Английский раб султана
— А еще что говорят о жизни Лазаря на здешнем острове? — поинтересовался юный Торнвилль.
— Разное. Вот такой случай передают. Как известно, святой Лазарь скончался в первый раз еще до Крестной смерти Спасителя и Господа нашего, то есть тогда, когда даже праведники, нося в себе проклятие первородного греха, попадали в ад. Это потом Спаситель извел их оттуда. И вот, попав в ад, увидев тамошние мучения грешников и затем будучи воскрешен, Лазарь был так потрясен, что потом всю оставшуюся жизнь не улыбался. Все творящееся в этом мире было для Лазаря нелепым и суетным по сравнению с тайной загробного бытия — и все же один раз, уже пребывая на Кипре, он рассмеялся. Увидел, как кипрский мальчишка на базаре украл горшок. Вспомнив предание о том, что первый человек был сотворен из глины, которая по сути своей есть прах, Лазарь развеселился и сказал: "Глина глину крадет". Вот так, господа мои. Сначала мы пьем из кувшина, потом обратимся в прах, из нас наделают кувшинов и будут пить, — завершил свой рассказ бенедиктинец.
У храма Лазаря англичане распрощались с этим монахом, зашли еще раз поклониться мощам человека, про которого было сказано, что он — друг Бога, и вернулись в порт.
Корабль был в полной готовности отплыть, но, по словам капитана, еще раз подтвердились нехорошие слухи о чужих кораблях у кипрского побережья: уже якобы то ли захватили, то ли потопили шедший в Фамагусту корабль. Кто — неясно. То ли сирийские сарацины, то ли мамлюки. Могли и турки, и просто пираты без роду без племени.
Однако, как бы там ни было, в Фамагусту следовало добраться обязательно, ведь, согласно поручению аббата Арчибальда Торнвилля, в этом городе полагалось закупить сирийские ткани. В общем, решили плыть дальше, держась побережья, а в уме и сердце юного Лео Торнвилля навсегда остались величественный храм Лазаря, живущие в соли летучие мыши и безымянная жрица Афродиты в своем соблазнительном танце…
И только мудрый друг Христов будет нашептывать, что и эта дива — всего лишь бренная глина, принявшая столь восхитительные формы едино по благости Творца и то на мгновение по сравнению с вязким течением Вечности.
4
Фамагуста встретила путешественников тягостным и напряженным ожиданием беды. Прямо в порту толпились вооруженные люди, стояли большие бомбарды, готовые обрушить свой огонь на врага, а поддерживали их орудия на башнях и куртинах [22] лузиньянского замка-цитадели и пристроенной к нему крепости, окружавшей город.
Англичан долго не впускали в порт. И только после того, как к их коггу подошла лодка с вооруженными досмотрщиками и они удостоверились в том, что имевший намерение войти в порт большой, хорошо вооруженный когг — действительно английский корабль, груженный лимассольским вином и сахаром, ему отвели место для якорной стоянки.
Лео Торнвилля, капитана и сопровождавших их двух цистерцианцев пригласили для разговора к капитану порта. Тот, посеревший и осунувшийся от забот, попросил извинения за причиненные неудобства и затяжку времени, после чего перешел сразу к делу. (Разговор между иностранцами, опять же, как было с командором-испанцем в Колосси, шел на кое-какой латыни, но со стороны чиновника уже больше похожей на итальянский.)
— Неподтвержденные, но многочисленные слухи заставляют принять меры к возможному отражению нападения. Поэтому, конечно, вам придется и в дальнейшем претерпеть некоторые неудобства, в первую очередь связанные с тем, что наш подеста полностью запретил ночную жизнь и вход-выход из города. Вы обязаны знать, что в создавшемся положении… В общем, город вынужден рассчитывать на вас, как и на прочих гостей в это тревожное время. Вы должны представить нам опись находящегося на борту огнестрельного оружия, включая пушки, аркебузы, сарбатаны [23] и прочее, а также опись ядер и указание наличного пороха в баррелях. В случае необходимости это вооружение поступает в распоряжение городского капитана и используется для отражения врага. Льщу себя надеждой, что и вы сами, как добрые христиане, в меру сил примете участие в обороне города. По окончании военных действий вам будет возвращено все оружие и компенсированы затраты пороха и ядер тем же количеством снаряжения, если не останется — деньгами.
— Невеселая перспектива — уплыть с деньгами, но без оружия. Легкая добыча для любого неленивого! — вставил капитан когга, но капитан порта устало возразил:
— Так надо. Не я законы устанавливаю, я только занимаюсь их внедрением. Может, все и обойдется. Просто я должен вас сразу обо всем предупредить. Кроме того, если дело дойдет до боя, ваш корабль будет находиться под защитой фамагустских пушек, так что и вам от нас тоже есть польза.
— Пушек-το хоть много? — вопросил Сильвестр, на что фамагустец злобно ответил:
— Задай этот вопрос в городе — и попадешь на виселицу!
Мы могли бы удовлетворить любопытство брата-казначея, однако жанр этого произведения никак не позволяет автору из двадцать первого столетия вступать в прямой диалог с персонажем из столетия пятнадцатого. Однако пусть хотя бы читатель узнает то, что не узнал цистерцианец.
Когда Фамагуста находилась в состоянии переходного периода от генуэзцев к венецианцам, ее укрепления вовсе не напоминали те, что перенесли 11-месячную осаду турок в 1570–1571 годах. Нет, те были воздвигнуты позже, причем, ни много ни мало, по проекту и рекомендациям Леонардо да Винчи — гения, признанного военного инженера, приглашенного венецианцами, перепуганными турецкой осадой Родоса 1480 года. Модернизировать укрепления Фамагусты начали в 1481 году. Пока же город-порт защищали менее мощные, но все равно по тем временам первоклассные стены и башни кипрских Лузиньянов и оккупантов-генуэзцев.
В башнях стояло до пяти больших бомбард на каждой (всего числом 26), восемь — в замке. Одни только сухопутные ворота Лимассола охранялись сразу четырьмя орудиями. Три бомбарды стояли на крепостных куртинах, две — в порту, три — на таможне, одна — на лестнице Святого Стефана.
Тут и там мелькали желтые "бургундские" куртки пушкарей, из бойниц торчали дула порядка семи десятков сарбатан. Обслуживал все это адское хозяйство гарнизон, состоявший, по прикидке, из порядка 400 человек, включая обслугу более мирного характера — кузнецов, плотников и т. п.
В лучшие генуэзские времена насчитывалось до 23 капральств. В каждом — дюжина человек под командованием капрала. Из них 11 — копейщицких (пикинерских), 10 — стенных, два — охраняли коммеркию. Командовал всем капитан города — нечто вроде наместника или итальянского подесты, сиречь городского головы. Ему непосредственно подчинялись капитан ворот Лимассола, смотритель крепости, два замковых кастеллана (начальствовавших, в свою очередь, над двумя субкастелланами), два охранника порта и его капитан, а также смотритель пригорода.
32—34 поста были распределены по воротам крепости. На каждом посту было от 5 до 19 человек — на каждой башне, куртине, лестнице. Гарнизон цитадели составлял 32 человека. Если время было мирным, днем состав поста значительно сокращался (например, 1 человек вместо 8), но это не касалось важных лимассольских ворот.
Выше было упомянуто, что при них состояли 4 бомбарды. 12 человек денно и нощно охраняли сами ворота, трое пребывали в башне, 9 стерегли лестницу и 11 — куртину. Это генуэзцы поджидали с суши главного врага — кипрского короля. Когда он их одолел, естественно, стражу здесь, да и в иных местах подсократили, новых хозяев — венецианцев — как-то больше волновало возможное нападение с моря, но они, как тоже было отмечено, подошли к решению вопроса обороны позже.
Итак, Фамагуста была крепким орешком, и вид ее, суетно готовящейся к обороне, не подавал англичанам повода для радости. Им откровенно не улыбалось очутиться между молотом и наковальней. Еще бы! Раз такая твердыня не может положиться только на себя, а должна заботиться о привлечении лишних пушек и тяжелых ружей, значит, грядущая неприятность явно будет не из малых.