком, Салливан чувствовал состояние окружающего его разношерстного народа. Но сил на что-то больше не было. Он просто опустился на мягкий ковер рядом с креслом и привалился к нему плечом. Прикрыв глаза и вслушиваясь в голоса вокруг, он глубоко ушел в мысли.
Весь их план удался по всем пунктам, если, правда, не считать то, что их все-таки спалили. Но это все цветочки, ягодки были впереди, и о них Алан, ох, как не хотел думать. И дело было совсем не в чересчур слабонервном дядюшке со стальными челюстями. Проблемой было то, что сделал он. Глупо было надеяться, что о его звонке не узнают. Уже часов эдак через пять (Алан очень надеялся, что благородный агент ФБР Роджерс сможет героически отстоять его задницу перед начальством. «Начальство» же может легко настучать папе, и тогда даже планетарная катастрофа покажется дохлым писком по сравнению с Робертом Салливаном) нагрянут по его душу. Интересно, он успеет рвануть в Антарктиду и прикинуться местным пингвином? Продуктивные мысли насчет побега прервал тихий шорох одежды и мягкий скрип кресла.
- Ты самый безбашенный человек, которого я когда-либо встречала, – раздался над головой женский глубокий голос.
- Мне об этом никогда не дают забыть, – губы расплылись в улыбке, и, распахнув глаза, блондин посмотрел в смеющиеся голубые глаза спасенной им волчицы.
- Ты спас нас, – успокаивающе погладила живот женщина и, поморщившись, дернула ошейник, который все еще был на покрасневшей шее.
- Там был не только я, цыпа, – ответил дизайнер, но через секунду нахмурился, – почему эта фигня все еще на тебе?
- На этот вопрос тебе могу ответить я, – мягко прервав беременную девушку, произнесла Диана и накинула теплый плед на все еще подрагивающие плечи, – никто из нас не может в этом помочь им.
- Что это за хрень вообще такая? – не выдержал американец.
- Это – Капкан, – опустившись на мягкий пуф, ответила хладная, – он подавляет в нас нашу суть. Делает слабее и не позволяет перекинуться. Оно высасывает из нас силы, и потому замедляется регенерация. И именно из-за него блокируется связь с вожаками, что у оборотней, что у вампиров.
Алан даже вскочил с места, обеспокоенно глядя на укутанную в плед волчицу.
 
- Тем более, – возмущенно произнес он, – она же с ребенком! Эта штука может навредить им!
- Ал, мы не можем его снять, – виновато ответила Диана, – Капкан вяжется на крови. Если бы на нем была слабая кровь, то мы бы без проблем взломали его. Но он смазан слишком древней кровью, причем правящей. Если мы попытаемся снять его, то запертый внутри зверь может не выдержать и сойти с ума от боли. И так со всеми ими.
Молчавшая до этого девушка закусила губу и отвела глаза, но Алан успел увидеть, как увлажнились ее глаза. И это было несправедливо, черт побери! Он не для того спасал ее, чтобы сейчас позволить опять пострадать. Лихорадочно работающий мозг искал выход из сложившейся ситуации. И стоило только взгляду наткнуться на Гора, сидящего с забинтованной СВОБОДНОЙ шеей, как в дремучих извилинах вспыхнула лампочка.
- Кто снял с Гора ошейник? – не отрывая глаз от оборотня, спросил он.
- Кайрен, самый старший из нас и могущественный, – обреченно вздохнула Диана, – и перед тем, как ты полезешь под его клыки, хочу сказать, что Маркус уже все волосы себе повыдрал, споря за это. Ри отказался помогать.
- Почему? – искренне удивился Алан, – а где все эти волчьи лозунги типа «один за всех и все за одного»?
- Мы не его стая, – тихо произнесла молчавшая до этого волчица, – Черный Альфа никогда никому не помогает, не жалеет и не прощает.
- Ему не надоело амплуа плохого парня? – с поднимающимся раздражением процедил американец, – серьезно, опять возомнил себя одиноким бандитом со стальными яйцами из старых вестернов? Так я ему сейчас его этот вестерн кое-куда так глубоко засуну, что будет у меня национальный гимн пацифистов петь фальцетом. Вожак доморощенный!
- Алан, не надо, – еле успев ухватить его за руку, обреченно заныла Диана.
- Надо, дорогуша, – сверкнул сталью глаз блондин и, мягко убрав ее руку, решительно направился к кабинету, – пиздец как надо.
В ту ночь Диана сказала, что Кайрен вызверился на весь мир. Видит Бог, Алан понимал его и так, как, наверное, никто вокруг. Он понимал его склочный характер, его ледяное безразличие, даже жестокость и безумие, которое порой так живо плескалось на дне золотых глаз. Он понимал, почему старший Валгири перестал верить остальным оборотням и почему остался равнодушен к тому, что сотворили с ними. Но сегодня лимит его сочувствия был исчерпан. Все имеет свои границы и красиво в своих рамках. Месть на то и месть, чтобы никогда не забывать о ней, но если забыться, то она попусту превращается в жестокое преступление. И сейчас Кайрен Валгири собрался совершить одно такое против кучки измученных и беззащитных. Кого он здесь собрался карать своей (кто бы сомневался) справедливой дланью? Женщин, детей или юнцов, скулящих словно щенки, почуявшие огромного и опасного зверя?
Алан не был святым и маразмом в стиле «Пусть во всем мире будет мир» никогда не страдал. Он не сопливый мальчик-одуванчик и не розовая черлидерша, чуть ли не писающая от восторга, видя котят-зайчат-щенят и прочую умилительную туфту. Сила денег – это да, деньги вообще хорошая мотивация, как и власть, ну и прилагающиеся к ней хорошие связи. Проза жизни, что поделаешь? Только вместе с порой слишком паскудными чертами характера жила и жалость. Рядом с ней тихо трепыхалась маленькая искра совести, возросшая сегодня до слишком больших размеров, и, наконец, человечность. Чего было в нем, наверное, непозволительно много. Именно из-за нее он сейчас и собирался сунуться в пасть волка.
На периферии мелькнула мысль, что это вообще не его дело. Оно не касалось его с самого начала. Он мог бы забить на все и равнодушно остаться в стороне и тогда, когда Эдвард сказал, что исчез какой-то Гор. Мог бы позволить сумасшедшему вампиру вспороть живот незнакомой и абсолютно чужой девицы. К тому же, еще и оборотня. Мог бы оставить их всех там и уйти, выбросив из головы тонкие, слабые пальцы исхудавших пленников, вцепившихся в прутья решеток, стоило ему лишь заставить вампира вскрыть замок одной из клеток. Так же, как и сейчас, мог развернуться и вместо того, чтобы идти к Кайрену отправиться к себе в комнату. Его бы никто не остановил и даже не осудил. Но он с упрямостью осла продолжал переть вперед и вляпываться из одной истории в другую. Потому что у Джера сердце не выдержало бы, если бы сын так и не вернулся. Волчица успела стать цыпой, назваться Эвой и мягко улыбаться, поглаживая живот, словно пытаясь успокоить еще не рожденное дитя. И он бы никогда не смог забыть те взгляды, которыми его сейчас провожали до двери кабинета. Они смотрели на него, словно он был их персональной последней инстанцией, после которой либо рандеву с Богом, либо еще с десяток рассветов впереди. От этого хотелось зябко повести плечом, потому что он не был всемогущим. Он был всего лишь человеком...