Полный нокаут (ЛП)

— Джексон, ты пьян. Иди домой, — приказывает тот, что повыше, поворачиваясь спиной.
— Деритесь со мной, вы, киски! — требует он, сплевывая слюну на серый гравий рядом с собой.
Второй охранник едва ли вздрагивает. Он расслаблен, ему ни в малейшей степени не угрожает демонстрация агрессии Джексона. Вместо того, чтобы выполнить требование пьяного Джексона, охранник бросает в него рубашку.
— Приходи, когда протрезвеешь, чувак.
Они исчезают внутри, оставляя Джексона снаружи в одиночестве. Он яростно рычит, прежде чем отвести руку назад, развернуться и ударить в бетонную стену.
— Черт! — Он поджимает руку и сгибает пальцы. — Черт! Пошли вы!
Кровь стекает с его костяшек, капая на бесцветные камни. Я делаю шаг вперед, и мои ботинки шаркают по гравию. Прижимая руку к груди и пачкая ее кровью, Джексон поворачивает голову в мою сторону.
— Какого черта ты здесь делаешь?
Что ж… Думаю, кто-то не в настроении меня видеть. Его агрессивный тон на меня не действует. Я позволяю словам скатиться прямо с моих расправленных плеч.
— Я пришел поговорить.
Я засовываю руки в карманы джинсов.
Джексон фыркает и неосознанно начинает ходить взад-вперед.
— Тебе чертовски не повезло. Я не в настроении разговаривать.
— У тебя никогда нет настроения.
Наступает тишина, когда он засовывает руку в свою черную футболку.
— Дай угадаю. Ты здесь, потому что Оливия не простила тебя, и ты хочешь, чтобы я все исправил?
Я сжимаю челюсти, а затем расслабляю их.
— Мне не нужно, чтобы ты что-то делал. Я могу уладить все с Оливией. Я здесь, потому что…
— Потому что Селена расстроена, что я накричал на нее, и она позвала тебя, чтобы спасти положение.
— Нет, я здесь…
— Потому что ты…
— Может, ты заткнешься и дашь мне закончить? — огрызаюсь я.
— Нет, это ты заткнись! — Он качает головой, враждебно настроенный, и делает шаг вперед. — Мне надоело слушать твою болтовню. Я устал всегда быть вторым после тебя!
Он шагает вперед, пока не оказывается прямо передо мной. Я хочу ударить его. Я хочу врезать ему прямо в глаз и дать по мозгам. От него пахнет виски и сигаретами. Запах исходит не из дыхания, а от кожи.
— Зачем ты искал меня? Чтобы поговорить о сегодняшнем дне? Чтобы поговорить о том, что ты сделал?
Я хмурюсь.
— Что я сделал? — Я вынужден хорошенько подумать, а потом меня осеняет. О, он говорит о Селене. — Это ничего не значило, Джекс. Все это было частью плана.
— А во второй раз? Когда ты схватил ее, будто она твоя?
Я кладу руки на бедра, понимая, к чему весь этот детский спектакль. Ему не понравилось, как я коснулся до «его» женщины. В свою защиту скажу, что она не его.
— Я думаю, что ты это преувеличиваешь.
Он с минуту качает головой.
— Преувеличиваю? Ужасно забавно слышать это от тебя, придурок. Буквально на днях утром ты заставил меня поменяться местами, когда Оливия положила на меня ноги.
— И что? По крайней мере, все знают, что она моя. По крайней мере, я даю ей понять, что она принадлежит мне. Ты не можешь претендовать на то, чего на самом деле не хочешь, в ту минуту, когда к этому прикасается кто-то другой. Сколько тебе, семь?
Он отступает назад, его лицо искажает гримаса ярости.
— Знаешь, чего я хочу? Я хочу ударить тебя.
Я ухмыляюсь. В этом разница между нами. Он угрожает, я выполняю. Если бы он целовал Оливию, я бы уничтожил его еще в «Арии».
— Сделай это, если тебе от этого станет лучше, но тебе хочется надеяться, что ты сможешь опередить меня.
С тяжелым выдохом Джексон проводит футболкой по лицу, стирая пот.
— Зачем ты нашел меня? — Его тон ровный и спокойный. Я наслаждаюсь моментом, потому что в ту секунду, когда я расскажу ему об Оливии, он сойдет с ума. — У меня такое чувство, что не для того, чтобы спасти меня от самого себя.
Я пожимаю плечами.
— Ты знаешь, что я позволяю тебе самому разбираться со своим дерьмом. Это слишком сложно для меня.
Он усмехается, делая еще один шаг назад, но не спуская с меня своих уставших и напряженных глаз.
 
— Оливия беременна. — Как я и ожидал, атмосфера снова становится напряженной. — Я стану отцом, Джекс.
Яркое солнце над головой освещает его кожу, заставляя ее казаться очень бледной и даже зеленой между бесчисленными татуировками.
— Так вот почему ты пришел сюда? Чтобы сообщить свои «хорошие» новости, пока я тону в гребаных проблемах?
Черт возьми. Я поднимаю руку и зажимаю переносицу. С пьяным Джексоном не поспоришь. Неважно, что я ему скажу, он свалит все на меня, втягивая меня в свои проблемы и обвиняя во всем.
— Почему мое счастье так сильно бесит тебя? — спрашиваю я. К черту ходить вокруг да около.
— Почему? — повторяет он, крича. — Да ладно, Сет, ты сам это сказал. У тебя есть все, чего хотел я, а не ты. Я хотел бойцовской карьеры, хорошую жену, большой дом, семью… Я хотел семью.
Он спотыкается, делая еще один шаг назад, и я делаю шаг вперед, но он замахивается на меня руками, предупреждая. Когда Джекс выпрямляется, то начинает расхаживать взад-вперед.
— У тебя все еще может появиться.
— Я не такой, как ты! — огрызается он. Я смотрю на его сморщенное лицо и темные глаза. — Я не могу драться публично. Когда я дерусь, это напоминает мне об Амелии, и я не могу сломаться перед тысячами людей. Я чертовски уверен, что у меня не может быть таких отношений, как у тебя, потому что я в жопе. Я облажался, для меня нет спасения! — Я смотрю, как он подходит к «Лаки» и приваливается к грязной стене, поверженный. — Я застряну здесь. — Он жестом указывает на бар. — Буду драться в нелегальных заведениях и встречаться со случайными девушками. Умру в одиночестве. Никто не может любить меня так, как Оливия любит тебя. Я не заслуживаю такой любви.
Я переступаю на левую ногу.
— Селена люб…
— Селене нравится то, что я с ней делаю. — Он несколько раз проводит зубами по нижней губе, прежде чем снова заговорить: — Она хочет изменить меня… Но даже я знаю, что если ты глубоко влюблен в кого-то, то любишь его таким, какой он есть, а не таким, каким он мог бы быть.
Простое решение.
— Тогда оставь Селену и найди кого-нибудь другого.
Плечи Джексона опускаются, и он оседает, неестественно изгибаясь в позвоночнике.
— Я не могу оставить ее…
— Из чувства морального долга?
— Из желания! — Он выпрямляет спину и расправляет плечи. — Из одержимости и похоти. Я прилип к ней как граната, привязанная к бедру. Я не могу заставить себя уйти, даже если бы попытался.
— Потому что ты любишь ее.
Он качает головой, и его черты лица смягчаются.
— Потому что мне нравится то, что она делает со мной… Потому что мне нравится страсть, которую она пробуждает во мне. Другие видят огонь в моих глазах и боятся его, но не она, нет. — Его губы дергаются, и он опускает взгляд на свои ботинки. — Она видит огонь и хочет поиграть с ним.
Звучит как любовь. Он влюблен. Этот идиот влюблен, но отказывается это увидеть.
— Может быть, пришло время перестать фокусироваться на том, чего ты заслуживаешь, и сосредоточиться больше на том, что у тебя есть, — говорю я… И не уверен, для него это или для меня.
Я не знаю, как долго стою там, молча наблюдая за ним, но после первых десяти минут становится ясно, что наш разговор окончен. Несмотря ни на что, я остаюсь еще немного, чтобы показать ему, что я здесь ради него. Это меньшее, что я могу сделать, учитывая, что именно из-за меня он теряет контроль. Когда солнце становится слишком ярким, я ухожу.
— Ты собираешься прекратить драться, не так ли? — кричит Джексон, заставляя меня остановиться и обернуться. Это звучит не как вопрос… Скорее как утверждение типа «я уверен в этом».
Я киваю, щурясь от солнца.
— Да.
Я дал Оливии обещания, которые должен сдержать, которые хочу сдержать. Я давал себе обещания. Я собираюсь стать таким родителем, каким никогда не был мой отец. Мой дом будет наполненным счастьем и теплом. Он не будет холодным и тусклым.